Страница 21 из 34
Вода в калашских селениях не только орошает поля, но и вращает жернова деревенских мельниц. Вырываясь с огромной скоростью из отверстия в колоде, она круто падает на черпачки водяного колеса и заставляет его вращаться. Крутясь, колесо приводит в движение массивные жернова, вытесанные из валунов.
В обратный путь нас провожали Раджватт Пашо и все их семейство. Понятно, что мне так и не удалось получить ответ на волнующий вопрос: кто такие калаши? Откуда они появились в этих горах? Боюсь, что сделать это трудно не только мне, но и многим исследователям, в том числе выходцу из этих мест, ученому-этнографу М. Афзал Хану, выпустившему недавно в Пешаваре книгу под названием «Читрал и Кафиристан». В ней он пишет, со слов калашей, что около ста лет назад «неизвестные пришельцы сожгли наши книги, но предки говорили, что мы пришли из Ирана и Греции».
Мы расстались у орехового дерева, там, где тропа круто уходила в горы, за которыми ждал нас окутанный пылью и зноем Читрал.
Раджван вытащил из-за пояса рогатку и заложил круглый голыш. Ветвь, полная орехов, перебитая у самого основания, упала к нашим ногам...
Юрий Кузнецов
Вечное, клетчатое
В 1840 году обедневший шотландский лорд Мак-Нэйл, глава клана Мак-Нэйл, продал принадлежавший ему остров Барра состоятельному предводителю клана Гордонов из Клюни. На острове жили и другие Мак-Нэйлы, но прав на землю у них не было, а Гордон хотел разводить на острове овец. Сырой ветреный климат и зеленая трава круглый год весьма способствовали тому, что шерсть у овец отрастала особенно длинной и густой. Для надзора за стадами, конечно, нужны были пастухи, и свои Гордоны из Клюни, естественно, подходили лучше, чем Мак-Нзйлы.
Мак-Нэйлов стали выживать, кому отказывая в аренде, кого принуждая другими способами. Вытеснение длилось не год и не два, а самые упорные Мак-Нэйлы покинули остров лишь в 1923 году.
От этих переселенцев с Барра и ведут свое начало сто двадцать тысяч нынешних Мак-Нэйлов, разбросанных по всему миру — от Новой Зеландии до Канады. Прямой потомок главы клана — Иэн Мак-Нэйл с Барра преподает право в университете в Нью-Йорке.
Первое поколение эмигрантов, то, что покидало родной остров, сохранило тоску по нему на всю жизнь. Их дети — второе поколение — изо всех сил старались стать стопроцентными американцами, австралийцами, новозеландцами. Внуков больше занимали свои дела, и они уже не испытывали ни тоски по туманному, дождливому острову Барра, ни интереса к исконным родовым обычаям и традициям. А вот следующие поколения, настолько американские (австралийские, новозеландские, канадские), что это уже не надо было никому доказывать, начали вспоминать о корнях, и чем дальше, тем больше приходили к мысли: «Где бы мы ни были, мы — шотландцы!» И не просто шотландцы: «Мы — Мак-Нэйлы с Барра!»
Это наблюдение принадлежит нью-йоркскому профессору Мак-Нэйлу, который состоит в переписке со всеми объединениями Мак-Нэйлов в мире. Впрочем, профессор он для кого угодно, только не для своих сородичей. Для них он «чифтэйн» — вождь клана и, соответственно, глава всех мак-нэйловских союзов.
Когда шотландец вспоминает о родине предков, то ему приходят на ум печальные вересковые пустоши, развалины замков, поношенная прадедовская юбка-килт и пиброх — заунывная мелодия волынки.
Пустоши и замки можно себе представлять какими угодно, зато юбка будет конкретной: сочетания цветных нитей и клеток на ней всегда четко показывают, какому клану она предписана. И надеть чужие цвета так же недопустимо, как кораблю поднять на мачте иностранный флаг. За этим наблюдает в Шотландии ответственное лицо, Главный Герольд, Хранитель гербов и старшинства кланов. В его сложные обязанности входит следить за тем, чтобы никто не присвоил себе недозволенные титулы, чужие клетки, не завел на волынке во время церемониального марша мелодию иного клана. Со всех концов света приходят к нему запросы относительно клановой принадлежности и символики.
И где-нибудь в городишке Нью-Гамбург, штат Небраска, местные Мак-Диормиды или Фархерсоны, заброшенные пять-шесть поколений назад на американскую почву, прочитав пришедшее из Эдинбурга письмо, с ужасом убеждаются, что, не ведая, что творят, грешили: носили галстуки с чужой зеленой нитью и тем посягнули на права Каннингхэмов или Крагхоллов. После чего, конечно, заказывают на «старой родине» новую юбку, свою истинную, что ближе к телу.
У каждого клана есть свой праздник, и в этот день все члены клана надевают свой костюм. Где бы они ни были.
Лет двенадцать тому назад нашу редакцию посетил известный канадский путешественник и писатель, исследователь Арктики Фарли Моуэт. Дело было в самом конце ноября. Моуэт явился в шотландском костюме: в короткой юбке, толстых клетчатых шерстяных чулках, подвернутых под коленями. Из-под пиджака на юбку спускался громадный кожаный кошель с отделкой из тюленьего меха — спорран. Оказалось, что сегодня все его сородичи одеты точно так же, и уже поэтому он сразу может узнать в толпе своего, отметить с ним праздник или — в случае необходимости — прийти на помощь.
И хотя шанс встретить другого Моуэта в московской толпе был крайне незначителен, да к тому же погода не благоприятствовала хождению с голыми коленками — ледяной ветер гнал порошу, — никакого разговора о другом костюме и быть не могло.
— Традиция, — объяснил Фарли.
И успокоил собравшихся: — В канадской тундре было труднее, но в этот день я не могу иначе...
...Между тем традиция клановых цветов появилась не так уж и давно.
Дело в том, что англичане в свое время запретили шотландцам носить национальный костюм. Было это в 1746 году, когда в битве на поросшем вереском плоскогорье Куллоден у Инвернесса рухнули последние надежды шотландцев на независимость. Запрет действовал до 1782 года, а когда его отменили, выяснилось, что старые узоры уже забыты. (Да тогда и носил-то каждый, что хотел.) Пришлось изобретать новые, записанные за каждым кланом.
Но ведь и юбку-килт — эту самую шотландскую часть костюма — тоже носили вовсе не все шотландцы, а только хайлендеры — горцы. Жители равнин — лоулендеры — скромно довольствовались штанами — и даже не клетчатыми. (Одежда, оставляющая колени обнаженными и прикрывающая верхнюю часть ноги и икры, — принадлежность не только Шотландии. Она распространена среди горцев в разных местах — кожаные штаны и гетры тирольцев, костюм гималайских горцев в Бутане — подоткнутый халат кончается над коленями, а икры защищены чем-то вроде гольфов. Очевидно, так удобнее ходить по крутым горным тропкам.)
В 1953 году лорд Лаудердэйл, глава клана Мэйтлендов, должен был возглавить торжественную процессию государственного значения, неся шотландский флаг с Андреевским крестом. Естественно, что и костюм его мог быть только шотландским. Но у низинного клана Мэйтлендов никаких собственных клеток не существовало. Выход из положения был найден: по счастью, Мэйтленды состоят в родственных отношениях с горскими кланами Каббингэмов и Ганнов. Те одолжили свои цвета, и из их соединения появился собственный тартан — клетчатая шерстяная материя — Мэйтлендов. Впоследствии лорд Лайон на основании долгих расчетов определил Мэйтлендам тартан и занес его в официальную книгу клановых расцветок. Потом создали тартаны и для остальных лоулендеров.
Этим, кстати, лоулендеры, говорящие на диалекте английского языка, подчеркнули свою близость к хайлендерам, говорящим по-гэльски. (Еще не так давно горцы называли жителей равнин тем же недружелюбным словом «сассэнах», что и англичан.)
Всего двадцать пять с небольшим лет прошло с того дня, когда лоулендеры завели у себя горский костюм, но это уже стало традицией.