Страница 27 из 79
Глядя теперь на приятеля, с которым он давно не виделся, Громов вспомнил эту историю и улыбнулся. На что подошедший Костя среагировал весьма неадекватно:
— Чего лыбишься? Тебя твой шеф по всему управлению ищет. Так что дуй к себе, огребешь хорошеньких звиздулей.
Громов мчался к себе на этаж, а сам лихорадочно соображал, за что шеф может его вздрючить. Перебрав все возможные варианты и так и не остановившись на каком-нибудь из них, он переступил порог кабинета Петровича и застыл в дверях. Шеф сидел за столом и что-то быстро строчил в своем ежедневнике. Стрельнув в сторону вошедшего глазами, он произнес:
— Твоя шуточка с Индирой, Громов, не сработала — индусы к нам так и не зашли. Или ты специально для меня ее повесил?
— Очень надо. Просто ее внешность хорошо вписывается в интерьер кабинета. — Отвечая шефу, Громову стоило большого труда не улыбнуться.
— Ну что же, если премьерша-покойница поможет тебе избавиться от «глухарей», пусть висит. Извини, что не предлагаю тебе сесть, но на то есть причины. Тебе фамилия участкового Паньшина Леонида Сергеевича о чем-нибудь говорит?
— Что-то не припомню, — морща лоб, ответил Громов.
— Ну и память у тебя, Громов. — Шеф отложил в сторону ежедневник и откинулся на спинку кресла. — А еще мнишь себя хорошим опером! Я чувствую, что с таким подходом к делу не видать тебе приза в суперигре.
Громов знал, что шеф обожает всякие подковырки, почерпнутые им из любимых телепередач, догадался, в какую игру предстоит ему играть теперь, однако не испытал от этого никакого энтузиазма. Передачу «Поле чудес» он не любил и в последний раз смотрел ее еще в бытность живым и невредимым Владислава Листьева. Шеф между тем продолжал косить под Якубовича:
— Даю наводящий вопрос: отделение милиции под номером сто двадцать три тебе что-нибудь говорит?
И тут Громов вспомнил: это отделение обслуживает территорию Киевского вокзала, а Паньшин тот самый участковый, которого он собирался потрясти насчет инвалида Яши. Сосредоточенное лицо Громова теперь озарила улыбка, по которой Петрович догадался, что его подчиненный ребус разгадал.
— Что, вспомнил? То-то же. Час назад оттуда звонил дежурный. Все-таки зря мы хаем скопом «земляков» — как видишь, они тоже работают на совесть. Вспомнили про твой вчерашний звонок и отзвонили. Так вот, дежурный сообщил о страшной мочиловке на квартире недалеко от вокзала. Одного из убитых зовут Яков Самарцев, он безногий инвалид. Возьми его адрес и дуй на место происшествия. — И Петрович положил на край стола бумажку с адресом инвалида.
Когда Громов на своей «восьмерке» подъехал к дому, где ночью произошла трагедия, он застал там привычную картину. Возле подъезда, несмотря на разгар рабочего дня, толпились любопытные жильцы, которые вовсю обсуждали ночное происшествие. Тут же работали двое оперов — один беседовал с жильцами, другой чуть ли не на четвереньках ползал под окнами первого этажа и что-то искал. Громов скользнул взглядом по этажам и увидел выбитое на шестом этаже окно — прямо над тем местом, где теперь ползал оперативник. Стараясь не привлекать к себе лишнего внимания, Громов зашел в подъезд и поднялся на лифте на шестой этаж.
В злополучной квартире его встретили еще двое сотрудников милиции: молодой оперативник угро Илья и тот самый участковый Паньшин, которого он разыскивал со вчерашнего вечера. При этом они были заняты разным делом: опер сидел на диване и гонял по всем программам старенький «Рекорд», а участковый, примостившись на столе, строчил рапорт о проведенном обходе. Громов предъявил коллегам свое удостоверение сотрудника МУРа и попросил рассказать о том, что здесь произошло.
— А чего рассказывать? — удивился опер, не поворачивая головы от телевизора. — Кто-то из вокзальных «рабов» замочил своих хозяев. В итоге три трупа.
— Личности погибших установлены? — спросил Громов.
— Пока только двух. Один из них — хозяин квартиры Яков Самарцев. Его ножом под четвертое ребро уделали. Справились, шакалы, с безногим инвалидом! Беднягу возле дивана зарезали. — И опер кивнул в ту сторону, где на полу были обведены мелом контуры человеческого тела. — Второй погибший — Семен Архипцев. Шестерил на местных бандюков, потому и кличку имел соответствующую — Фантик. Ему в висок чем-то тяжелым долбанули. Видимо, бутылкой водки, которую мы тут нашли. А личность третьего, которого в окно выкинули, пока не установлена — за нами этот кадр не числится.
— Как выглядел хозяин квартиры? Густая шевелюра, борода, правая нога оттяпана выше колена?
— Точно. Видать, и в МУРе о нем уже информашка есть?
— В МУРе, как в Греции, все есть, — уклончиво ответил Громов. — Что говорят соседи?
— Милицию вызвали около двух часов ночи жильцы из квартиры напротив. Услышали грохот разбитого стекла, ну и набрали «02». Когда мы сюда приехали, здесь все уже было кончено. Два трупа в квартире, один — под окнами. На полу бутылка водки, пакет с продуктами. Видимо, хозяин с кем-то собирался раздавить пол-литра. Соседи говорят, что видели в окно, как со двора умчались два автомобиля: «мерин» и «девятка».
Выслушав коллегу, Громов прошелся по квартире и внимательно ее осмотрел. Это заняло у него не более пяти минут и мало что дало — каких-либо следов пребывания в квартире Кадилина он не обнаружил. Вернувшись к коллегам, Громов выдал им новую порцию вопросов:
— Как я понял, этот Архипцев, или, как вы его назвали, Фантик, был знаком с инвалидом?
— Да, Яша работал в бригаде попрошаек, за которыми Фантик приглядывал, — вновь подал голос опер. — А главным у них цыган из Молдавии — Михай Боду. Живет в Подольском районе, у него там роскошный особняк. К этому делу его пришить будет трудно, у него железное алиби — вот уже неделю он лежит в больнице.
— А что известно о друзьях Яши?
— Да какие у него друзья, одни собутыльники, — небрежно отмахнулся от этого вопроса опер.
— А как же спортсмен? — внезапно подал голос участковый. — Они с Яшой очень даже хорошо корешили.
— Что за спортсмен? — спросил Громов.
— Да черт его знает. Когда-то был знаменит, а теперь чердаки обживает. Знаю только, что зовут его Серегой. Бабулька, что из квартиры — напротив, говорит, что видела его вчера недалеко от этого дома. Она в магазин шла за хлебом, а он мимо прошел.
— Во сколько это было?
— В том-то и дело, что задолго до происшествия — около часа дня. Однако я как думаю: если этот спортсмен возле этих мест ошивался, он мог запросто к Яше заскочить и у него до вечера кантоваться.
Громов мысленно согласился с версией участкового, хотя, с другой стороны, ему с трудом верилось в то, что отнюдь не боксер и не борец, а всего лишь футболист, да еще бывший, сумел справиться с двумя молодыми и физически крепкими парнями. Да еще как справиться: одного замочить бутылкой, а другого и вовсе выбросить в окно. Кроме того, по словам соседей, от дома умчались два автомобиля, что означало — братков было гораздо больше. Интересно, если Кадилин все-таки был здесь, удалось ему сделать ноги или его все-таки схватили? Судя по всему — удалось, потому что иначе братки не оставили бы на месте происшествия два трупа. Видимо, куда-то очень торопились. Но самое главное — что предшествовало кровавой бойне? Какой конфликт разгорелся в этой Богом забытой квартире? Если Кадилин оказался всего лишь невольным свидетелем расправы над своим другом, тогда все происшедшее можно объяснить его спонтанной яростью. А если эти братки приходили не за Яшей, а за ним, за Кадилиным, чтобы убрать его как нежелательного свидетеля? Но тогда возникает другой вопрос: откуда им известно о том, что Кадилин в момент убийства находился на чердаке?
Ломая голову над этими вопросами, Громов не заметил, как в квартиру вошел его коллега — Алексей Дробыш, приехавший к месту происшествия следом за ним.
— Там пацаны во дворе на твоей «восьмерке» гвоздем нецензурное слово нацарапали, — прямо с порога огорошил он Громова неприятной новостью.
— Это небось Ленька Орлов постарался, — подал голос Паньшин. — Рыжий такой паренек. Верно?