Страница 23 из 80
рядом с дочерью.
- Я каждый день ходил к Аполлону, но оставался там всего пять минут.
- Почему? - не понимает она. Может быть, она не знает, что это за Аполлон. Место у
статуи Аполлона, это традиционное место свиданий влюбленных.
- Почему? Да потому, что я ходил туда ради вас, а вас там не было.
Он закатывает глаза, беснуется и тем забавляет Марию.
В самый неподходящий момент на соседнем балконе, рядом с которым они сидят,
появляется Брускетти с корзиной цветов, предназначенных Мусе. Краснея и кусая губы, он
подносит цветы Башкирцевой. Муся делает вид, что не понимает, что с ним, продолжая
беседу с Антонелли.
Потом Дина, наблюдающая ее романы, советует ей помучить Антонелли, для чего надо
быть повнимательней к Брускетти. Для Марии это вульгарно и низко, она хочет есте-
ственности в чувствах. Можно мучить невольно, но делать это нарочно, фи!
Кардиналино, так они называют Пьетро, то есть маленький кардинал, все больше и
больше занимает ее мысли. Засыпая, она думает о том, что во сне быстрее пробежит время
до завтра, когда они снова придут на балкон. Она думает о любви к Пьетро.
“У него чудные глаза, особенно когда он не слишком открывает их. Его веки, на четверть
закрывающие зрачки, дают ему какое-то особенное выражение, которое ударяет мне в
голову и заставляет биться сердце” (Запись от 28 февраля 1876 года.)
И через несколько дней она записывает, анализируя свое состояние:
“ Мой возраст - это возраст любви, поэтому не удивляйтесь, что я все время говорю о ней, позже я буду говорить о другом; и если сейчас мне трудно избежать этого слова, то позже
мне будет трудно найти его”. (Неизданное, запись от 6 марта 1876 года.)
Она готова к любви, нужна только искра, чтобы запалить невиданный костер стра-сти, но
карнавал завершен: что ждет их дальше?
Пьетро приглашает ее на конную прогулку. Она надевает амазонку от Лафферьера, садится
с матерью и Диной в карету. За воротами Рима их ждет Антонелли с двумя ло-шадьми.
Приличия соблюдены: мать с Диной следуют за ними в экипаже на некотором рас-стоянии.
Всадники едут тихо и беседуют. Разговор, разумеется, идет о них самих, ибо влюб-ленным
ничто на свете, кроме их самих, не интересно. Он признается в любви, она хочет поверить
ему, но не позволяет себе так быстро увлечься. Любовная игра не допускает та-кой
быстрой сдачи позиций. Он напирает, кусает губы, приходит в бешенство и вновь
становится нежен и заботлив. Она кокетничает и издевается над ним. Идет обыкновенная
игра влюбленных. Его восклицания типа: “У вас нет сердца!” “Вы - балованное дитя!”, и
ее ответы: “ У меня прекрасное сердце!”, “Я добра, только я вспыльчива”.
Вся эта болтовня, любовный лепет мог бы бесконечно переливаться из пустого в
порожнее, если бы не Его Величество Случай. То, что случается ними дальше, настолько
напоминает романный штамп, что трудно поверить, что это действительно случилось в
жизни, а не придумано для дневника, для будущего романа.
Ее лошадь понесла. Муся пустила лошадь рысью, а та вдруг перешла на галоп и понесла в
карьер. Муся испугалась, шляпу с ее головы сорвало, волосы рассыпались по плечам, лошадь все несла и несла, всадница устала бороться, она слабела и думала, что вот-вот
сорвется на землю
Следом мчался Пьетро, но никак не мог догнать ее. Еще минута и она потеряла бы
сознание, но ее спаситель подскакал совсем близко и ударил хлыстом по голове ее лоша-
ди. Лошадь присмирела и перешла на шаг, а девушка оперлась на руку своего бледного
спасителя.
- Господи, - повторял он, - как вы испугали меня!
До ворот они едут шагом. И слово “любовь” уже не сходит с их уст.
- Вы не любите меня!
- Я так мало знаю вас...
- Но когда вы побольше узнаете меня...
- Может быть...
Она готова сдаться, ведь он ее спаситель, он вырвал ее из рук смерти.
И дома, раздевшись, в пеньюаре, она лежит на постели и восстанавливает в голове каждую
минуту их разговора.
- Я вас люблю!
- Это неправда!
- Вы мне не верите?
И так бесконечно, по сто раз. Она записывает, что если бы полностью погрузилась в
воспоминания этого дня, то никогда бы не кончила писать, так много было сказано!
“Господи! Я расцеловала бы в обе щеки того, кто сказал бы мне, что он тоже взвол-нован, лежит где-нибудь, как и я, на постели или на земле, и как и я, думает обо мне, и что он - я
скажу сейчас “тоже” - любит меня.”, - эти слова вычеркнуты из записи от 8 марта 1876
года. Странная все-таки редактура. Почему именно это вычеркивается? Вполне не-винные
мысли героини романа, который они решили в дневнике оставить.
Гораздо понятней, почему вылетает из дневника приятель Пьетро Антонелли гер-цог
Клемен Торлония, персонаж из ряда герцога Гамильтона или Альфреда Борееля, пле-
мянник герцога Алессандро Торлония, князя Чивитта-Чези, герцога Чери, как всегда “фат, наглец, баловень, щеголь, настоящий парижанин и знатный господин”, при этом еще и
выпивоха, что в ее устах звучит как высшая похвала. Семья его из выскочек, но очень
богата. Основатель династии был банкир Джованни Торлония (1754 - 1829), родом из
Франции, в 1809 году он купил герцогство Браччано и получил герцогский титул. Его тре-
тий сын, Алессандро, взял в аренду сбор налогов на соль и табак в Риме и в Неаполитан-
ском королевстве и на этом сказочно разбогател. Кстати, его единственная дочь вышла
замуж за князя Джулио Боргезе, который принял имя Торлония. Богаты были и все ос-
тальные Торлония. Вот что писал о них в начале двадцатого века П.П. Муратов в своей
замечательной книге “Образы Италии”: В Риме часто слышишь имя этой новой аристо-
кратической династии. В руки наследников финансового героя, служившего такой отлич-
ной мишенью для саркастических стрел Стендаля, успели попасть палаццо Жиро, вилла
Альдобрандини, вилла Альбани и вилла Конти во Фраскати”.
По сравнению с герцогом Торлония кардиналино Пьетро, конечно же, пресен. Пьетро
глядит на нее как на божество, герцог Торлония оценивает ее как лошадь, при ней
обсуждая ее тонкую талию, круп и корсет. Он обращается с ней, как пресыщенный прожи-
гатель жизни. Кто она для него? Дама полусвета? Но уж во всяком случае, не девушка, на
которой женятся. Приличная девушка не станет осушать в ресторане бокал вина за его
здоровье. А кто сопровождает ее мать в поездке? Супруг, не супруг, любовник, не любов-
ник, Общество гадает на этот счет. Это прибыл в Рим доктор Люсьен Валицкий, с кото-
рым начинается в Риме гульба, заканчивающаяся тем, что Люсьен падает пьяным в фон-
тан Треви на глазах у всей почтенной публики. Поэтому доктора Валицкого в опублико-
ванном дневнике в Риме тоже нет, как нет и русских актеров, которых они встретили в
траттории и пригласили к себе в номер; на сцене, по замыслу публикаторов, должны ос-
таться только Мария и Пьетро, две бесплотные поэтические фигуры, не оттененные ника-
кой плотью в виде подгулявшего доктора с разбитными актрисками или циничного герцо-
га, любителя лошадей.
Все-таки жаль, что всяческая плоть изгоняется публикаторами из дневника, сколь-ко
интереснейших фигур осталось за его пределами, сколько дорогих черточек эпохи, сколько
удивительных характеров было принесено в жертву ложно понятым, даже для того
времени, приличиям. Сущность этого оскопления текста была в том, что мать ее была
провинциалкой с дурным художественным вкусом, к тому же к старости, как многие погу-
лявшие дамочки, превратившаяся в пресную и горделивую ханжу, превозносившую культ
своей рано усопшей дочери, ангела во плоти, солнца, на котором не должно было быть
никаких пятен.
“Единственное из всех наших произведений, которое имеет хоть какую-то надежду