Страница 20 из 38
— До сих пор,— поясняет Владимир Борисович,— исследователи пользуются единственной монографией по морской корове, изданной русским академиком Ф. Ф. Брандтом в 1868 году. Но и в ней немало «белых пятен». Теперь же появилась возможность сделать самое подробное описание этого навсегда исчезнувшего животного. Да и проверить наблюдения самого Стеллера тоже. Описывая морскую корову, Стеллер все же сделал ошибку...
Обнаружив в прибрежных водах острова крупных животных и наблюдая за ними, Стеллер отнес их к разновидности ламантинов. Ламантины обитали у побережий Карибского моря и Атлантики и были хорошо известны европейским ученым. Их называли еще манати и вместе с дюгонями относили к отряду сирен. Однако, в отличие от дюгоней, ламантины имеют шесть шейных позвонков. Столько же Стеллер почему-то насчитал и у морской коровы. Позднее другие исследователи на скелетах этих животных находили семь шейных позвонков. И получалось, что стеллерова корова ближе к дюгоням, чем к ламантинам. Кому же верить? Сейчас-то известно, что Стеллер ошибся, но спор об этом в научных кругах длился почти два столетия. Причина разногласий состояла в том, что в распоряжении ученых были кости разных экземпляров этих животных, к тому же плохо сохранившиеся.
Теперь, по словам Владимира Борисовича, можно точно проверить наблюдения Стеллера. Он пишет, что движение морской коровы представляло собой «полуплавание, полуходьбу». А все потому, что передние конечности ее напоминают багры, она не спеша переставляла эти, так сказать, ноги, опиралась на них и подтягивала свое массивное тело. Получается, что стеллерова корова могла заходить и в устья рек? У дюгоней же передние конечности действуют скорее как ласты. Затем Стеллер пишет, что неоднократно наблюдал спины морских коров над водой. Прекрасно сохранившийся череп найденного скелета, его строение говорят о том, что голова у этого животного была наклонена вниз, то есть корова щипала морскую капусту сверху. Значит, когда они паслись, то действительно должны были показывать свои спины.
— В дальнейшем же,— добавляет Суханов,— более тщательное изучение найденного скелета, я уверен, позволит больше понять образ жизни этого животного. Теперь мы можем полнее представить, какую роль в эволюции играла морская корова, ее место в природе... Правда, для этого скелет надо еще сохранить. Кости нуждаются в консервации, а провести ее в местных условиях невозможно. Да и место такой находке в Палеонтологическом музее АН СССР. Здесь, на острове Беринга, этого пока не хотят понять...
Питаясь морской капустой, коровы как бы прореживали прибрежную донную растительность. Это немаловажно — ведь по краям зарослей обитала молодь морских ежей и звезд — основная пища каланов. Но вот стеллерова корова исчезла, и водоросли стали беспрепятственно завоевывать все новые донные площади. Меньше становилось морских ежей, звезд, а значит, и корма для каланов. Сейчас на Командорах создалась такая ситуация, которую научный сотрудник ВНИРО К. Сидоров назвал разорванным экологическим кольцом.
— На острове Беринга,— рассказал Владимир Борисович Суханов,— местный комбинат начал заготовлять морскую капусту. Такому решению можно было бы только радоваться — найден способ сократить заросли этих водорослей. Но сколько, как и где собирать капусту — об этом могут сказать только специалисты, дабы не нанести еще больший вред природе. Такая опасность, на мой взгляд, существует. По плану комбинат должен заготовить морской капусты 30 тонн, а он самостоятельно решил собрать впятеро больше. Без всяких научных рекомендаций. Но если исчезнет морская капуста, не станет морских ежей и звезд, и каланам нечем станет питаться...
Сейчас вокруг островов Берингова моря введены 12-мильные природоохранные зоны, где запрещено вести любой промысел и лов рыбы, а в некоторых — даже прохождение судов. На острове Беринга существует экологический заказник, здесь под охраной государства находятся два лежбища морских котиков, лежбище сивучей. Но на котиков разрешалось охотиться вплоть до 1985 года. Шкурки сдавались, мясо шло на звероферму — на корм норкам. Затем охоту на котиков опять запретили, однако в нынешнем году по рекомендации ВНИРО разрешен забой молодняка — 10 тысяч самцов — сереньких, как мы их называем. А ведь это почти 70 процентов ежегодно рождающихся зверей.
— Вряд ли такое решение можно признать целесообразным,— закончил Владимир Борисович.
Последнюю морскую корову уничтожили в 1768 году, не в таком уж и далеком прошлом, когда Берингово море именовали еще Бобровым. Возможно, и тревога доктора биологических наук В. Б. Суханова тоже не беспочвенна. И глядя на скелет морской коровы, я вдруг подумал о том, как бы не получилось так, что через сто-двести лет кто-то другой будет радоваться сенсационной находке останков исчезнувшего животного — морского котика или калана. Хрупка экологическая цепь...
Остров Беринга
А. Глазунов, наш спец. корр. Фото автора
Бережение истории
Еще в Москве я наметил начать знакомство с Муромом с Московской заставы, через которую осенью 1830 года проезжал А. С. Пушкин, возвращаясь из Болдина. Хотелось самому увидеть место, где непролазная грязь и запустение столь удручающе подействовали на поэта, что он счел нужным сделать об этом запись в дневнике.
В первое же утро я приступил к историческим изысканиям. Поток спешащих на утреннюю смену уже схлынул, так что площадь перед гостиницей «Русь» была пуста. Но зато в сквере я заметил аккуратного старичка с пачкой свежих газет, неспешно шествовавшего по тенистой дорожке. «То, что нужно: пенсионер, совершающий утренний моцион»,— подумал я и, поздоровавшись, обратился к нему с вопросом, как найти Московскую заставу.
Старичок остановился, смерил меня цепким взглядом ярких голубых глаз, никак не вязавшихся с морщинистой загорелой кожей и седыми усами, и, в свою очередь, поинтересовался, какая степень точности мне требуется.
— Хотя бы приблизительно.
— В таком случае можете считать, что находитесь на Московской заставе,— широко повел он, как жезлом, свернутыми газетами.
Я огляделся. Справа по широкой улице спешил поток машин. Слева от сквера поднялись жилые дома. Впереди среди зелени сверкал на солнце белый монумент с серпом и молотом на обращенной к нам стороне.
— Что, не ожидали? — засмеялся веселый старичок.— Теперь это площадь Труда. А раньше возле заставы был огромный пустырище. Я еще помню, как летом собирались сюда на ярмарку тысячи возов. Чего только не привозили: и муку, и рыбу копченую, и мед, и овощ разный. Ну и, конечно, одежонку да обувку, серпы, топоры, замки, ребятишкам игрушки, бабам горшки да миски глиняные,— с явным удовольствием перечислял он.— Шум-гам стоял — голоса не слышно. Вечером костры запалят, так со всего города зарево видно: словно орда осадой стала... А в войну, когда мы на фронт ушли, женки тут картошку сажали. Хоть и невзрачной была, здорово помогла тогда застава...
— Почему же ее переименовали в площадь Труда?
— Да очень просто: площадь-то появилась, когда здесь, рядом, уже сколько лет Московская улица была. Что ж, прикажете ей имя менять? И потом тут главное, чтобы название точкой притяжения памяти было, душу грело. А труд он всему начало и венец. И площадь в его честь назвать вовсе не грех.— Старичок церемонно раскланялся и все так же не спеша направился дальше.
В его словах была неоспоримая правда. Появление площади Труда на месте пустыря, по сути дела, символизирует саму историю Мурома при Советской власти. Ведь до революции в нем существовали бок о бок два разных города: в первом в собственных домах проживали купцы да зажиточные мещане, во втором в бараках — казармах и лачугах мыкал беспросветную нужду работный люд, в основном текстильщики.