Страница 9 из 83
Белая от пыли полуторка с расшатанными бортами стояла в ложбинке.
Усевшись рядом с шофером, Гасовский щелкнул крышкой портсигара и, не глядя, бросил папиросу в рот. Он явно кичился своим бравым видом, своей удачливостью. Планшетку он держал на коленях.
Мотор полуторки фыркал. В радиаторе булькала и хлюпала вода.
Когда полуторка выбралась на большак, шофер дал газ, и плоская степь завертелась под колесами.
Поначалу дорога была пуста. Но вот показался один грузовичок, второй, третий… Они шли навстречу. «Пополнение прибыло, — сказал шофер. — Из Севастополя».
На грузовиках сидели моряки в касках. В каждой кабине рядом с водителем виднелось курносое личико в синем берете.
Гасовский расправил плечи, приосанился. За те дни, которые он провел на передовой, из его памяти как–то выветрилось, что на свете есть девушки. Он и думать о них забыл. Но стоило ему увидеть первое курносое личико, как его снова «повело».
— Привет, сестричка!.. — крикнул он, высунувшись из кабины, какой–то черноглазой девчонке. — На чем прибыли?
— Здравствуй, братик. На «Ташкенте», — послышалось в ответ, и, прежде чем Гасовский нашелся что сказать, встречная машина пропала в облаке пыли.
Дорога снова опустела и мягко ложилась под колеса полуторки.
— Везет же людям, — с легким вздохом сказал Гасовскому шофер. — Приятно, когда рядом с тобой такая… Женщины, они как–то облагораживают…
— Это ты правильно заметил, — сказал Гасовский. — С ними веселее.
И умолк. Ему захотелось снова увидеть ту, черноглазую, и он тут же дал себе слово, что непременно разыщет ее, где бы она ни была.
От этой мысли он стал почему–то серьезным и до самого штаба уже не проронил ни слова.
Когда полуторка остановилась возле штаба, Гасовский спрыгнул на землю и подмигнул молоденькому вестовому, чтобы тот доложил Бате о том, что разведчики прибыли… Было рои но двенадцать.
Вестовой подкрутил светлые усики, казавшиеся приклеенными, и, нагнувшись к Гасовскому, доверительно сообщил, что Батя настроен миролюбиво. Паренек благоволил к Гасовскому.
Выслушав эту ценную информацию, Гасовский кивнул.
— За мной не пропадет, — сказал он, зная, что вестовой мечтает о трофейном парабеллуме.
Вестовой скрылся в дверях, чтобы через минуту снова появиться на крыльце и кивнуть Гасовскому, что можно идти. Он даже распахнул перед ним двери.
Полковник сидел не за столом, а на кровати, застланной цветастым крестьянским рядном. Лицо у него было доброе, заспанное.
— Что нового, лейтенант? — спросил он, потягиваясь. — Все живы–здоровы?
— Все, — ответил Гасовский. — Явились по вашему приказанию.
— Так, так… — Полковник поднялся и застегнул китель. — Пусть войдут.
Они остановились у двери.
— Садитесь, в ногах правды нет, — сказал им полковник. — Должно, умаялись?
Вдоль стены тянулась длинная деревянная лавка. Нечаев, Белкин, Костя Арабаджи и Сеня–Сенечка уселись рядышком. Только Гасовский продолжал стоять.
— Докладывай, лейтенант.
— Есть кое–что новенькое, — Гасовский открыл планшет.
Доложив результаты ночной разведки, он шагнул к столу.
— Вот… — сказал он. — Последний приказ Антонеску. Требует взять Одессу в течение пяти суток.
— Ишь ты… — сказал полковник.
Водрузив на нос очки в простой оправе, он с минуту вглядывался в бумагу, которую передал ему Гасовский. а потом, зевнув, взял карандаш и размашисто написал на приказе румынского главнокомандующего: «Попробуй!..»
— Вот, возьми, — сказал он, возвращая бумагу Гасовскому. — Вернешь ему при случае.
И сразу стал серьезным, жестким. И Гасовский понял: настоящий разговор только начинается.
— У меня к вам просьба, разведчики, — сказал полковник, поднимаясь из–за стола. — Выручайте.
На этот раз он не приказывал, а просил. И оттого, что он по–отечески просил его выручить, тем самым признаваясь, что ему тоже не сладко, разведчики вскочили, вытянув руки по швам.
Полковник подошел к карте, висевшей в широком простенке между окнами.
— Буду с вами откровенен, — сказал он.
Положение на фронте в последние дни изменилось к худшему. В районе Гильдендорфа противник рвался к станции Сортировочная. На других участках были отмечены ночные атаки. А тут еще самолеты… Вот уже который день они сбрасывали на город сотни зажигательных бомб. Поэтому начались пожары. В Романовне, на Молдаванке…
Когда полковник назвал Молдаванку, Нечаев искоса глянул на Белкина. У того побледнели скулы.
До сих пор Нечаев и его друзья знали только то, что делается на их участке фронта. Что они видели перед собой? Несколько километров пыльной степи, изрезанной окопами и ходами сообщения… Казалось, будто на этих километрах и развертывается главное сражение. А сейчас они поняли, как огромна война.
— Мы, как вы знаете, вынуждены были отойти на несколько километров, — продолжал между тем полковник. — Вот здесь… — он описал рукой полукруг, — между Большим Аджалыкским и Аджалыкским лиманами. И румыны воспользовались. Они подвезли и установили в этом районе тяжелую батарею, — он ткнул пальцем в карту. — Где–то здесь она стоит, проклятая. И теперь они могут обстреливать не только город, но и порт. А в порту… Не мне вам говорить. Сами понимаете, сколько там сейчас кораблей. Порт имеет для нас жизненно важное значение. Ведь подкрепление идет с моря. Вся наша надежда — на корабли. А румыны лупят по кораблям. Пробовали ставить дымовые завесы — не помогает. Фок–и грот–мачты все равно торчат. А противнику лучших ориентиров и не надо.
Стало слышно, как тикают часы на столе.
— Батарея, как я уже сказал, где–то здесь… — повторил полковник. — К сожалению, мы ничего о ней не знаем. А мне вот так, — он провел рукой по горлу, — надо знать ее расположение. И я очень прошу… Знаю, что это не просто. Но мне эти данные нужны, понимаете? К среде…
Часы тикали все так же медленно.
— Понятно, — ответил за всех Гасовский и оглянулся на ребят, стоявших за его спиной.
— На вас вся надежда. — Полковник подошел к Гасовскому почти вплотную. — Получив эти данные, мы заставим батарею замолчать. Навсегда. А теперь идите отдыхайте…
Он махнул рукой, давая понять, что сказал все.
Они повернулись к двери.
Но та открылась, и вестовой шагнул вперед.
— Ну, что там еще? — недовольно спросил полковник.
— Писатели приехали, — подобравшись, ответил вестовой. — Вы им вчера назначили…
— Хорошо, сейчас выйду, — кивнул полковник и надел фуражку. — Пошли, разведчики…
Они вышли на крыльцо.
У крыльца толпились какие–то незнакомые люди со «шпалами» в петлицах. Стараясь казаться веселым, полковник улыбнулся им и, щурясь от яркого солнца, сказал:
— Что, на трамвае приехали? В Мадриде тоже приходилось ездить на фронт в трамваях. Милости прошу к нашему берегу. Но должен предупредить, что могу уделить вам не больше двадцати минут. Устраивает? Тогда договорились…
Гасовский незаметно дал знать своим ребятам, что им здесь делать нечего.
Глава четвертая
Вода была теплая, с каким–то металлическим привкусом. На этот раз старшина–скопидом расщедрился: «Пейте от пуза, приказано удовлетворить…» И они пили прямо из ведра, передавая его друг другу, а старшина стоял рядом и притворялся, будто не видит, как драгоценная влага течет у них по щекам, льется за воротники. Когда ведро опустело, старшина с тяжелым вздохом снова наполнил его до краев и передал Косте Арабаджи. В глазах этого немолодого человека с лицом, изборожденным длинными вертикальными морщинами, была обида. Старшина, как положено старшине, был мужик хозяйственный и не мог спокойно смотреть на такое «безобразие».
Тем не менее, когда и второе ведро опустело, а Костя Арабаджи утерся рукавом фланелевки, старшина самолично, прямо из бочки, налил ему полную флягу и заткнул ее пробкой. Точно так же он наполнил и остальные фляги, которые ему подставили. Берите, знайте его доброту.