Искушая судьбу

Для Мары эти простые самодельные подарки стоили гораздо дороже, чем золото и драгоценности. Эти знаки внимания были сделаны руками селян, чтобы выказать свое недавно возникшее уважение к лорду и леди Кулхевена. Однако даже теперь Мара была не совсем уверена в чувствах Адриана. Говорил он редко, только спрашивал время от времени, что собираются они сделать с тем или иным домом или полем, и ни разу не посмотрел на нее, так что она никак не могла понять, что там у него было на уме.

Когда они закончили есть, вперед вышли женщины, чтобы показать, как продвигается работа над новым вышитым бельем для спальни миледи. Превосходную льняную ткань покрывало множество искусно вышитых птиц и цветов. Одеяло было набито нежнейшим гусиным пухом и тоже было расшито узором в виде цветов.

К тому времени как они, собираясь возвратиться в замок, вернулись к лошадям, солнце уже начало заходить за холмы Килкени. Адриан, взяв Мару за талию, поднял ее в седло. Потом, распрощавшись с Джоном и другими селянами, они отправились в обратный путь.

Из-за все еще продолжающегося молчания Адриана Мара была сама не своя от беспокойства. Когда они ехали заросшей травой лесной тропинкой, он вдруг остановился. По-прежнему не говоря ни слова, он слез с лошади и направился к ней. Когда он потянулся за поводьями Мунин, она, не в силах больше терпеть, вдруг выпалила:

– Ты не собираешься сказать мне, что ты обо всем этом думаешь, Адриан?

Адриан посмотрел на нее так, как будто совершенно не понимал, о чем идет речь.

– О чем именно, моя дорогая?

С каким-то странным выражением на лице он протянул руки, крепко взял ее за талию, без особого усилия поднял с седла и опустил на землю.

– Что ты думаешь о деревне, о переменах там?

Он улыбнулся, взял ее руку и нежно поцеловал.

– Я думаю, что ты замечательная женщина, дорогая. И что люди Кулхевена должны быть счастливы иметь такую госпожу.

– Так ты не сердишься?

– Нет, я не сержусь. Ты сделала то, что я должен был сделать давным-давно, и к черту все указы Протектората и Кромвеля.

Он взял ее за руку и повел к лесу.

– Адриан, куда мы идем? Я хотела поговорить с тобой об этом. Адриан…

Но у него на уме были вовсе не разговоры. Когда они дошли до берега озера, где она впервые предстала перед ним плавающей, он выпустил ее руку и повернул к себе. Когда Мара увидела его темные от желания глаза, сердце ее забилось чаще, она стояла совсем тихо, а он взял ее лицо в ладони и приблизил свои губы к ее.

Голова у нее откинулась назад, украшенная плюмажем шляпа свалилась на землю. Мара страстно ответила на поцелуй и, обняв руками его шею, погрузилась в блаженство объятия.

Никогда еще она не ощущала себя настолько необходимой кому-либо. Мара почувствовала, что ее ноги отрываются от земли, потом что снова стоит на земле, затем он выпустил ее из объятий. Открыв глаза, она увидела, что он уже сбросил ботинки и начал снимать бриджи.

Ей не нужно было спрашивать, чтобы понять его намерения, и она предвкушала предстоящее наслаждение.

– Я хочу видеть тебя обнаженной и такой же прекрасной, как в тот раз, когда ты плавала в озере. Хочу почувствовать, как твое тело соприкасается с моим в воде, почувствовать сладость твоего тела и любить тебя прямо здесь, на лесной поляне, чтобы я смог, не сдерживаясь, закричать, когда мое семя извергнется в тебя.

Звучащая в его голосе сила страсти повергла Мару в трепет.

– Да, милорд.

– Я весь горю от желания, Мара. Если ты тотчас же не разденешься и не окажешься подо мной, я просто умру.

Адриан был уже совершенно обнажен и возвышался над ней подобно великолепной статуе. Он медленно разъединил застежку ее серого шерстяного плаща, небрежно бросил его на землю и начал расстегивать пуговицы зеленого вельветового жакета. Когда у него истощилось терпение, он просто сорвал оставшиеся пуговицы, снял через голову рубашку, освободил бретельки, удерживавшие на месте юбку, и вот она уже стояла перед ней в одних чулках и башмаках.

Намеренно не торопясь, он снял эти два последних предмета ее туалета, расстегнув сатиновые подвязки, удерживающие чулки над коленями, и медленно провел руками сверху вниз вдоль каждой ноги. Мара задрожала, но не потому, что ей было холодно. Внутри ее горел огонь желания, и даже прохладный воздух не мог погасить его.

Потом он поднял ее, привлек к себе и, соединившись с ней губами, медленно вошел в воду. Ощущение холодной воды на коже только усилило ее возбуждение, и, когда он прикоснулся губами к розовому соску, она в изнеможении откинула назад голову. Почувствовав горячие губы на своей прохладной коже, Мара чуть было не потеряла сознание от нахлынувших эмоций.

Она когда-то слышала, что холодная вода снижает мужское вожделение, но в данном случае она, казалось, только стимулировала его желание.

Он поставил ее на дно, где вода доходила ей до середины бедер, и, жадно осмотрев, нежно поцеловал ее лицо и глаза, осторожно куснул мочку уха. Рот его был горячим, и Мара почувствовала, как его набухшая плоть упирается в ее живот. Не в силах противиться искушению, она положила на него руку.

От этого прикосновения тело Адриана напряглось, и она подумала, что ей приятно чувство подобной власти над ним. Руке было горячо, было ощущение чего-то твердого и в то же время нежного на ощупь, сжав руку крепче, она почувствовала быстрое биение пульса.

Адриан содрогнулся и простонал:

– Хотя мне всегда больше всего хотелось, чтобы ты сама пожелала исследовать мое тело, но, если это будет продолжаться в том же духе, миледи, я скоро начну стесняться Он взял ее за руку, вывел назад на поросший мягким мхом берег и положил на ковер из болотных фиалок и цветущего калгана. Потом томительно медленно опустился рядом с ней, осыпал легкими поцелуями нежную кожу плоского живота, слегка куснул мягкое округлое бедро и пробежал языком по грудям.

– Закрой глаза, Мара, расслабься.

Она сделала, как ее просили, догадываясь, что он задумал нечто необыкновенное. И тут почувствовала, как что-то легко, словно перышко, ползет по ее плечу к груди. Когда этот мягкий предмет, щекоча кожу, оказался на ее животе, Мара открыла глаза. Адриан держал в руке длинный, мягкий листок белой ивы и водил его покрытой белым пушком поверхностью по ее коже.

Он нежно провел им вокруг соска, отчего тот набух и по всему ее телу распространилось необыкновенно сладостное ощущение. Она опять закрыла глаза и глубоко вздохнула, желая, чтобы это продолжалось вечно, Внезапно вместо прикосновения нежного листка ивы она почувствовала на груди влажный жар его губ.

Он начал целовать сосок, протягивая его между губами, пока она не закричала от пронзившей все тело сладостной муки. Его руки скользнули вниз, пальцы слегка раздвинули ноги и коснулись нежной, влажной плоти, лаская ее, пока у нее не перехватило дыхание Ей не хотелось, чтобы это кончалось. Казалось, что его пальцы точно знали, какие действия доставят ей наибольшее удовольствие, они не останавливались ни на мгновение, вознося ее на самый верх блаженства, и ее бедра поднимались навстречу им, желая еще большего.

– Пожалуйста, Адриан, не останавливайся Пожалуйста, дай мне…

Она не смогла закончить фразы. Последним прикосновением он достиг того, что наконец волна желания нахлынула на нее, оставив Мару почти бездыханной и обессиленной.

– Смотри на меня, Мара. – Его голос донесся до нее откуда-то сверху.

Все еще находясь под впечатлением прочувствованного, она приоткрыла глаза и, не будучи в состоянии что-либо сказать, с обожанием посмотрела на него.

– Я хочу, чтобы ты смотрела на меня, когда я соединюсь с тобой, – сказал он, нависая над Марой и направляя себя внутрь ее. Она постаралась расслабиться, чтобы принять его до конца, и слегка вскрикнула, почувствовав, как он целиком наполнил ее.

Адриан начал двигаться, производя тысячелетиями изведанные человечеством движения, медленно опустошая ее и вновь наполняя. Возбуждение, которое начало было спадать, вновь вернулось, вознося ее на вершину блаженства.