Страница 22 из 80
совершенно приличные молодые люди, а скоро, к безумной радости Муси, выяснилось,
что один из них, который наиболее ей заинтересован, племянник самого кардинала Анто-
нелли (В ее дневнике он обозначен буквой “А.”)
Муся торжествовала. Племянник кардинала! “Черт возьми, он и не мог быть никем
другим. Теперь я узнаю себя”.
Пьетро Антонелли был красив, напоминал неверного Одиффре. Матовый цвет ли-ца,
черные глаза, потом она уточняет, что карие, правильный римский нос, красивые уши, маленький рот, недурные зубы и усы двадцатитрехлетнего молодого человека - таков
портрет следующего претендента на ее руку.
Как им сказали, он очень весел, остроумен и хорош собой, но несколько ”passerello”, что
по-итальянски значит “разгильдяй”. Но это только придавало в глазах Марии ему веса и
пикантности. Ее же мать решила, что он похож на брата Марии, Поля.
Тут же заброшена учеба: она только начала занятия с поляком Каторбинским, брала у него
уроки рисунка и живописи, посетила французских художников на вилле Медичи, серьезно
хотела заняться пением с итальянцем Фачьотти, который нашел у нее голос, ох-
ватывающий три октавы без двух нот, теперь же все брошено все псу под хвост, она едет в
маскарад, костюмированный бал в Капитолии, куда неприлично ездить семнадцатилетней
девушке, даже, если ее и сопровождает взрослая особа. Это прибывшая в Рим мать Дины, бывшая жена дяди Жоржа, Доминика. Начинаются ее римские каникулы.
На Мусе черное шелковое платье с длинным шлейфом, узкий корсаж, черный газо-вый
тюник, убранный серебряными кружевами, задрапированный спереди и подобранный
сзади в виде грандиознейшего в мире капюшона, черная бархатная маска с черным круже-
вом, светлые перчатки, роза и ландыши на корсаже.
От смущения, что ее тут же окружили мужчины, она начинает громко говорить по-
итальянски. Трое русских, голоса которых она услышала за своей спиной, решают, что она
итальянка, тогда как по началу приняли ее отчего-то за русскую, и уходят разочаро-
ванные.
Мужчины принимают ее за даму в белом, то есть угадывают, кто она на самом деле. Белое
платье на всю жизнь остается визитной карточкой Марии Башкирцевой. В белых платьях
она постоянно ходит и в Риме. На улице ее белое платье теперь оттеняет малень-кий
негритенок по прозвищу Шоколад, которого они наняли в услужение. Но сейчас, на
маскараде, она сама в черном и скрывается под черной маской, негритенок оставлен дома.
Белое-черное - это знак, она подсознательно хочет, чтобы ее узнали. Ей нужна публич-
ность, она совсем не хочет оставаться в тени. Она ищет среди гостей Пьетро Антонелли и, найдя его, открыто признается, что его искала. В маскараде можно вести себя вольно, ес-
тественно, отбросив светские условности, можно взять предмет своей страсти за руку и
увести в сторону, называя его фатом, притворщиком, беспутным, кокетничая и притворст-
вуя, в маскараде все можно, ибо ты скрыта под маской и это не ты, даже, если все догады-
ваются о твоем имени.
Пьетро понимает, кто перед ним. С места в карьер он признается, что любит до безумия
даму в белом, и Мария в дневнике подробно расписывает их диалог, что сразу создает
впечатление пробы пера начинающего литератора. Впоследствии диалоги стано-вится
слишком подробными, порой они топчутся на месте, как у неопытного драматурга, и,
читая, никак не можешь отделаться от впечатления, что она не записывает непосредст-
венно происходящее, а пишет в дневнике наброски будущего романа из своей жизни. Ро-
ман о семье Одиффре ей не удался, так, вероятно, в данной ситуации, она хочет использо-
вать свой творческий шанс.
Пьетро, герой ее романа, признается ей, что в девятнадцать лет бежал из дома, оку-нулся
по горло в жизнь и теперь ею пресыщен. Он пытается выяснить, сколько раз люби-ли она.
Муся врет, что только два раза, хотя на самом деле в неизданной части дневника есть
подсчет ее влюбленностей к этому времени - их шесть.
Но она тут же оговаривается, что может быть и больше.
Далее идут вполне в духе современных дамских романов любезности и намеки на
большое чувство. Но главное, он несколько раз за вечер целует ее руку и, как не пытается
Доминика увести ее с маскарада, молодые никак не хотят расстаться. Когда Доминике все-
таки удается это сделать, Пьетро крадет у Муси перчатку с левой руки, целуя на прощание
обнаженную руку.
- Ты знаешь, - говорит он, - я не скажу, что всегда буду носить эту перчатку на сердце, - что
было бы глупо, - но это будет приятное воспоминание.
Муся записывает в дневнике результат своих наблюдений на маскараде:
“Я видела мужчин только на бульваре, в театре и у нас. Боже, до чего они меняются на
маскированном бале! Такие величественные и сдержанные в своих каретах, такие уви-
вающиеся, плутовские и глупые здесь!” ( Запись 18 февраля 1876 года.)
Она записывает в дневнике, но эта запись не опубликована:
“Антонелли мне совсем не нравится, но он разрушил во мне “Удивительного”. (Не-
изданное, запись от 18 февраля 1876 года.)
Она с нетерпением ждет следующей пятницы, когда на бегах она снова увидит Пьетро. “Я
в нетерпении, я чувствую, что меня влечет неизвестно к кому, неизвестно куда. Начинается
та же лихорадка, как прошлой весной в Ницце”. (Неизданное, запись от 20 февраля 1876
года.)
Как прошлой весной в Ницце, это, когда она была влюблена в Одиффре. Значит, сейчас то
же самое, хотя она еще не хочет себе в этом признаться.
И вот они, наконец, эти бега. Но сначала проезды по ипподрому экипажей, укра-шенных
цветами, в Мусю и Дину летят букеты с поля. Дина краснеет от стеснения. Идет “битва
цветов” и они ее участники. Ударяет пушечный выстрел, извещающий о начале бегов, но
Пьетро все еще нет, он держит паузу, как опытный актер, хотя она и считает его за
неопытного мальчишку.
А пока на соседнем балконе в Корсо появляется “очень юный, очень светловоло-сый и
очень толстый” молодой человек, с которым она уже второй день заговаривает. Это граф
Виченцо Брюскетти, обозначенный в напечатанном дневнике буквой “Б.” Граф по-корен
ею, она бросает ему камелию, он дарит ей букет цветов, на следующий день бон-боньерку
с цветами, а еще через день делает предложение руки и сердца, но Муся ему от-казывает.
По ее мнению, он глуп и безвкусен.
“У меня есть великолепная привычка смотреть на мужские манжеты и заглядывать за
отворот рубашек, которые иногда раскрываются на груди, когда мужчина наклоняется. А у
Брюскетти я видела - гром небесный! - белье в клетку!!!” ( Неизданное, 2 марта 1876 года.) Иное дело Пьетро Антонелли. Странная смесь томности и силы. Его акцент и том-ный вид
раздражают ее, а сила покоряет. Вот он внизу, под их трибуной, Дина кидает ему букет
цветов, несколько негодяев (как называет их Мария) пытаются перехватить букет, одному
это удается. Но тут же Антонелли хватает его за горло своими нервными руками и душит.
“Как он прекрасен в эти минуты!” - восклицает Башкирцева. Она в восторге и спускает
ему вниз камелию на ниточке. Спрятав камелию в карман, он многозначительно исчезает.
Ей ничего не остается, как перебрасываться фразами с Брускетти и думать о Пьетро, который стоит перед ее глазами похожий на льва, тигра, уверенный в своей силе, но в силе
его нет брутальности, он сохраняет в силе томность и изящество.
- Не правда ли, он был очарователен, когда держал мертвой хваткой за горло этого
бездельника? - говорят вокруг нее на балконе. Это тема для разговоров, может быть, и не
на один день.
Через пару дней она снова на балконе на Корсо, но не видит его внизу. Она взвол-нована, однако тут же Пьетро появляется на их балконе. Отдав дань вежливости маме, он садится