Страница 49 из 77
Мой приятель послушался совета и вернулся домой. Жена его простила. И отца Николая он без труда нашел. Господь открыл ему и глаза, и сердце и даровал талант. Песни духовные он теперь пишет замечательные и исполняет их с большим успехом.
У другого моего приятеля поездка к отцу Николаю получилась очень странною. Он был полковником и мог стать генералом. Но для этого нужно было кое- что сделать, что могло повредить его сослуживцам в аналогичном звании. Это его смутило. Просить совета было не у кого. С коллегами он по многим причинам говорить не мог. И сам долго не мог решить, что ему делать. Был он совершенно не церковным человеком, но узнал о «некоем чудотворце, к которому церковные люди приезжают для разрешения неразрешимых проблем». Добрые люди подсказали ему, как добраться до места на берегу, от которого начиналась переправа. Была зима. Лед еще стоял без промоин, так что одной опасностью — угодить под лед — было меньше. Но началась метель, и вскоре замело
следы от автомобилей, по которым он шел. И вот тогда-то вспомнил полковник о Боге и стал, как мог, просить Господа помочь добраться к Его угоднику. Проплутав с полчаса, он наткнулся на берег вожделенного острова. Внезапно прекратилась метель. Он пошел в горку и, никого не спрашивая, добрел до батюшкиной избушки. Еще издали он увидел кружащих над одной крышей голубей. Туда и пошел. Но в избушку его не пустили. Строгая женщина хмуро посмотрела на него и заявила, что батюшка плохо себя чувствует и никого не принимает. Полковник попытался объяснить, что он издалека, из Петербурга, на что женщина хмыкнула: «Да к батюшке с Дальнего Востока приезжают. Тоже мне даль — Питер». От такого приема полковник смутился и отошел в сторону, не зная, что предпринять. Вскоре к нему подошла пожилая женщина из местных и пригласила зайти обогреться и попить чайку. Друг мой обрадовался приглашению. Он с легким сердцем оставил доброй женщине гостинцы, предназначавшиеся старцу, и, отогревшись, собрался в обратный путь. Он даже обрадовался оттого, что не пришлось рассказывать постороннему человеку о том, что нужно было предпринять для продвижения по службе. Подойдя к берегу, он увидел, как черный «мерседес» на приличной скорости угодил передними колесами в широкую щель, образовавшуюся между берегом и льдом. Из машины выскочили двое молодых людей в подрясниках. Один поглядел под днище и вернулся за руль, другой, подобрав подол подрясника, стал пытаться вытолкнуть автомобиль из ловушки. Мой полковник поспешил им на помощь. Но все было тщетно. Машина лежала на днище, и колеса проворачивались вхолостую.
— Господи, помоги! — взмолился тот, что был снаружи. — У нас так мало времени.
Потом он попросил полковника поискать трактор, обещая щедро отблагодарить. Тот побрел обратно к домам, а молодые люди, обогнав его, помчались к домику отца Николая. Трактора мой приятель не нашел, но вскоре наткнулся на хозяина армейского автобуса. Тот за умеренную плату вытащил «мерседес», и полковник с новыми знакомцами доехал благополучно до дома. Его попутчиками оказались семинаристы. Им удалось прорваться к отцу Николаю, и они сожалели о том, что не смогли помочь полковнику. Всю дорогу они отвечали на его вопросы. Дорога была неблизкая, и за без малого шесть часов мой приятель прошел первую в жизни катехизацию. О своей проблеме он не стал рассказывать молодым людям, но, задавая вопросы, получал ответы, косвенно имевшие отношение к его нравственным терзаниям.
Из армии мой приятель ушел, хотя начальство определилось насчет производства его в генералы. Даже без необходимости подсиживать коллег. Теперь он дьякон. Дочь его замужем за священником. А молодой человек, с которым они пытались вытолкнуть из ямы «мерседес», не так давно стал епископом.
Я как-то прочитал у одного современного философа парадоксальные рассуждения о том, что настоящей встрече должны предшествовать трагические обстоятельства. А «невстреча» может быть гораздо полезнее, чем встреча. В случае с моим полковником «невстреча» с отцом Николаем повлекла за собой ряд событий и обстоятельств, приведших его (в чем он абсолютно уверен) к единственно верному выходу из тогдашнего положения и для определения его дальнейшей судьбы. К отцу Николаю он отправился советским военным, а вернулся воином Христовым с четким пониманием нравственных законов и готовностью служить не за мирские блага, чины и звания, а во славу Божию.
Мои же «невстречи» с отцом Николаем я объяснял собственным окаянством и недостоинством. Правда, прибавился очень серьезный резон — я обрел замечательного духовника — отца Василия Ермакова, и нужда в поисках духовного совета отпала. Отец Василий удерживал своих чад от «духовного туризма». Если кто-то собирался в паломничество, то непременно спрашивал его благословения. Если отец Василий видел, что есть нужда в посещении той или иной обители, то благословение давал. Иным не давал, а вместо поездки в дальние края предлагал ходить к нему каждый день на литургию.
И все же к отцу Николаю я попал. Все с тем же отцом Михаилом. У него накопилось много вопросов. Неподалеку от его храма антропософы затеяли постройку целой деревни. И даже своего ставленника для пустовавшей церкви через каких-то людей порекомендовали архиерею. Отец Михаил очень переживал: своим мужикам нет дела до земли. Живут пребедно. А ведь до революции вдоль Чудского озера стояли богатейшие деревни. Просто беда: своим земля не нужна, а столичным еретикам сгодилась.
Были у отца Михаила еще вопросы к старцу. Меня он пригласил за компанию. У меня в тот момент особо важных проблем не было, а житейские я обсуждал с духовником.
В середине марта лед на озере некрепок. Нам пришлось внимательно разглядывать потемневшие участки. Ехали на всякий случай с открытыми дверями. Но добрались без происшествий. Подошли к батюшкиной избушке, потревожив полдюжины котов, сидевших на крылечке. Да голуби вспорхнули со штакетин забора. На входной двери висел большой амбарный замок. Но отец Михаил сказал, что это ничего не значит: «Батюшка дома». Мы долго стучали в дверь и прислушивались к звукам внутри домика. Было слышно негромкое шарканье. Отец Михаил приник головой к щели между дверью и притолокой и громко крикнул: «Батюшка, это я, священник Михаил из Гдова». Прошла минута, и слева от двери открылась форточка. В ней показалась седая голова батюшки. Он долго молча смотрел на нас. По щекам его текли слезы.
— Вот, Мишенька, запирают меня. А с кем это ты?
Отец Михаил представил меня. Я попросил батюшкиных молитв, извинился и отошел подальше, чтобы дать им возможность поговорить без посторонних ушей. Говорили они минут пятнадцать. Затем отец Михаил подозвал меня. Я ступил на крылечко, отец Михаил отошел вправо и шепнул мне: «Подойди, батюшка тебя помажет». Из форточки показалась кисточка, я приблизил лоб и почувствовал, как капелька масла потекла по переносице. Потом мы еще немного постояли с отцом Михаилом, глядя на удивительно доброе и скорбное лицо старца. По глубоким морщинам его щек текли слезы. Мы просили его молитв и кланялись, а он, благословляя, высунул дрожащую руку в форточку и перекрестил нас: «Помолитесь и вы обо мне».
Батюшкин лик стоит у меня перед глазами. Я не слышал от него мудрых советов. Мне не пришлось вести с ним долгих бесед, но та единственная встреча с ним, когда я видел его лицо и печальный, исполненный любви взгляд, запомнилась на всю жизнь. Как тут не вспомнить слова молитвы, обращенные ко Господу: «зрящих Твоего лица доброту неизреченную». Радость видеть Бога обещана нам в раю. Здесь же, на земле, нам дарована возможность видеть отблеск Божественной красоты на лицах Божиих угодников. Некоторых из них мне посчастливилось увидеть.
Здесь служил отец Серафим(Тяпочкин)
Как-то летом возвращался я из Краснодара в Петербург. Мой друг Виктор М. предложил заехать к нему в гости в Тулу, а заодно посетить Оптину пустынь. Я с радостью согласился. Спешить было некуда, и мы отправились по намеченному маршруту на его новом джипе. Миновали Ростов. И тут жена моего друга завела разговор о том, что давно не была у матери и не худо бы было сделать небольшой крюк и заехать к ней в Ракитное. Друг мой стал решительно возражать: крюк был немалый — верст 300-400. Стали спорить. Достали карту. Начали отсчитывать километры. У жены оказалось 200, у мужа — под 500. Видно было, что перспектива оказаться в объятиях тещи не очень его радовала: