Сквозь стену

Если тон мисс Сильвер и был необычайно сух, мисс Эдриан этого не заметила. С нажимом, на какой только была способна, она сказала:

— Вы не знаете Фреда.

Глава десятая

В имение «Бухта» Хелен Эдриан прибыла на следующий день. Дом тотчас же самым необыкновенным образом наполнился ее присутствием. Всюду витал аромат фиалок, слегка дисгармонируя с запахом нафталина, который был особым средством миссис Брэнд против моли. Он даже проникал на половину дома Мэриан, которая была счастливо избавлена от нафталиновых шариков: Мартин Брэнд не переносил этого запаха, утверждая, что во времена его матери здесь не было никакой моли, а она не использовала ничего другого, кроме лаванды. На что Элиза обыкновенно отвечала, что это некоторые люди притягивают ее.

Фиалковый аромат был не единственным проявлением присутствия в доме Хелен Эдриан. В гостиной ставни были открыты, шторы отдернуты. Непрерывно играл рояль, и чудесный высокий голос то поднимался еще выше, и выше, и выше, то спускался вниз, и вниз, и вниз, когда она распевала гаммы, и свободно лился и дрожал; она не пела в полный голос, но только вполголоса, проверяя дыхание и не напрягая связок. Феликс, с головой ушедший в свои грезы, словно переселился в иной мир.

Элиза, доставая пчеломатку из улья, сказала со скрежетом в голосе, что, насекомые или мужчины, все одно, когда рядом оказывается мед, они готовы попасться в ловушку, и неважно, что будет потом.

— И нечего так смотреть, моя дорогая Пенни. Если бы он знал, что для него хорошо, он бы поступал по-другому, но мужчины этого не знают и никогда не узнают.

Пенни подавленно сказала:

— Не понимаю, о чем ты.

Она стояла на старой кухне, выглядывая из окна и с отсутствующим видом поглаживая Мактавиша, разлегшегося на подоконнике и принимающего солнечные ванны. Через приоткрытое окно можно было слышать мелодично вибрирующий голос мисс Эдриан.

Элиза хмуро взглянула на спину Пенни. Ей бы сейчас доставило изрядное удовольствие завести шарманку им наперекор. Также ей хотелось бы высказать Феликсу все, что она думает о том, как глупо он себя ведет — то мрачный, как гроза в начале мая, и такой угрюмый, что от него молоко за минуту скисает, а то вдруг улыбается, словно Чеширский кот.

— Я всегда говорила и буду говорить, что влюбленность прекрасна в пределах разумного и нет никакой нужды выставлять себя на посмешище!

Последние слова раздались под решительный аккомпанемент громыхающих кастрюль и сковородок.

Пенни говорила по-прежнему тихо:

— Я думаю, он любит ее, — потом, после паузы, — однажды я спросила его, прямо так и сказала: «Я думаю, ты любишь ее». И знаешь, что он ответил?

Элиза фыркнула.

— Что-нибудь милое и трогательное!

Пенни не обернулась. Она продолжала гладить Мактавиша.

— Он посмотрел на меня. Знаешь, как он может посмотреть — сам мрачный, как ты только что сказала — и ответил: «Иногда мне кажется, что я ее ненавижу», — и вышел из комнаты, громко хлопнув дверью.

Элиза резко сказала:

— Она из тех, кто причиняет другим боль. Возможно, она еще будет делать это, и довольно часто. А ненависть — такая же благодатная почва, как и навоз, только в ней зарождаются низкие помыслы.

Пенни кивнула.

— Он не это хотел сказать... не на самом деле... в конце концов... — ее голос затих.

— Лучше скажи.

— Это мерзко — ненавидеть кого-то. Мне кажется, я мерзкая. Я почти ненавижу ее, когда она... заставляет Феликса... выглядеть подобным образом... — затем, с неожиданной энергией, — и когда ее запах разносится по моему чердаку, и вся эта мишура, уж лучше бы это были нафталиновые шарики!

Мактавиш, готовый было замурлыкать, выразил решительный протест. Ласковые пальцы внезапно стали жесткими. Они почему-то надавили на весьма чувствительную точку, причинив ему боль. Не в его привычках было страдать. Поскольку пальцы принадлежали Пенни, он воздержался от того, чтобы укусить их. Вместо этого он вытянулся во весь свой величественный рост, ослепил ее на мгновение сиянием своей рыжей шкурки и выпрыгнул в окно.

Пенни воскликнула:

— Ой!

Элиза проворчала:

— Посмотри, что ты наделала, прямо вывела его из себя!

В распахнутое окно ворвался звук голоса мисс Эдриан, плавно снижающийся с самой высокой ноты. Пенни круто развернулась, с силой топнула по каменному полу и выбежала из кухни.

В кабинете зазвонил телефон. Мэриан Брэнд, разбиравшая содержимое ящиков письменного стола, отбросила в сторону кипу бумаг и подвинула к себе аппарат. Мужской голос произнес: «Алло!», и все ее мысли в одно мгновение перенеслись далеко-далеко, туда, где он держал ее за руку в темноте под обломками покореженного состава.

Она сказала: «Мэриан Брэнд слушает», и порадовалась тому, что голос у нее твердый и спокойный. Хотя внутри что-то дрожало. Она думала, что он еще в Америке. Может, он был... Какая чепуха. Он мог быть в комнате. Эти мысли возникли все одновременно.

Он заговорил снова.

— Как поживаете? Вы узнали мой голос? Я-то ваш узнаю где угодно.

Инна открыла дверь. Когда она увидела, что Мэриан говорит по телефону, она вышла. У нее был вид вторгнувшегося без приглашения призрака, никому не нужного и несчастного. Мэриан даже ее не заметила. Она сказала в трубку:

— Я думала, вы в Америке.

— Я был, но не очень долго, и уже вернулся. Вы получили мои письма?

— Да. Они очень интересные.

— Они написаны очень скверным почерком. Мне следовало использовать пишущую машинку, но эти доктора просто парализовали меня.

— Как вы узнали, что мы здесь?

— От вашей миссис Дин. Я потерял вас из виду на пару дней. Могу я прийти и увидеться с вами?

— Где вы?

— Практически по соседству, в отеле в Фарне. Когда я смогу увидеть вас?

— Не хотите ли заглянуть к нам на ленч?

— Вы имеете в виду, сегодня?.. С удовольствием.

— Наш дом примерно в одной миле, если идти вдоль побережья. Вы не сможете его не заметить. Дом белого цвета, а двойные входные двери — синего.

Она повесила трубку и пошла переговорить с Элизой.

— Я очень надеюсь, что ты сможешь справиться. С предупреждением я несколько запоздала.

Элиза выглядела мрачной.

— У нас почти закончились некоторые продукты, до чего, как я думала, мы никогда не докатимся. Но немногие могут сказать, что их дух не был сломлен войной. Когда я думаю, что в моей кухне нет маргарина, не говоря уже о нежно-оливковых капельках жира, самое время умолять мясника подкинуть пару косточек для бульона!

— Но вы такая чудесная кухарка. Вот где имеет значение настоящий талант. Все, что угодно будет вкусно, если у вас будет фунт необходимых продуктов.

Если бы в ее голосе или даже в ее мыслях, присутствовал оттенок неискренности, Элиза бы почуяла его, как Мактавиш чувствует приближение мыши. Здесь же не было ничего, кроме абсолютной убежденности, и она позволила себе принять дань восхищения.

Когда они поняли, что кофейный крем не удастся приготовить в срок и что у них недостаточно жира для приготовления пирога, Элиза решительно бросилась готовить королевский пудинг, у них было всего два яйца и заказ, который ожидался из бакалеи завтра.

Потом, когда Мэриан собралась уходить, Элиза остановила ее.

— Есть кое-что, о чем, как я думаю, лучше сказать вам, мисс Мэриан...

Сердце у Мэриан упало. По истечении всего двух дней она уже предчувствовала, что будет тосковать по Элизе в случае, и это звучит ужасно, если та сейчас предупредит ее о своем уходе.

Затем ее охватило раскаяние. Если она смогла почувствовать такое за столь короткий срок общения, то неудивительно, что тетя Флоренс и тетя Кэсси сидят сейчас по другую сторону стены завистливые и злобные, потому что Элизу у них похитили. Она пару раз приготовила для всех домочадцев ужасную еду, что окончательно все прояснило. Мэриан решила принять удар достойно.

Элиза, высокая и угловатая, с крупным носом, несколько желтоватой кожей лица и глазами цвета остро наточенного стального ножа, который она только что вынула из ящика стола, встала и сказала: