Джунгли

Так писал поэт, которому дано было испытать правосудие этого мира.

Глава XVII

В семь часов Юргиса повели за водой и велели вымыть камеру. Он добросовестно исполнил эту обязанность, от которой большинство заключенных старалось уклониться, доводя свои камеры до такого состояния, что даже надзиратели считали нужным вмешаться. Потом ему дали опять «дурман с дрянью», после чего выпустили на трехчасовую прогулку в длинный двор с цементными стенами и стеклянной крышей. Там толпились все обитатели тюрьмы. С одной стороны было место для посетителей, отделенное от остальной части двора двумя сетками из толстой проволоки. Сетки отстояли одна от другой на фут, так что сквозь них ничего нельзя было передать. Юргис все время поглядывал в ту сторону, но к нему никто не пришел.

Вскоре после его возвращения в камеру надзиратель отпер дверь и впустил нового заключенного, щеголеватого молодого человека, стройного, голубоглазого, со светлыми усиками. Он кивнул Юргису и, когда за надзирателем закрылась дверь, критически осмотрелся.

— Ну, что ж, приятель, — сказал он, встретившись взглядом с Юргисом, — добрый день!

— Добрый день, — ответил Юргис.

— Недурная рождественская прогулка, а?

Юргис кивнул.

Новоприбывший подошел к нарам и исследовал одеяло. Потом приподнял матрац и тут же бросил его на место.

— Черт возьми, вот это хуже всего!

Он снова взглянул на Юргиса.

— Вы как будто не спали эту ночь? Из-за насекомых, да?

— Мне в эту ночь не хотелось спать, — проговорил Юргис.

— А вы здесь давно?

— Со вчерашнего дня.

Молодой человек посмотрел кругом и поморщился.

— Здесь дьявольская вонь, — вдруг сказал он, — откуда это?

— От меня, — ответил Юргис.

— От вас?

— Да.

— Разве вас не мыли?

— Мыли, но это не отмывается.

— Что же это такое?

— Удобрение.

— Удобрение? Черт возьми! Чем же вы занимаетесь?

— Я работаю на бойнях… то есть работал. У меня вся одежда им пропиталась.

— Этот запах мне незнаком, а я-то думал, что знаю все. Скажите, за что вы сюда попали?

— Я ударил мастера.

— Ого! Вот как! А что он вам сделал?

— Он… он притеснял меня.

— Понятно. Вы, что называется, честный рабочий!

— А вы кто? — спросил Юргис.

— Я? — Собеседник Юргиса рассмеялся. — Я то, что называется «взломщик».

— А это что такое? — спросил Юргис.

— Сейфы и тому подобное.

— Ну! — с изумлением воскликнул Юргис и почтительно уставился на собеседника. — Вы их взламываете? Так я вас понял? Вы… вы…

— Да, да, — рассмеялся молодой человек, — в этом по крайней мере меня обвиняют.

Он выглядел не старше двадцати двух или двадцати трех лет, хотя Юргис впоследствии узнал, что ему было тридцать. Говорил он как образованный человек, как джентльмен.

— За это вас и посадили? — осведомился Юргис.

— Нет, — последовал ответ. — Я здесь за нарушение общественного спокойствия. Полиция злится потому, что против меня нет улик.

— Как вас зовут? — после некоторого молчания продолжал молодой человек. — Я — Дьюан, Джек Дьюан. Имен у меня больше десятка, но этим я пользуюсь в своей компании.

Усевшись на пол, он прислонился спиной к стене, скрестил ноги и продолжал болтать. Вскоре Юргис перестал его стесняться. По-видимому, он бывал во всяких переделках и не брезгал разговором с простым рабочим. В ответ на его расспросы Юргис рассказал ему свою жизнь, всю, кроме того, о чем нельзя было говорить. Его собеседник в свою очередь рассказал о себе. Он оказался отличным рассказчиком, хотя и не был особенно щепетилен в выборе сюжетов. Тюрьма, по-видимому, нисколько не влияла на его жизнерадостность. Он уже два раза отбывал наказание и относился к этому с веселым благодушием, утверждая, что ему не мешает иной раз отдохнуть от женщин, вина и профессиональных волнений.

С появлением в камере сожителя тюремная жизнь пошла для Юргиса совсем по-иному. Он не мог теперь, отвернувшись лицом к стене, предаваться своим думам; когда к нему обращались, приходилось отвечать. Кроме того, Юргису невольно нравилось разговаривать с Дьюаном — первым образованным человеком, с которым его столкнула судьба. Как было не заслушаться рассказов о ночных похождениях и опасных встречах, о пирушках и оргиях, о бешеных деньгах, прокучиваемых за одну ночь! Молодой человек смотрел на Юргиса с добродушным пренебрежением, как на жалкое вьючное животное. Он тоже испытал на себе людскую несправедливость, но, вместо того чтобы молча терпеть, отвечал ударом на удар. Он бился упорно — между ним и обществом шла война. Это был весельчак и кутила, живший на счет врага и не знавший ни страха, ни стыда. Он не всегда выходил из схватки победителем, но поражение для него не означало гибели и не обескураживало его.

Вообще он производил впечатление добродушного человека. Свою историю он рассказывал постепенно, в те долгие часы, когда у них не было другого дела, кроме разговоров, а все остальные темы были исчерпаны. Джек Дьюан был родом с Востока. Он окончил колледж и изучал электротехнику. Но его отец разорился и покончил жизнь самоубийством. У Дьюана остались мать, младший брат и сестра. Дьюан сделал какое-то изобретение. Юргис не совсем понял, в чем оно заключалось, но оно было связано с телеграфом и имело важное значение. На нем можно было заработать состояние — миллионы и миллионы долларов. Это изобретение присвоила себе крупная фирма, ограбив Дьюана, который запутался в судебных тяжбах и истратил на них все, что у него было. Потом кто-то соблазнил его играть на скачках. Он пытался поправить дела, играя на чужие деньги. Ему пришлось бежать, и это определило его дальнейшую судьбу. Как он дошел до взламывания сейфов? — спросил его Юргис, которому это занятие представлялось нелепым и чудовищным. Его собеседник ответил, что это было результатом случайного знакомства. «Одно влечет за собой другое», — добавил он. Не вспоминал ли он когда-нибудь семью? — спросил Юргис. Бывало, ответил тот, но не часто, он себе этого не позволяет. И зачем? Воспоминаниями делу не помочь! Лучше обходиться без семьи. Рано или поздно Юргис сам придет к такому заключению, откажется от борьбы и начнет промышлять для себя одного.

Дьюан видел, что Юргис прост и наивен, и поэтому был с ним откровенен, как ребенок. Ему правилось рассказывать Юргису о своих похождениях и наблюдать удивление и восторг иммигранта, так мало знакомого с американскими обычаями. Дьюан даже не считал нужным скрывать имена и названия и болтал обо всех своих подвигах и неудачах, романах и разочарованиях. Кроме того, он познакомил. Юргиса с другими заключенными, из которых почти половину знал по именам. Население тюрьмы уже успело дать Юргису прозвище — его называли «вонючкой». Это было жестоко, но Юргис понимал, что его не хотят обидеть, и принимал свою кличку с добродушной улыбкой.

К нашему другу иногда приставало немного грязи из тех сточных канав, над которыми он жил, но теперь он впервые был забрызган с ног до головы. Эта тюрьма была настоящим Ноевым ковчегом преступного мира — тут были убийцы, налетчики и взломщики, растратчики, подделыватели документов и фальшивомонетчики, двоеженцы, воры, злостные банкроты, карманники, шулера и сводники, дебоширы, нищие, бродяги и пьяницы, — черные и белые, старые и молодые, американцы и выходцы из всех стран мира. Тут были закоренелые злодеи и невинные люди, слишком бедные, чтобы внести за себя залог; старики и мальчики, которым не было еще тринадцати лет. Это был гной огромной воспаленной язвы общества. На них было жутко смотреть, и с ними было жутко разговаривать. Их душевный мир был миром разложения и зловония, их любовь была зверством, их радость — глумлением, их вера — богохульством. Они бродили кучками по двору, и Юргис слышал их разговоры. Он был невежествен, а они умудрены жизнью; они везде побывали и все испытали. Они могли рассказать ужасную тайную историю города, в котором правосудие и честь, тела женщин и души мужчин продавались с публичного торга; где люди метались, схватывались, бросались друг на друга, словно волки в яме; где низкие страсти пылали пожаром, а люди служили топливом; где человечество разлагалось, захлебывалось и барахталось в своих пороках. Люди, без их согласия рожденные для жизни в клубке диких зверей, должны были так или иначе идти по этому пути. Тюрьма не была для них позором, так как игра велась нечестно, краплеными картами. Это были грошовые мошенники и воры, пойманные в ловушку, сметенные с пути мошенниками и ворами, похищавшими миллионы.

23

О. Уайльд. «Баллада Рэдингской тюрьмы».