Страница 40 из 77
Приезжавшим просто отдохнуть он, по апостольскому правилу, позволял три дня побездельничать и покупаться. Но потом посылал на послушания. Если кто-то неоднократно нарушал заведенный порядок, изгонял, несмотря ни на какие проклятия и угрозы.
В Васкнарве я получил первый серьезный урок практического богословия. Убедился в том, что Бог есть, что Он рядом и всегда готов помочь. Стоит лишь сделать шаг навстречу Ему, как Он сделает десять шагов навстречу тебе и, как любящий Отец, все простит, утешит и исцелит. До Васкнарвы я получал другие уроки: ходил в семинарский храм и слушал по средам замечательные проповеди ректора епископа Кирилла (нынешнего патриарха).
В Васкнарве я узнал, что есть и другая проповедь. Жизнь отца Василия сама действенная проповедь христианского служения.
А его ежевечерние беседы и рассказы тоже были своеобразной проповедью — бесхитростной и мудрой. Он просто рассказывал о том, что видел, чему был свидетелем, на какую мысль его навел тот или иной случай. Он учил народ приглядываться ко всем проявлениям жизни:
— Смотрите вокруг внимательно и читайте книгу, написанную Самим Господом Богом. Только внимательно читайте. У меня вот нет времени смотреть по сторонам. Только ваши физиономии вижу. Но и от вас многому учусь. А вчера наблюдал за мальчишкой с удочкой. Сидит и на поплавок смотрит. А что такое поплавок? Это же мне подсказка, что поп должен быть ловок. Ловким. Господь первыми призвал рыбарей. И многие чудеса у Него были связаны с рыбной ловлей. И статир из рыбы достали. И сто пятьдесят и три больших рыбины, по глаголу Его, вытащили апостолы. А ведь без Него трудились впустую. И рыба, «ихтиос», была тайным знаком христиан. Вот и каждый священник тоже рыбак: из моря греха вылавливает погибающие души и должен вести их ко спасению. Так что мне, попу, на роду написано сидеть у Божией реки и следить за поплавком.
Отец Василий показал, что духовный мир реален. И главное — что вера и любовь живы в нашем безлю- бом, катящемся в пропасть мире. И только эта вера удерживает нас от окончательной гибели.
Я был у отца Василия пять раз. Дважды гостил у него по месяцу. Один раз привозил к нему двух священников из Омской епархии — с ними я познакомился во время съемок фильма о Сибири. В последний раз навестил его с одной знакомой. Она хотела привезти к нему больного сына. Мы сидели в его каморке. Нам подавала чай молоденькая девушка с очень приятным кротким лицом.
Когда она вышла, батюшка спросил меня:
— Не узнал?
— Кого?
— Любушку.
— Какую Любушку?
— Ту самую, которая десять мужиков заваливала.
— Десять — не видел, а четверых точно валила, как малых деток. А где она? Что с ней?
— Да вот же она.
В комнату снова вошла миловидная барышня. Она улыбнулась:
— Не помните меня? А я вас помню. И за Петю вашего молюсь.
— Ну, конечно, помню, — сказал я не раздумывая.
Но поверить в то, что это та самая Любушка, с лицом топориком и глазами, сведенными к переносице, никак не мог. У этой девушки и лицо было как лицо: худенькое, но не остренькое. И глаза на месте. Даже довольно широко расставлены.
— Вот, — сказал торжествующе отец Василий. — Пожила со мной годик, помолилась — и гляди: враг оставил. Причащается спокойно. Никаких приступов. Красавица! Я ей и женихов подыскал. Не хочет. Говорит: Христова невеста.
Оленька тоже выздоровела. Подвизается в одном из монастырей. Марковна вскоре умерла. Перед смертью позвонила мне, сказала, что просит прощения и скоро «уйдет домой». Я жалею, что почти с ней не общался. Иногда встречал ее в питерских храмах на престольных праздниках. Время от времени вижу батюшкиных пасомых. Ведут они себя в храмах тихо.
Когда Эстония отделилась от России, несколько раз собирался навестить батюшку. Да так и не собрался. Один раз с Гдовской стороны Чудского озера долго смотрел на крест восстановленного отцом Василием Ильинского храма. Хотел подъехать поближе к берегу, но не пустили пограничники: запретная зона. Граница. Грустно.
Часть 3. Постскриптум
Об отце Василии Борине и о том, как жилось в его неординарной обители, я хотел давно написать. Хотел, но побаивался. Духовник Пюхтицкого монастыря архимандрит Гермоген вообще не советовал без нужды появляться в Васкнарве. Для людей без серьезного
духовного опыта общение с батюшкиными постояльцами чревато большими опасностями.
Портрет священника всегда будет не полон, если не почувствуешь его сердца, не поживешь под его водительством. Я не уверен, что несколько теплых бесед с батюшкой и сравнительно долгое наблюдение за ним позволило мне описать его абсолютно точно. Да простит меня отец Василий (Царство ему Небесное!) и те, кто был ближе меня к нему, если я согрешил против истины. Мои реконструкции его речей, конечно, не расшифровка диктофонных записей. Воспроизвел, как запомнил. Я старался передать атмосферу и запомнившиеся факты. Многого не стал описывать. Да и нельзя это поверять ни бумаге, ни компьютеру.
По неофитской прыти мне хотелось скорейшего выздоровления сына. Но этого не произошло. Батюшка с самого начала предупреждал меня, чтобы я умерил свои желания и не досаждал Господу преждевременными просьбами.
С Петей все же произошло определенное чудо. Он был неконтактен. Весь в себе. Никто ему не был интересен. Теперь — наоборот. Он всех любит. С ним очень трудно гулять: со всеми встречными здоровается и подает руку. Некоторых норовит поцеловать. Был мрачен и угрюм. Теперь всегда улыбается. Его трудно было причащать. После Пюхтиц и Васкнарвы его трудно удержать: расталкивает народ, чтобы первым подойти к Чаше.
«Дух прав обновился в утробе его». Я благодарен Богу за это. У Пети своя миссия. Он показывает, как нужно радоваться при встрече с людьми тем, кто и с соседями не здоровается.
Мне позвонили несколько человек, кто в разное время побывал в Пюхтицах и Васкнарве. Я просил их поделиться воспоминаниями об отце Василии. К моему удивлению, все опрошенные помнили лишь атмосферу и общую картину. Благодарили за то, что мне удалось их передать. Один архимандрит рассказал о беседе с отцом Василием. Тот приказал ему (тогда молодому иеромонаху) никогда не заниматься отчиткой. И еще он сказал, что не надеется, по своей немощи, изгнать из человека мучителей-бесов, а лишь просит Бога облегчить страдания бесноватым. Ну а если удается помочь кому-нибудь полностью избавиться от «квартиранта», то никогда успех не приписывает себе. Никто, как Господь. Не дай Бог почувствовать себя великим праведником.
Моя приятельница, однажды посетившая Васкнарву, рассказала следующее.
Как только батюшка запер двери, со всех сторон стали раздаваться стоны, крики, жуткие звуки и, как она выразилась, «звукоподражания котам, петухам, собакам и прочим тварям». Батюшка громко приказал:
— А ну тихо! Кто тут у вас главный бес?
И вдруг субтильная дама, стоявшая рядом с ней, громоподобным басом проревела:
— Ленин.
Это было и смешно, и страшно. В конце семидесятых годов так не шутили. А если и шутили, назвав Ленина бесом, то прямехонько попадали в мордовские лагеря для политических.
Батюшка иногда рассказывал о войне, но мне не пришлось услышать эти рассказы. Знаю только, что его, как и всех более-менее здоровых молодых людей, живших в Эстонии, немцы призвали в армию. Но служил он в каких-то вспомогательных частях и в боях не участвовал.
Расспрашивать о войне эстонских жителей было небезопасно. Одну часть успела забрить в солдаты отступавшая Красная армия, другая часть попала в немецкие войска. Некоторые даже служили в СС.
Несколькими годами раньше приезда в Васкнарву я проехал по старообрядческим деревням с моим другом — сотрудником древлехранилища Пушкинского Дома Глебом Маркеловым. Он надеялся найти старообрядческие рукописные книги. Улов оказался скромным. В одной из деревень мы встретили поэта Евгения Рейна, сопровождавшего своего приятеля — собирателя икон и живописи. Рейн смешно рассказал о постигшей его спутника неудаче. Тот накануне их поездки в Эстонию приобрел две картины Куинджи. Оказалось, что этот «Куинджи» живет в городе Изюме Харьковской области и выдает в день по нескольку шедевров. С этим коллекционером и Рейном мы провели вечер в каюте стоявшего на приколе катера. Они пытались разузнать у хозяина плавсредства, у кого есть ценные древности. Достали водку. Вскоре подошел еще один потенциальный информатор из местных русских. Насколько я понял, ничего путного узнать от них не удалось. Зато после третьей выпитой честной компанией бутылки мы стали свидетелями старой «разборки».