Страница 42 из 80
передать имя герцогов Лейхтенбергских его сыновьям с титулом высочество, но с
совершенным отделением от императорской фамилии. После смерти герцога в 1890 году в
Париже его младшие братья заявили свои права на майорат, которым владел герцог.
Обыкновенно майорат составляли родовые имения, но этот майорат был единственным в
своем роде в России, его составляли бриллианты императрицы Жозефины, жены
Наполеона, правнуком которой он был, но им так и не удалось их получить от Надежды
Сергеевны. Крепкая была баба.
Однако через два дня после этого обеда Муся вместе с Диной едет в гости к Кассаньяку, делая вид, что ничего не произошло. Ни слова не говоря про свою свадьбу, он
наговаривает ей кучу комплиментов, называет своей младшей сестрой, лучшим другом, она расслабляется и, перекокетничав с ним, как кошка валяется по полу на ковре, позволяя
ему прижать себя к полу и целовать в губы на глазах у изумленной кузины.
“Господи, я уже говорила вам, что этот человек может увести вас на край света, и вы
ничего не заметите. Но только при этом я полностью доверяю ему, потому что не могу
вообразить здесь дурных намерений, это было бы ужасно при тех прекрасных
проявлениях благородных чувств, выраженных еще более благородными словами. Но
правда и то, что он поцеловал меня в губы и сказал, что сделал это от того, что я слишком
сопротивлялась, хотя поцелуй этот в подобных обстоятельствах был вполне естественным.
Однако мне противно и стыдно перед Диной, которая больше не верит в мою
безупречность. И это, как и все непоправимое, бесит меня, вызывает мой гнев, приводит
меня в отчаянье. Ну, хватит! Дело сделано, и никогда не нужно сожалеть о содеянном, то
есть нужно сожалеть об ушедших радостях, но раз я не могла не делать глупостей, то не
будем и сожалеть об этом, потому что нет ничего более бесполезного и более глупого.
Надо всегда об этом помнить. Я уже стараюсь изо всех сил так и делать, убеждая себя в
невиновности этого господина...” (Неизданное, запись от 30 апреля 1878 года.)
Но ее хорошего отношения к Кассаньяку хватает не надолго. Как всегда, видимо,
подсознательно, чтобы ускорить разрыв она начинает забрасывать Поля и его отца,
Адольфа де Кассаньяка, анонимными письмами. Так она поступала с Одиффре, с графом
Лардерелем, со всеми, кто ее отвергал. Мы не знаем, догадались они, кто им писал, или им
вообще было не до этого, анонимными письма тогда были в моде, а два таких скандальных
журналиста-депутата, как Поль и его отец, вероятно, получали их немало. Она собирает
все порочные сведения про Кассаньяка и его будущую супругу и тоже заносит в дневник, может быть, кое-что из сплетен она и пересказывала в анонимных письмах.
27 июня 1878 года в Париже состоялось венчание Поля де Кассаньяка и Джулии Акар.
Муся в день свадьбы записывает в дневник, что он еще пожалеет об этом, когда она станет
знаменитой, а через два дня посылает ему записку, на сей раз от себя:
“ Мы узнали об этом самом важном и, надеемся, самом счастливом событии Вашей жизни
из газет. Кое-кто был бы разгневан таким невниманием и отомстил бы пренебрежением.
Но я беру на себя труд сказать Вам, что Вам не хватает ума, раз Вы не поняли близких Вам
людей, о чем Вы, разумеется, судите по-своему. Я беру на себя труд сказать, что Вы -
плохой друг и фальшивый брат, чем мы сильно огорчены, особенно я, которая, приняв Вас
всерьез, оказала Вам честь считаться Вашей сестрой”. (Неизданное, 29 июня 1878 года.) Она посвящает себя полностью мастерской, а чтобы не терять времени на разъезды,
завтракает с рабочими в соседней сливочной, где пьет тот же шоколад, что и они, и платит
за завтрак три су. Может быть, это к счастью, что ее роман с Кассаньяком не удался. Он
отнял бы много сил и времени.
“Несомненно, я буду великой художницей! Как же иначе, если каждый раз, что я немного
выйду из комнаты моих занятий, судьба снова загоняет меня в нее! Не мечтала ли я о
политических салонах, о выездах в свет, потом о богатом браке, потом снова о политике?..
Но когда я мечтала обо всем этом, я думала, что есть возможность найти какой-нибудь
женский, человеческий, обычный выход из всего этого. Нет, ничего подобного нет!
Но зато благодаря этому я приобрела большое хладнокровие, громадное презрение ко
всему и всем, рассудительность, благоразумие - словом, бездну вещей, которые делают
мой характер холодным, несколько высокомерным, нечувствительным и в то же время
задевающим других, резким, энергичным...
А все мои нежные чувства, загнанные в самую глубину моей души, что говорят они при
всей этой высокомерной вывеске, прикрывающей вход в мою душу?..” (Запись от 25 мая
1878 года.)
Но за ней буквально по пятам ходит маркиз Мультедо. Он сопровождает ее на выставки, в
концерт русских цыган, в театр. Когда они возвращаются с концерта цыган, маркиз
Мультедо держит ее под руку и говорит о своей любви, он даже плачет, что трогает Мусю:
“ Теперь я знаю, что М. любит меня. Так не играют комедию. И потом - если бы он
добивался моих денег, мое пренебрежение уж давно оттолкнуло бы его, и потом - есть
Дина, которую считают такой же богатой, да и мало ли еще девушек... М. не какой-нибудь
хлыщ, это настоящий джентльмен. Он мог бы найти, и он еще найдет кого-нибудь вместо
меня”. ( Запись от 5 июля 1878 года.)
Его любовь достигла апогея, еще чуть-чуть и она обернется ненавистью. Муся
подсовывает ему Дину, но он, естественно, расценивает это, как насмешку. Дина совсем не
красива. Муся высокомерно подтрунивает над влюбленным маркизом. Она обращается с
ним, по его словам, как с горбатым шутом. Мультедо просит ее позволения писать ей, Муся отвечает на это, что она как “Фигаро” принимает любые письма.
Принимает? Ну что ж, маркиз пишет ей нравоучительное письмо, после которого, мы уже
не встречаем буквицу “М” в ее записях.
Приводим это письмо, опубликованное в книге Колетт Конье:
“Раз Вы хотите жить во Франции, то постарайтесь походить своим образом жизни на
французских девушек, каким бы отвратительным сей образ жизни Вам не казался.
Воздержитесь от того, чтобы превосходить их в обаянии, уме и красоте, которые
свойственны Вам. Пока Вы жили во Флоренции, Ницце и в других провинциальных
городках, Вы безнаказанно могли поступать так, как Вам заблагорассудится. Но в Париже
никто не может обладать абсолютным превосходством. В желании превосходить поневоле
выделяешься среди других. А молодой девушке не пристало выделяться; девушка, не
обладающая скромностью, - чудовище. Воздержитесь от того, чтобы быть красивее и
загадочнее остальных, это очень выгодно. Вы и так красивы, и нет никакой необходимости
одеваться всегда в белое, в Париже это бросается в глаза, то есть не совсем “комильфо”.
Чтобы казаться загадочной, Вам нужно лишь слегка приоткрыть очарование Вашего ума, а
не прибегать постоянно к парадоксам, резкостям и насмешкам. Нужно предпочитать
золото естественных и правдивых слов мишуре изысканных и пышных фраз. Желая жить
в Париже, Вы должны сделать выбор между Вашими белыми нарядами, Вашими
прогулками в одиночестве, Вашей мастерской, Вашим черепом от скелета, с которым вы
постоянно играете, хотя смерть заслуживает большего уважения, несколькими взрослыми
дамами с их собаками, вроде двух-трех, которых я встречал у Вас, и которые показались
мне довольно странными особами, несколькими молодыми людьми, которых Вы
отпугиваете своими насмешками, едкими, как лимонные дольки, Вашими нескончаемыми
записями, балами в Опере и менее броскими костюмами и менее оригинальными
привычками, чем Ваши прогулки в одиночестве, большим вниманием к семье и меньшим -