Страница 96 из 99
– Нет, я спрашиваю – ты рехнулся? – взвыл красный от злости Интай. – Ты что это такое затеял, а?
Он лягнул босой пяткой в мою сторону, пригнулся, выпрямился, лягнул снова.
– Отослать меня задумал, да? – пропыхтел он. – Ничего у тебя не выйдет, так и знай!
– Что значит – не выйдет? – не понял я.
– Не уйду я, вот что это значит. Твой маг что говорил, а? Что в такой дороге случайных спутников не бывает, вот!
Кинтар – да неужто некому было язык твой длинный укоротить?!
– Если бы я тебя поленом не приложил, съели бы тебя! И косточки бы обглодали! Оршан бы сейчас из твоих потрошков супчик варил!
– А тебе охота в этот супчик своих потрошков добавить? – озлился я. – Чтобы погуще да понаваристей?
– Дурак! – Интай выдохом оттолкнулся от земли, рухнул, снова отжался, вскочил и кувырнулся через спину. В глазах у него дрожали слезы. – Дурак ты, мастер! Без оружия остался, а теперь еще и меня гонишь, да?
– А на кой ты мне сдался? – фыркнул я. – Заместо меча, что ли? За башку тебя пустую схватить и ногами твоими Оршана охаживать, да?
Лукавил я – ох, и лукавил! Вестимо дело, Интай – не меч… но пока он со мной, я все-таки не один… и зыбкое это, хрупкое и неопределенное неодиночество укрепляет душу и заставляет страх отступить. Я лукавил… да нет, я заведомо лгал. И оскорблял к тому же. Намеренно. Обидится парень? Ну и на здоровье! Лишь бы ушел. Лишь бы живой остался.
– А ты не вредничай. – Слезы Интая отчего-то мгновенно исчезли. – Без толку. Сказал – не уйду, и все.
– Уйдешь!
– Это еще почему? – Интай вышел из очередного кувырка в низкую стойку и воззрился на меня снизу вверх.
– Потому что я – твой учитель, и я тебе велю! – отрезал я.
Впервые в жизни я произносил эту фразу. Пожалуй, ничего противнее мне говорить не доводилось, да и глупее тоже.
– Да? – глядя исподлобья, ухмыльнулся Интай. – Ну и что?
У меня сердце упало. Все мыслимые доводы испробовал, обидеть попытался, гадость сказал, да вдобавок еще и глупую… безрезультатно.
– Я… я очень тебя прошу, – выдавил я.
– И не проси, – отрезал Интай. – Просит он, велит… да ты хоть до завтра приказывай – а что ты сделать сможешь? Запретить? Так я не послушаюсь. Удрать? Бегом за тобой побегу, а угонюсь. Тайком удрать? По следу найду… сам же ты меня и научил, так что найду, не сомневайся. Разве что связать и под кустом бросить. А вдруг меня связанного волки съедят? Очень даже запросто. Придут и съедят. Или сам я их дожидаючись с голоду помру. Нет, нельзя меня связанного бросать.
Что, Младший Патриарх – дождался? Ведь и правда, сам же и научил. Быстро бегать научил. По следу искать научил. Думать, и то научил. Думать, и не соглашаться, и спорить, и убеждать – научил. Хорошо научил. Так хорошо, что хоть ложись и помирай.
Не этого ли ты хотел? Чтобы не покорную куклу, не бездумный воск пальцами мять… чтобы ни один приказ, даже и твой, ученикам глаза не застил. Чтобы своя у них воля была, своя, а не твоя… не того ли ты и добивался, Патриарх?
И ведь нельзя же не сказать, добился.
Если только это твоя заслуга.
Нелегко учить не только послушанию, но и ослушанию… не легче с ним и столкнуться. Вот она, воля, непокорная твоей – и непреклонная! Словно стиснул ком глины – а он внезапно обернулся острым лезвием и врезался в твою руку до самых костей… но уж коли тебе посчастливилось невесть каким чудом вылепить из глины стальной кинжал, так и радуйся. А за неосторожность свою себе, а не кинжалу пеняй. Нечего за лезвие было хвататься.
Кабы не горе, я бы и радовался. Чистой проковки клинок получился – ни пятнышка, ни огреха. Интай ведь мне возражал не наобум, не из пустого упрямства. Все до последнего слова продумано, да не наспех, не кое-как. Ни возразить, ни отмолвить. Я и впрямь ничем не могу ему помешать. Я ничего не могу с ним поделать. Ни прогнать, ни удрать, ни связать… ничего.
Одно мне только и осталось: провести вторую половинку тренировки, как обычно, будто ничего я такого и не говорил.
– Не понимаю, – продолжал кипятиться Интай. – Как ты можешь всерьез нести такую ахинею!
– А ты уверен, что я это всерьез? – Я подошел к нему и принял положение “песочные часы”. – Ты действительно уверен? Тогда расслабься и смени стойку. Прежняя тебе больше не понадобится.
Интай недоверчиво ухмыльнулся, и на душе у меня малость полегчало… или наоборот? Сам не разберу.
* * *
Последнюю свою ночь перед битвой я проспал, как убитый. Вероятно, оттого, что Интай, следуя моим указаниям, связал меня так основательно, что утром едва распутать сумел. Связанным я никуда не уйду, как бы Оршан ни старался, а значит, можно спать спокойно. Выспался я просто отменно. Интай зато поутру щеголял роскошными темными кругами вокруг глаз. Не иначе, караулил всю ночь… ох, малыш, зачем же это?
– Ты что, всю ночь не спал? – спросил я, хотя ответ знал заранее: ответ был написан у Интая на физиономии.
Интай продолжил сматывать веревку, ни слова не говоря, только скорчил противную рожу. Он еще явно не простил меня за вчерашнее – и настаивать на ненужном ответа я не решился.
Потом мы перекусили на скорую руку. Нелепый какой-то завтрак выдался. Я зачем-то беспрерывно шутил, а Интай на каждую мою шутку зевал, не в силах удержаться. Я хотел было предложить ему вздремнуть на дорожку, но с удивлением понял, что не могу. Изведусь, пока он спит, до визга. А оставить его спящим и все-таки удрать не получится: отчего-то я не сомневался, что он мгновенно проснется.
– Пойдем, что ли, – предложил Интай, старательно кривя рот в мужественной пренебрежительной ухмылке.
Ему было страшно. Он почуял мое настроение, и ему было страшно, а выказывать свой страх, и уж тем более тяготить им меня он не собирался. Эх, парень – вовсе незачем тебе отвагу изображать: она у тебя и так есть. Настоящая, неподдельная. И почему так неудачно сложилось, что я только-только начал тебя узнавать? Будь у нас хоть малость побольше времени, я успел бы понять, что делает тебя, слабого и беззащитного, таким отважным. Может, и научиться бы успел.
– Пойдем, – согласился я, вскидывая на плечо свой изрядно похудевший за время пути дорожный мешок.
Теперь у меня не оставалось ни малейших сомнений, куда мне следует направиться: к пещере, куда же еще! Минуя натоптанную тропинку, ведущую к оврагу, я даже не остановился на перекрестке, а решительно свернул по еле приметной стежке налево, обогнув сильно разросшийся куст шиповника. Интай едва поспевал за мной – но мне отнюдь не казалось, что я иду слишком быстро. О нет! Ведь если поверить не бешено мелькающим вдоль лица ветвям, не хлещущей колени высокой траве, не солнцу над головой, а телу моему, так я и вовсе едва плетусь. Ползу, можно сказать. Еле ноги переставляю.
– Уймись, – выдохнул сквозь зубы Интай, на бегу перемахивая через разлапистую корягу. – Тебя опять ведет.
– Попробую, – пообещал я.
Конечно, меня ведет – не сам же я несусь опрометью, да еще себя подгоняю. Вот только как укротить взбесившиеся ноги, подгоняемые явно не моей волей? Мне ведь спешить и вправду некуда. Помереть, знаете ли, никогда не поздно, так что я могу и обождать.
– Садись мне на загривок, – окликнул я Интая.
– Не-а, – мотнул головой Интай, двигаясь прежней упругой рысцой. – тебя это не замедлит. Надорвешься только, силы зря потратишь, а тебе силы надо сейчас беречь.
Пожалуй, что и надо… только зачем? Не врукопашную же мне с Оршаном сходиться… а, проваль – вот если бы и правда мне довелось ухватить Его за загривок или брыкнуть в челюсть, я бы точно знал, который из нас лежать на песке останется! А так… совершенно не представляю, что мне делать. Ни тебе морды вражеской, по которой засветить можно, ни оружия в руке… голенький я. Вот как есть голенький. Разве что связка талисманов на шее болтается, да прицепленный к ней на счастье осколок погибшего меча кожу чуть царапает… вот и вся мне помощь в грядущем бою.