Страница 65 из 88
— Кенд-Амрид делать все, что угодно.
— Вы отремонтируете мне мотор?
— Кенд-Амрид думать, будет ремонт мотора благом для Кенд-Амрида?
— Это будет благом для нас и, таким образом, в конечном итоге благом для Кенд-Амрида.
— Кенд-Амрид должен обсудить. Вы идете.
— Я думаю, мы предпочли бы остаться за пределами города, провести ночь на своем корабле и узнать решение утром.
— Нет. Не хорошо. Вы не известны.
Я поразился невероятно примитивным рассуждениям говорившего и сразу понял, что врач подразумевал, когда упомянул, что Зверь создал Машину и оставил Человека целиком вне ее. Наверное, оглядываясь назад, это было благом для меня, потому что теперь я точно представлял, что означает для меня Марс. Не подумайте, что проклятие, опустившееся на Кенд-Амрид являлось естественным — оно было даже более чуждым любимому мной Марсу, чем если бы подобное произошло на Земле. И, наверное оттого, что Марс не был подготовлен к опасностям, присущим Кенд-Амриду, я чувствовал, что мой долг — как можно скорее вылечить эту болезнь.
— Я думаю, однако, что лучше всего будет, если мы покинем Кенд-Амрид и подождем за стенами, — повторил я. Мое намерение, конечно же, заключалось в том, чтобы отремонтировать мотор самому и как можно быстрее вернуться за подмогой в Варналь.
Впрочем, я был против лишения свободы точно так же, как правители Кенд-Амрида были против нарушения мною границ города. Решение было принято, и в душе я знал, что прав, поэтому решил, что если возможно будет избежать насилия, то мы не прибегнем к нему, так как вполне понятно, что в конечном итоге насилие не приводит ни к чему, кроме дальнейшего насилия.
Ответ человека с мертвым лицом был фактической иллюстрацией моих умозаключений, когда он проговорил:
— Нет. Лучше всего для Кенд-Амрида вам остаться. Если не остаться, то Кенд-Амрид заставлять остаться.
— Вы воспользуетесь силой, чтобы заставить нас остаться?
— Использовать много людей заставить двух человек остаться.
— Это кажется мне похожим на принуждение, друг мой, — с мрачной улыбкой произнес Хул Хаджи, и его рука легла на меч. Я снова остановил его руку.
— Нет, друг мой — позже, наверное, но сперва давай посмотрим все, что можно в этом месте. Думаю, они не увидят никакой причины помочь нам. Давай на мгновение обуздаем свои эмоции и подыграем им.
Я прошептал это быстро, а за время, пока я говорил, мертвеннолицый и его партнер не шелохнулись и не сказали ни слова.
Хул Хаджи, похоже, услышал.
— На мгновенье, — проворчал он.
— Только на мгновенье, — заверил я его.
— Вы идти? — спросил человек с неподвижным лицом.
— Мы пойдем, — согласился я.
— Следуйте, — приказал он, а затем велел носильщикам, остававшимся такими же бесстрастными и неподвижными, как и его товарищ:
— Носильщики идти обратно к Центральному месту.
И тут произошло еще одно неожиданное и ужасающее событие.
Вместо того, чтобы повернуться кругом, носильщики побежали задом наперед.
Являлось ли это доказательством эффективности политики правителей Кенд-Амрида? Вид подобного безумства чуть не заставил меня потерять контроль над собой, но заметив стойку Хул Хаджи и зная, что тот тоже готов вот-вот сорваться, заставило меня снова удержать его и таким образом удержать себя самого.
В настроении возмущенного ужаса, заставившего меня понять, почему именно врач казался безумцем, мы последовали за носилками.
3. ОДИННАДЦАТЬ
Центральное место создали явно путем старательного вычисления точного центра Кенд-Амрида, а затем сноса существовавших зданий. Здесь было воздвигнуто строение, квадратное, неестественно контрастирующее с другими зданиями. Центральное место являло также признаки того, что построили его лишь недавно, и мне оставалось только гадать, с какой скоростью оно должно было возводиться и какой ценой — поскольку здесь использовался в первую очередь человеческий труд.
Центральное место было построено на крови людей — людей, подвластных тирании, понять которую намного труднее, чем власть диктатора, существовавшего когда-либо!
Носилки остановились и опустились на землю перед главным входом — зияющим в стене и совершенно квадратным — из них спустилось два человека и, шагая, словно роботы, первыми направились в здание.
Внутри царил полумрак, скверно освещаемый простыми лампами, похожими на наши обыкновенные масляные лампы. Это удивило меня, поскольку большинство марсианских народов все еще пользуется почти неистощимым искусственным освещением, являющимся одним из благ, оставленным после себя шивами — сверхученой расой, уничтожившей себя согласно легендам и того немногого, что осталось от истории, в чудовищной войне много веков назад.
От них осталось лишь несколько бессмертных, понявших ошибочность своих путей и редко становившихся вовлеченными в дела людей. Они страшились, наверное, что могут повторить свои ошибки.
Я заметил об этом Хул Хаджи, и тот сказал, что у них некогда имелось такое же освещение, но пытаясь сделать новые осветительные приборы, подобные им, синие люди разобрали их на части и не смогли собрать вновь.
Эта информация усилила сложившееся у меня впечатление о жителях Кенд-Амрида и помогла мне понять, почему они стали тем, чем были.
Сочувствие причинам их безумия не изменило ни на йоту моего намерения попытаться, насколько будет в моих силах, вылечить это безумие.
Мы вошли за теми двумя в помещение, где нашли еще девять человек — все с той же неестественной прямой осанкой и неподвижным выражением лиц, как и у первых двух. Они, конечно, различались по физической внешности.
Первые два заняли свои места за круглым столом, где уже сидели другие девять. В центре стола, имевшего углубление, находилось нечто, значение чего я не смог понять с первого взгляда.
Это был человеческий скелет.
Буквально, мементо мори.
Первоначально — и, наверное, даже Одиннадцать теперь потеряли из виду свой первоначальный мотив — его поместили туда, чтобы напоминать им о смерти. Если врач прав, то именно страх перед напастью и заставил их создать эту неестественную государственную систему.
Следующее, что я заметил — это то, что за столом не хватает одного места. И все же, если вокруг стола было двенадцать кресел, то где же двенадцатый? Потому что правители Кенд-Амрида называли себя Одиннадцатью.
Я надеялся, что позже смогу найти ответ на это.
Все тем же ровным голосом человек, с которым я первоначально разговаривал, в точности сообщил другим, что произошло между нами. Он не сделал по этому поводу никаких личных комментариев и, казалось, не пытался передать ничего, кроме точной информации.
Когда он закончил, другие повернулись рассмотреть нас.
— Мы говорить, — сказал после минутной паузы первый человек.
— Нам выйти, чтобы вы могли решить? — спросил я.
— Нет нужды. Мы обдумываем факторы. Вы здесь не иметь значения.
И тут начался невероятный разговор между одиннадцатью людьми. Никто ни разу не высказал мнения, зависящего от его собственной личности.
Некоторым это может показаться привлекательным — разум правит эмоциями — но пережить такое было ужасно, потому что я вдруг понял, что личная точка зрения является необходимостью, если хочешь придти к сколь-нибудь реалистичному выводу, каким бы несовершенным он мог бы показаться.
Повторение всего разговора наскучит вам, но, в сущности, они обсуждали, смогут ли они, будучи полезными нам, получить что-то полезное для Кенд-Амрида.
Наконец они пришли к выводу, к которому по-моему, более сбалансированный человек пришел бы в течение нескольких минут. Коротко он сводился к следующему: если я объясню, как построить двигатель внутреннего сгорания и принцип его действия, они помогут мне отремонтировать мой.
Я знал, насколько опасным может оказаться дело, если я направлю это нездоровое общество по пути к настоящим техническим достижениям, но притворился, что согласен. При этом я имел в виду, что у них нет достаточного количества инструментов, необходимых для постройки многих двигателей внутреннего сгорания прежде, чем я смогу вернуться с подмогой и исцелить болезнь, явившуюся в Кенд-Амрид.