Страница 12 из 86
— Мужчины, вы только послушайте, как мы трем микрофоном по самой обычной бороде…
Из динамика доносится такой звук, как будто мусорщик тащит из подвала ржавую бочку вверх по лестнице.
— …А теперь послушайте то же самое, но с «барбасолом»…
На сей раз звук такой, как будто мокрую выдру выпустили на сеновал. И на протяжении всей этой бредятины, пока из динамика доносятся все эти странные звуки, Мюррею Кею приходится сидеть в стеклянной коробке, подкрашенной голубоватым светом флуоресцентных ламп, и продумывать передачу во всех подробностях. Наконец он нажимает рычаг на коробке интеркома и говорит звукоинженеру:
— Дай мне Ринго и меня и начиная с фразы «Ты — вот что происходит».
Затем Мюррей резко разворачивается: позади него в студии сидит Эрл, репортер из британского музыкального журнала, и тому наконец удается вставить словечко:
— Послушай, Мюррей, можем мы сесть и поговорить?
— Погоди минутку. У меня тут чертовски бурное вступление, и я даже не знаю, прохожу я или не прохожу. Я просто не могу сегодня вечером делать шоу — ты только взгляни на всю эту рекламу!
— Похоже, у тебя сегодня проблемы!
Какую-то секунду Мюррей Кей сверлит англичанина глазами, а затем говорит:
— Да, у меня проблемы. Мало того, я сам их создаю.
— Что ты имеешь в виду?
А наверху тем временем все скрипит и рокочет старина «барбасол».
— «Энималз», — говорит Мюррей.
— Да ты что! — восклицает англичанин. — «Энималз» ведь очень крутые!
— Да, но они собираются вконец меня достать, — поясняет Мюррей.
До чего же развито шестое чувство у этого человека! В тот самый миг, когда загорается красная лампочка, причем сам он даже еще ее не видит, Мюррей резко разворачивается обратно, приближает лицо к микрофону, начиная сопровождать свой материал непрестанными движениями ног и всякими там непроизвольными жестами, — и из динамика изливается невероятный каскад слов:
— Все в порядке, малыш, это «барбасол», и это основной звук, «1010 Даблью-ай-эн-эс» в Нью-Йорке, и это то, что происходит, малыш: Джон, Пол, Джордж, Ринго, а также ваш покорный слуга, Мюррей Кей, Пятый «Битл», без семи минут семь, битловское время, битло-отловское время-ремя, и ты, малыш, спрашиваешь Ринго, что происходит…
Все это начинается с южного акцента, скрежещущего в глотке на пути наружу, подобно голосу проповедника «Библейского Пути», а затем превращается в какой-то ипподромный круг шоу-бизнеса, и все это время Мюррей корчится и так, и сяк, и эдак, а слова громоздятся друг на друга, скапливаясь в истеричную гору, пока диск-жокей наконец не тычет пальцем в звукоинженера и тот не врубает запись того разговора с Ринго. Из динамика доносится крик Мюррея Кея:
— Что происходит, малыш?
А затем оттуда доносится любопытно-аденоидный крик «Битла» Ринго Старра:
— Ты — вот что происходит, малыш!
И Мюррей орет:
— Ты тоже происходишь, малыш!
И Ринго орет:
— Годится, малыш! Мы оба происходим!
И… но что же все-таки происходит?
То, что происходит, — это работа радио в современную эпоху. Психологически это очень любопытная штука. Радио во всей своей мощи вернулось обратно после недавнего временного проигрыша телевидению, но уже в совершенно иной форме. Ныне люди слушают радио, попутно занимаясь чем-то еще. Утром они одеваются, едут на работу, разбирают почту, красят здание, работают в люке — и слушают радио. Затем наступает вечер, и все взрослые обитатели Нью-Йорка и Нью-Джерси, Лонг-Айленда и Коннектикута, как и повсюду, в кататонической отключке усаживаются перед телевизором. Подростки, однако, проявляют в это время куда большую активность. Они на улицах, они повсюду: раскатывают на автомобилях, валяют дурака с подключенными к их черепам транзисторами — и слушают радио. Впрочем, «слушают» — не совсем верное слово. Тинейджеры используют радио в качестве фона, акустической поддержки той жизни, которую, как ребята себе воображают, они ведут. Им совершенно не нужны никакие сообщения — им нужна атмосфера. Почти всякий раз, когда подросток все-таки получает некое сообщение — конкретно, рекламу или какие-нибудь там новости, — он тут же начинает крутить колесико, выискивая утраченную атмосферу. Таким образом, повсюду болтаются эти тинейджеры, блуждая по колесику, выискивая нечто, способное зацепить вовсе не их умы, а их души.
Такова была проблема, для которой у Мюррея Кея, диск-жокея радиостанции «Даблью-ай-эн-эс», нашлось решение. Учитывая масштабность проблемы, следует признать, что этот человек — просто гений. Скорее всего, Мюррей стал самым первым истеричным диск-жокеем. В любом случае, он стал первым крупным истеричным диск-жокеем. Мюррей Кей не оперирует аристотелевской логикой. Он оперирует логикой символической. Мюррей создает атмосферу задыхающегося веселья, комической истерики, докручивая ручку до столь высокой отметки, что эта атмосфера становится способна гипнотизировать подростков и по-прежнему приковывать их к «Даблью-ай-эн-эс», пока там идет реклама и прочий мусор. Само имя «Мюррей Кей» уже является ярким примером того, что он делает. На самом деле его зовут Мюррей Кауфман, но кому интересно слушать человека по имени Мюррей Кауфман? Мюррей Кей — совсем другое дело. Это имя вроде бы ничего не значит, но на что-то такое указывает — на какое-то там идиотское хипповое выражение. Символическая логика. То же самое Мюррей проделывает со звуковыми эффектами. Звуковые эффекты хранятся у него на кассетах. Мюррей может запросить у звукоинженера номер 39, и — оба-на! — когда он получает сигнал, воздух заполняют звуки самой жуткой катастрофы за всю историю человечества: столкновения товарных поездов, стремительные атаки кавалерии, дикие вопли людей, ныряющих в пропасть, безумный смех попугаев ара из джунглей — все что угодно, и все это взлетает подобно ракетам в непрерывном безумии, все это состыковывается исключительно истеричными апострофами Мюррея Кея: «Все в порядке, малыш!»
Какое-то время после открытия феномена истерики и символической логики Мюррей Кей попросту убивал всякое соревнование. Его рейтинг достигал 29, утверждает он, против 9 у второго наиболее популярного диск-жокея в Нью-Йорке. Другие радиостанции слишком медлительно копировали новую технику просто потому… ну, просто потому, что она казалась им слишком уж ненормальной. Все это звучало вроде как совсем полоумно. Впрочем, они это преодолели, и очень скоро две радиостанции, «Даблью-эй-би-си» и «Даблью-эм-си-эй», собрали целые команды диск-жокеев, которые гоняли рок-н-ролл и истерическую ерундистику практически круглые сутки. «Даблью-эй-би-си» нарекла свою команду «Все американцы», а «Даблью-эм-си-эй» свою — «Славные ребята». Некоторые из них, вроде Брюса Морроу из «Даблью-эй-би-си» по прозвищу Кузен Брюси, даже могли соперничать с Мюрреем Кеем в темпе передачи. В эфире воцарилась сущая дикость. Началось великое маниакальное состязание в воплях, смешках, фальцетах, тяжелой буффонаде, смехотворном полоскании горла, убойной болтовне старшеклассников, криках, выдохах, вздохах, скверных шуточках, абсурдистских стишках, каламбурах, безумных акцентах — короче говоря, во всем, что только вылетало из головы ведущих. И к 7 февраля 1964 года Мюррей Кей уже проигрывал. В рейтингах он шел позади как «Всех американцев», так и «Славных ребят». Сам он объясняет это следующим образом:
— Меня фактически заколотили в ящик. Радиостанция произвела кое-какие перемены в формате, и в результате передо мной оказалось полчаса новостей, а после меня — ток-шоу.
Да, конечно, Мюррея Кея вполне могли заколотить в ящик, однако радиостанции уже не раз весьма пренебрежительно отзывались об эзотерике соревнования диск-жокеев. Мюррей Кей вложил в «Даблью-ай-эн-эс» целых четыре года, что составляло своего рода рекорд, однако исторически это не так много значило. В стране постоянно работает не менее 25 000 диск-жокеев, и текучка среди них просто ужасная. Диск-жокеи то сами увольняются, то их увольняют, и примерно 95 процентов всей их массы, как занятых, так и безработных, жадно взирают на 16 главных рабочих мест для диск-жокеев в Нью-Йорке. Вожделенное минимальное жалованье здесь составляет 20 000 долларов в год для не слишком талантливого диск-жокея, который работает в штате постоянно.