Страница 11 из 86
Вся «изюминка» «гонок с выбиванием» как раз и заключается именно в беззастенчивом, ничем не прикрытом чувстве разрушения, на которое они изначально нацелены. Здесь можно откровенно наслаждаться агрессией, избиением, капитальным раскурочиванием. Толпа на «гонках с выбиванием» редко ахает и охает, зато очень часто смеется. Зрители наслаждаются той же громогласной вовлеченностью в происходящее, что и римляне в Колизее. После каждого заезда здесь в финал выходят двое водителей. Один из них — тот, чья машина все еще находится на ходу. Другого водителя толпа выбирает из 24 побежденных, основываясь на его отваге, мастерстве или попросту на завораживающей зрелищности столкновений, в которых он участвует. Номера машин последовательно зачитываются через громкоговоритель, и толпа выбирает одного водителя посредством самых громких аплодисментов. Тем же самым манером зрители могут исключить какого-либо водителя из состязаний, если им кажется, будто он ведет себя трусливо или просто хитрит. Попадаются водители, которые обычно дрейфуют по самому краю бушующего сражения, избегая столкновений в надежде на то, что все остальные машины друг друга изничтожат, а они останутся самыми последними. Судья обычно машет такому участнику состязаний желтым флагом, и тогда хитроумно-трусливый водитель должен либо через 30 секунд в кого-нибудь врезаться, либо подвергнуться риску быть позорно и бесславно изгнанным с поля.
Откровенное наслаждение толпы, однако, сущая ерунда по сравнению с тем кайфом, который получают от игры сами противники. В среднем участнику состязаний требуется лишь 50 долларов для того, чтобы изъять со свалки нужную ему машину и подготовить ее для гонок. Выиграв всего-навсего один заезд, гонщик только-только вернет себе деньги — эти самые 50 долларов. Зато шансы на то, что его раздавят в лепешку в первые же полминуты раунда, так велики, что даже лучшие из водителей в погоне за первым призом в 500 долларов сталкиваются с серьезнейшими проблемами.
Томми Фокс, девятнадцатилетний парнишка, так объяснил, почему он стал участвовать в «гонках с выбиванием»:
— Мне нравится. Знаете, это забавно. Понимаете, что я имею в виду?
Что же, интересно, в этом такого забавного? Вообще-то манерой речи Томми Фокс порядком напоминал молодого Марлона Брандо. Большая часть того, что ему приходилось говорить, была понятна по глазам, которые Томми порой не на шутку закатывал, по лбу, который он морщил, и по бровям, которые он время от времени экспрессивно сдвигал.
— В общем, — сказал Томми, — знаете, когда в них врезаешься и все такое прочее. Это забавно.
В первом заезде Томми Фокса поджидала уйма забавы. Никто так не расшибался в лепешку по всей округе, как он в своем старом зеленом «Гудзоне». Выиграть Томми не выиграл — главным образом потому, что слишком отчаянно рисковал, однако толпа выбрала его в финалисты как лучшего шоумена.
— Я вышиб своего брата, — сообщил Томми. — Подкатил к нему сбоку, а он даже меня не заметил.
Брат Томми, тридцатидвухлетний Дон Фокс, владеет автомобильной свалкой, откуда они оба берут свои автомобили. Дону тоже нравится разбивать машину — однако, пожалуй, это слишком уж ему нравится. Дон водит с такой беспечностью, врезаясь в первый же попавшийся автомобиль и оставаясь незащищенным на совершенно открытом месте, что никак не удерживается от возможности закончить гонку в первые же три минуты.
Уже многие годы социологи на разные голоса призывали друг друга предпринять серьезное изучение «автомобильной культуры» Америки. Однако это «серьезное изучение» практически не касается одного интересного феномена — того, как для некоего весьма крупного сегмента населения автомобиль становится фокусом все той же разновидности квазирелигиозного поклонения, ибо речь тут неизменно заводится о еще одном крупном сегменте более высокого общественного порядка. Томми Фокс безработный, Дон Фокс заправляет автомобильной свалкой, Спайдер Лигон работает ремонтником в военно-морской лаборатории Брукхэвена, однако категоризировать их таким образом — все равно что категоризировать Уильяма Фолкнера в 1926 году как мелкого чиновника в конторе «Лорда и Тейлора», хотя он таковым тогда и являлся. Это одинаково далеко от правды.
Томми Фокс, Дон Фокс и Спайдер Лигон являются служителями автомобильной культуры, зачастую весьма эзотерического мира наук и искусств, вошедших в силу после Второй мировой войны и уже имеющих своих поклонников среди представителей двух поколений. Так, тридцатипятилетнего Чарли Тербуша и его семнадцатилетнего сына Бадди, еще двух соперников на гоночной трассе, даже человек с самым богатым воображением никогда не сочтет эксцентричными людьми или же приверженцами культа самоубийства на подсознательном уровне. Что же касается опасностей вождения на «гонках с выбиванием», то, согласно всем физическим законам, они вполне реальны. Водители защищены всего лишь мотоциклетными шлемами, ремнями безопасности и еще одной мерой предосторожности — с машин снимают все стекло, наружные ручки и прочие причиндалы. Тем не менее Лоуренс Мендельсон заявляет, что за все 154 раза на «гонках с выбиванием» водителям не было причинено никаких серьезных увечий, хотя страховку им получить и сложнее, чем гонщикам на серийных автомобилях.
Будущее этого вида спорта отчасти может зависеть от расходящихся повсюду слухах о его относительной безопасности. Тут и там он уже начинает привлекать участников состязаний, занимающих столь высокое положение в обществе, что сам этот факт вполне может проставить на «гонках с выбиванием» печать уважительного отношения. Приблизительно то же самое было в свое время с боем быков.
Все вышесказанное невольно вызывает в памяти тот прекрасный денек, когда несколько знатных римлянок оказались в ложе Нерона в Колизее, наблюдая за тем, как некая сексуальная фракийка кромсает на части уродливую и тщедушную самнитку, и одна из благородных дам вдруг воскликнула: «Боги мои, я бы и сама не против в этом поучаствовать!» Следует ли говорить, что Нерон был обеими руками «за»? Отсюда пошла новая мода на гладиаторские сражения самих римлян — просто потехи ради. Во II веке нашей эры сам император Коммод оказался на арене: нацепив на голову шлем в виде тигриной пасти, он угрожающе наступал на какого-нибудь жалкого и ошарашенного противника, выбранного в козлы отпущения. Коммод вообще очень многое сделал для развития этого вида спорта. Арены мгновенно стали возникать по всей империи, точно торговые центры с кегельбанами.
Таким образом, в будущем «гонки с выбиванием» вполне могут протянуться по всему лицу Америки. Никаких половых ограничений в этом виде спорта не существует, и дебютантки всегда могут написать Лоуренсу Мендельсону в его контору в Дип-Парке.
3. Пятый «Битл»
Джон, Пол, Джордж, Ринго и… Мюррей Кей! Пятый «Битл»! Способен ли хоть кто-нибудь по-настоящему понять, что означает тот факт, что Мюррей Кей стал Пятым «Битлом»? Может ли кто-нибудь осмыслить, что нечто подобное в себя включает? Может ли кто-либо осознать, какая это фантастическая победа — сделаться соседом самого «Битла» Джорджа по его номеру в майамском отеле, записывать на магнитофон разговоры с Джорджем, фиксировать все так называемые «волшебные цветения души» как раз перед тем, как этот парень собирался отойти ко сну, а затем притащить обратно пацанам звук чистой вселенной, где нет ничего, кроме голосов Джорджа и Мюррея Кея, а также гудения кондиционера в отеле «Феддерс Майами»? Нет — практически никто не способен сие осмыслить. Даже приятель Мюррея Кея Уильям Б. Уильямс, диск-жокей с радиостанции «Даблью-эн-и-даблью», который обожает певцов вроде Фрэнка Синатры, всю эту сентиментальную ностальгию придорожных гостиниц Нью-Джерси, говорит:
— Мне нравится Мюррей, но если для того, чтобы зашибить бакс, ему потребовалось проделать именно это, то бога ради.
Можете себе представить, что при этом чувствует Мюррей Кей! Ведь он не просто «зашибает бакс» — он зашибает приблизительно 150 000 долларов в год, он Король Истеричных Диск-Жокеев, а люди по-прежнему смотрят на него и думают, будто он нечто вроде озверевшего гнома. Да знают ли они вообще, что происходит? Здесь, в закрытой студии, за стеклянными панелями, среди микрофонных сеток, на краешке своего стула сидит Мюррей Кей, крепко сбитый мужчина тридцати восьми лет, устремляя нормальный для всякого взрослого человека, озабоченный взгляд сквозь стекло на звукоинженера в футболке. А вот как одет сам Мюррей Кей. На нем соломенная шляпа с узкими полями, белая рубашка в широкую бледно-лиловую полоску, черные брюки в такую обтяжку, что в самом их низу, по бокам, пришлось сделать два трехдюймовых выреза, дабы эти клинья налезли Мюррею на тяжелые ботинки. У Мюррея Кея имеется целых 62 единицы подобной экипировки — эльфийские сапожки, русские шляпы, битниковские свитера… но разве все это не является частью единого целого? Мюррей Кей сидит на виниловой обивке стула, на самом его краешке, заставляя стул чуть-чуть наклоняться вперед, а его ноги так и ходят туда-сюда, однако все это время ему приходится напряженно думать. Он вынужден отчаянно сосредоточиваться, несмотря на все многочисленные слои шума — например, рекламу «барбасола».