Страница 6 из 34
«Великий день независимости» сепаратисты собирались отметить 6 июня. О том, что произошло тогда, я расскажу в следующей главе.
Стены домика на улице Дэбней заметно белее и чище, чем стены соседних домов. Темные ставни, окна и дверь тоже сияют свежей краской: их постоянно подкрашивают, потому что на этих стенах, на двери и окне все время появляются угрожающие надписи.
25 апреля семьдесят восьмого года ночью рабочий центр был сожжен. Остались только стены. Но неустрашимые парни тут же взялись за молотки и пилы. Через несколько часов над обгорелыми стенами появилась крыша. По городу ходили девушки с красными сумочками и платками, собирая деньги на восстановление своего комитета. За три дня собрали пятнадцать тысяч эскудо. Помогали восстанавливать рабочий центр докеры из порта, пришли даже некоторые активисты соцпартии и просто друзья, честные люди.
— И уже через сутки после пожара комитет снова был открыт. Через сутки! — с гордостью говорит Жозе.
В маленькой комнатке не видно следов пожара: стены оклеены плакатами и лозунгами, заставлены стеллажами с книгами и брошюрами. Маркс, Ленин, Куньял... Телевизор, чуть слышный в гуле голосов. Красные флаги в «красном углу». Один — партийный, два других — «Союза молодых коммунистов» и «Союза студентов-коммунистов». Крошечный буфет, где можно купить «ларанжаду», кофе или бутерброд с сыром. Подшивки «Аванти» и журнала «Советская жизнь», издающегося в Лиссабоне АПН. В углу — щит со стенгазетой. Ее делают два раза в месяц Жозе и его друзья. По утрам щит выносят на центральную площадь Инфанта и прикрепляют к фонарному столбу на перекрестке. На ночь газету приносят в комитет.
В глубине комнаты — перегородка, за которой кладовка, выход во двор и лестница. Мы подымаемся по лестнице на чердак. Здесь остались следы пожара, обгорелые стропила, закопченный черепичный бой под ногами. В этом мрачном хаосе вычищен уголок для стола и длинных грубо сколоченных скамей. Здесь проходят партийные совещания, летучки, беседы.
— Конечно, пока тесно и неуютно, — улыбается Жозе Декмота, — но мы собираемся перестроить чердак. Будет второй этаж.
Коммунистов на Азорах пока немного. Здесь, на Фаяле, острове с семнадцатитысячным населением — всего несколько десятков. Если считать «сочувствующих» — несколько сотен. На выборах в Ассамблею республики семьдесят шестого года за кандидатов компартии и их союзников проголосовало в Орте 328 избирателей.
— Кажется, мало? Да, пока немного... — соглашается Жозе. — Но мы уже стали реальной силой, с которой вынуждены считаться власти. Силой, которая начинает противостоять сепаратистам и даже одерживать победы. Вроде той, на площади Инфанта...
Бои на площади Инфанта
Прежде чем рассказать об этом, я опишу место действия. Площадь имени Инфанта Энрики (принца Генриха Мореплавателя) — «визитная карточка» города, центр всей не слишком богатой событиями социальной жизни. Находится она совсем рядом с комитетом, где улица Дэбней выходит на набережную, близ старинной крепости Санта-Круш.
У ее замшелых стен разбит сквер. Совсем рядом со сквером — только перейти мостовую — кафе, где в жару вас ждет ледяное пиво, а в слякоть — горячий кофе.
Именно в этом кафе собрались накануне «Дня независимости Азорских островов» в семьдесят седьмом году Жозе Алмейда и его приспешники, пожаловавшие на Фаял с дружественным «визитом».
После выступления, на которое, увы, собралось всего несколько десятков человек, раздраженный Жозе Алмейда зашел в кафе, чтобы залить досаду несколькими бокалами бренди. «Борцы за независимость» дружно выпяли и принялись задирать остальных посетителей. В конце концов один из старожилов Орты, потеряв терпение, воскликнул: «А чего, собственно говоря, эти типы из Сан-Мигела приезжают сюда учить нас уму-разуму? Кто их просит?!»
Дискуссия переросла в потасовку. Кафе закрылось, страсти выплеснулись на улицу, в сквер на площади Инфанта. Через несколько минут, узнав, в чем дело, здесь появились докеры. Сепаратистам всыпали от души.
Переночевав в отеле «Фаял», Жозе Алмейда со своей свитой отправился на остров Пику. А когда вернулся оттуда, в гавани Орты их поджидала внушительная толпа тысячи на две «оппонентов». И лишь только вмешательство полиции спасло Жозе Алмейду от холодной океанской ванны.
...В следующем, семьдесят восьмом году сепаратисты решили отметить «День независимости» с большой помпой. Днем 6 июня сотни полторы демонстрантов собрались на холме Эспаламака и начали «нисхождение» в город под бело-голубыми флагами ФЛА с криками «Вива индепенденсия!».
— Нас было поначалу немного, — вспоминает Антонио-Мануэль. — Может быть, несколько десятков коммунистов, наших друзей рыбаков, которых привел Женуино Мадруга, и грузчиков из порта. Группа социалистов. Но когда эти типы пошли на город с Эспаламаки, мы увидели, что со всех сторон к нам идут люди. Десятки, сотни жителей города. Молодежь и не только молодежь. Порт вынужден был прекратить работу: не осталось в доках почти никого. Через несколько минут флаги сепаратистов были разодраны в клочья, сожжены на кострах, а «знаменосцы» удирали из города кто «на своих двоих», а кто на изрядно помятых машинах.
А на площади над головами людей взвился красно-зеленый национальный португальский стяг и прогремел многократно могучий клич «Здесь — Португалия!». И под этим знаменем по улицам Орты пошла стихийно возникшая ликующая манифестация «файаленсиш». Патриотов, людей, считающих себя португальцами.
От кита до анчоуса
Зимой все ветры Северной Атлантики дружно стекаются к Азорам. Вылететь с Фаяла оказалось еще труднее, чем попасть сюда. Над всем архипелагом — грозы и туманы, мы вынуждены терпеливо «сидеть у моря и ждать погоды».
А пока осматриваем порт Орты и знакомимся с рыбаками.
Рыболовство здесь находится в самом первобытном состоянии и удовлетворяет лишь потребности местного населения. Наладить продажу рыбы «на континент» или за границу не удается — нет холодильников, мала мощность рыболовецкого флота. Флотом его можно назвать только из уважения к героизму и мужеству людей, вынужденных работать на примитивных суденышках. Ловят здесь десятки видов рыбы — от гигантских тунцов до крошечных анчоусов. Но морским промыслом, принесшим азорским рыбакам всемирную славу, стала давно распространенная здесь и теперь исчезающая охота на кашалотов. Рассказывая о ней, Женуину Мадруга не прибегает к традиционным для рыбаков гиперболам. Нет нужды. Но слушая его, нельзя не проникнуться тем же восхищением, которое сквозило даже у знатока моря Герберта Мелвилла, когда он в «Моби Дике» назвал азорян лучшими охотниками за кашалотами. Трудно представить себе, какой надо обладать отвагой, чтобы всемером выйти на небольшой лодке и атаковать ручными гарпунами животное, достигающее двадцатиметровой длины, нескольких десятков тонн веса и способное легким ударом хвоста превратить лодку в щепки, а охотников — в утопленников.
Сам Женуину не занимается этим промыслом. Он предпочитает ловить рыбу. В одиночку. В крайнем случае — вдвоем. А потом, вернувшись в гавань, он становится, как и все рыбаки, жертвой «интермедиариос» — перекупщиков, которые, забирая у них улов, скажем, по двадцать эскудо за килограмм, перепродают по пятьдесят эскудо и дороже.
— Мы пытаемся бороться с этим, установили на «лоте» (рыбном аукционе) наш контроль, но полностью оградить себя от эксплуатации можно будет только тогда, когда удастся создать свой кооператив.
Именно это дело и поручила партия Женуину Мадруге. Парень взялся за дело горячо и верит, что вскоре здесь появится такая же артель, как у рыбаков Сан-Матеуша на Терсейре.
Мы беседуем с Женуину на причале, идущем вдоль километровой стены волнореза, защищающей гавань от океанских волн. Вся стена сверху донизу, от западной оконечности до восточной, разрисована тысячами цветастых эмблем с названиями судов, бросавших здесь якоря. И вдруг глаз спотыкается о зловещее имя «Салазар». Это уже не эмблема. Свежие красные буквы на белом только что отремонтированном корпусе сейнера, готового к спуску на воду. «Салазар» — красным по белому... Да, восемьсот с лишним миль от «континента» до Азор оказались, видимо, и впрямь непосильной дистанцией для революции гвоздик.