Мужчина-вамп

— Да, эти буквы я гравировал.

Сердце встрепенулось и забухало, словно царь-колокол, который чудом отремонтировали и повесили на колокольню.

— А вы не можете описать женщину, которая заказала надпись?

Старичок с любопытством глянул на меня из-под очков:

— Почему вы решили, что надпись заказала женщина? Потому что мужчины курят и им чаще дарят зажигалки? А женщины разве не курят? Еще как курят! — Мастер выглядел не на шутку обиженным за весь мужской род. — Так вот, милая девушка, эту надпись как раз заказывал мужчина. Наверное, даме сердца решил такой необычный презент сделать, хе-хе.

Старичок ехидно рассмеялся. Смех перешел в кашель, так что я снова стала беспокоиться по поводу его здоровья. Бедняга! Наверное, листок с надписью «Мастер болен» болтается над окошком частенько. Но гравер благополучно справился с приступом кашля, снял очки и вытер слезы, выступившие у него на глазах.

— А вы не помните, как выглядел заказчик?

— Представьте себе, помню. У меня легкие слабые, а склероза пока не наблюдается, — сердито буркнул старичок. — Солидный такой мужчина, лет пятидесяти, плюс-минус, разумеется. Из этих, из теперешних, из новых…

Из богатых то есть, уточнила я про себя.

— Рост высокий, глаза карие, кожа смуглая, скорее, загорелая, — тем временем нараспев начал перечислять мастер, прикрыв для верности глаза. Наверное, память проверял. — Одет хорошо. — Тут он открыл глаза и с сожалением глянул на свои потертые брюки.

— Подождите, подождите!

Я вытащила из сумочки карандаш, схватила с прилавка какой-то бланк и на обратной, чистой стороне листа начала торопливо набрасывать портрет. Вообще-то все коллеги говорили, что у меня получалось передать внешность человека такими небольшими полушаржами, полурисунками. Но сейчас я стремилась максимально уйти от комического. Только сходство, и ничего больше. Готово!

— Скажите, это не он? — Я сунула удивленному граверу свой рисунок прямо под самые очки.

— Он! Точно он. Просто как две капли. — Мастер посмотрел на меня с уважением. — Девушка, вы художница? Портретистка?

— Что? — Я даже сразу и не поняла, о чем это мой собеседник. А поняв, небрежно отмахнулась: — Нет, так, балуюсь любительски.

— Для любителя весьма недурно. Черты переданы верно, и характер, я бы сказал, схвачен.

Искусствоведческие беседы меня интересовали сейчас меньше всего.

— Посмотрите еще раз внимательно. Это действительно ваш заказчик? Тот, что приходил с зажигалкой?

Старичок снова обиделся:

— Девушка, если вы мне не верите… — он развел руками, — тогда, извините, больше ничем помочь не могу.

— Спасибо, вы мне уже помогли, — поблагодарила я гравера без особой, впрочем, радости в голосе и вышла на улицу.

Не поеду я сегодня ни на какой рынок, ты уж меня, Рая, извини. Я добрела до ближайшей скамьи и машинально села. Но поразмышлять в одиночестве не получилось. На скамейку рядом со мной тут же порхнули и примостились две девчушки в джинсах и разноцветных маечках и защебетали, защебетали… Я против воли вслушивалась в их эмоциональный разговор.

— Представляешь, вчера созвонились и договорились встретиться на бульваре. А у Лены, оказывается, нет сотового, представляешь! Мы ее два часа повсюду, как дуры, искали. Не понимаю, как раньше люди встречались, когда телефонов не было?

Ее подруга важно наморщила хорошенький лобик и сказала задумчиво:

— Ну-у, это… заранее назначали определенное время и место и туда все приходили.

— Кошмар! Как неудобно!

Ох, как далеко все зашло в этой жизни, а я и не заметила. Скоро молодые спросят: «А что такое письмо? И зачем оно вообще, если есть эсэмэски?» И они, по большому счету, будут правы. Они ведь уже не знают, как может сильно колотиться сердце, когда выуживаешь из почтового ящика заветный конверт, пухлый, избитый штемпелями. Еще и понюхаешь его тайком, а вдруг он хранит запах любимых рук, которые его надписали. Нету сил донести до комнаты. И торопишься, рвешь край прямо в коридоре, надрывая по неосторожности и сам лист. А иногда сдержишь себя, нарочно неторопливо зайдешь в квартиру, положишь заветный прямоугольник на стол и тянешь время. Тянешь удовольствие ожидания. Долгожданное письмо получить — это же целая поэма! Можно сказать, священный ритуал.

Девчонки убежали так же внезапно, как и появились. Сорвались с веселым хохотом — и все.

— Вот видите, Алексей Михайлович, какая молодежь, — сказала я своему карандашному наброску, который до сих пор держала в руке. — Кира, наверное, такая же была? Удивляла вас? Мы-то с вами — люди постарше. У нас и воспоминания другие, и ощущения. Конечно, лестно и приятно такому мужчине иметь в любовницах молоденькую девочку. Но как, должно быть, иногда вы не понимали друг друга! Примерно как отец не понимает свою подросшую дочь. Ведь так?

Нарисованный Подлубняк молчал.

— Ну, хотя бы скажите, кому вы надписывали зажигалку? Мальвине? А может, это и не вы готовились сделать подарок, просто выполняли чью-то просьбу? И вообще ответьте, наконец, кто такая Мальвина, и почему они с Кирой друг друга не любили.

Алексей Михайлович продолжал хранить молчание.

— Не хотите разговаривать, — заметила я горько, — тогда вот вам!

Я порвала бумажку на мелкие, мелкие кусочки и ссыпала обрывки в стоящую рядом урну. Смешной рисунок сделал свое дело и мне уже не был нужен. Я выяснила, что хотела. В руках Подлубняка первоначально побывала зажигалка, найденная мной на пепелище. А вот к кому она попала потом?

Илья приехал в «Волну» первым. Он успел уже сделать заказ, когда к ресторану подкатил серебристый «Опель». Из автомобиля вышел Алексей, что-то сказал шоферу, и «Опель» укатил. Это хорошо, подумал Илья. Машину отпустил — это хорошо. Значит, не будет дергаться каждую минуту. Алексей, как всегда респектабельный и неотразимый, вошел в зал, с любопытством оглядываясь. Заметил Илью и радостно кинулся к столику:

— Привет! Вот черт, ты посмотри. Точно, почти ничего не изменилось. А кухня? Все те же биточки по-деревенски и винегрет за пятьдесят копеек?

— Получше, получше, не переживай. И не за пятьдесят копеек. Ишь, размечтался!

Официантка, цветущая женщина лет тридцати, подошла к столику и кокетливо глянула на Подлубняка:

— Я вас слушаю.

Надо же, а на меня небось так не смотрела, с неожиданной обидой подумал Илья. Хотя что обижаться. Алексей всегда был специалистом по части охмурения девчонок. И в молодости тоже. Как в какой компании ни появится, так все женское внимание — ему. И ничего ведь, кажется, особого не делает. Улыбнется. Взглянет по-особому, кинет парочку простеньких острот — и готово! Рыбка уже на крючке. Видимо, женщинам инстинкт какие-то сигналы подает — вот он самец, стопроцентный самец. Лучший экземпляр для продолжения рода.

— А этот тип уже заказ сделал? — Подлубняк весело указал пальцем в сторону друга. И, получив утвердительный ответ, беззаботно добавил: — Тогда мне то же самое. Я его вкусу с детства доверяю.

— Ой, Алик, смотри не промахнись. Ты что, забыл? «Времена меняются…

— … и мы меняемся вместе с ними», — закончил фразу Подлубняк. — Помню, помню, Илюшка, но думаю, что все перемены только к лучшему.

Если бы, сурово подумал Илья, вспомнив о предстоящем разговоре.

Официантка принесла закуску, коньяк, уже и выпили по первой за молодость, а он все не мог подступиться к теме. Наконец, когда приятное тепло побежало из желудка к сердцу и голове, Илья решился:

— Понимаешь, Алексей, приключилась неприятная штука.

Подлубняк спокойно поднял глаза от тарелки:

— Ну?

— Парня одного убили. Макара Шальнова. Имя редкое, правда? — Илья говорил, а сам не отводил взгляда от Алексея. «Только не ври, Алеша, только, пожалуйста, не ври», — заклинал он про себя друга.

Вилка чуть качнулась в руках Подлубняка, так, самую малость.

— И что? — Алексей торопливо уткнулся в тарелку и набрал полный рот еды, словно пытаясь этим отгородиться от вопросов Ильи.