Страница 29 из 53
Летят две подводы навстречу снежному ветру. Широкие сани мчатся по зимней дороге Никулинского леса в нашу разведроту. Хорошо, тепло, уютно в огромном тулупе. В санях — Кузнецов, подполковник Смирнов, корреспондент «Комсомольской правды» Крушинский. Мы с Кузнецовым вспоминаем Ярославль, театр Волкова, спектакли, наши встречи, нашу дружбу.
Молодые талантливые ярославские писатели, поэты, журналисты были настоящими друзьями театра. Александр Кузнецов, Валентина Елисеева, Мария Морозова, Анна Черток, Марк Лисянский и, конечно же, Анна Гогуева, работник радио, — непременные зрители и лучшие критики всех наших спектаклей. Они приходили к нам за кулисы, чтобы поздравить с премьерой, актера с удачей, что-то важное подсказать, просто повидать своих любимых актеров. Наши отношения перерастали в какие-то личные симпатии, в дружбу. Мы частенько собирались у кого-нибудь на квартире, читали до поздней ночи стихи Блока, Маяковского, Багрицкого, Есенина, Пастернака… Собирались для того, чтобы послушать новые стихи или новый рассказ наших друзей.
Особенно хорошо читал свои рассказы Александр Кузнецов. Потом вставал Марк Лисянский и своим тенорковым голосом, смешно отбивая рукой ритм стиха, читал нараспев:
Скрипят полозья, осыпаются с ветвей хлопья снега, а я рассказываю Саше Кузнецову о моих замечательных боевых друзьях, о нашем командире Иване Докукине, о Вале Лавровой и Ане Тюкановой, о фронтовой дружбе, выше которой я ничего не знаю.
Утром в переполненной землянке нашего взвода встреча.
Александр Кузнецов (он приехал к нам в качестве корреспондента «Известий»), корреспондент «Комсомольской правды» Сергей Крушинский, подполковник Михаил Павлович Смирнов забираются на нары.
Смирнов представляет разведчикам гостей. Затаив дыхание, мы слушаем только что написанный Кузнецовым новый рассказ «Свадебный поезд».
После чтения Михаил Павлович Смирнов рассказывает нам целую серию пошехонских анекдотов. Один из них я записала.
Летом 1936 года были большие лесные пожары из-за сильной жары. В городе Пошехонье пожарник с каланчи увидал яркий заход солнца за лесом и принял за пожар в лесу. Поднял тревогу, пожарники выехали тушить пожар. Они проехали от города пять, семь километров, а до пожара добраться никак не могут.
Только когда солнце ушло за горизонт, они поняли, что ехали тушить не лесной пожар, а закат солнца…
Мы расстаемся с Сашей Кузнецовым. Он смотрит на меня с грустной улыбкой и говорит: «А война окончится не скоро. Сможете ли вы выдержать такую жизнь, если она продлится не один год?» Я помолчала, а потом ему в тон: «Если буду жива, все выдержу, все вынесу».
Через час после отъезда гостей нас выстраивают вдоль землянок. Командир роты Докукин расстается с нами. Ему присвоили звание капитана и переводят во второй полк командиром батальона. Капитан Докукин обходит строй разведчиков, пристально всматривается в каждого бойца.
Его волнение передается нам. Мы не можем отвести глаз от любимого командира. Мне кажется, что даже ветви на деревьях поникли не под тяжестью снега, а под грузом нашей печали.
Мы сидим в осиротевшей землянке. Я записываю в дневник эти грустные строки, многие ребята лежат на нарах, тесно прижавшись друг к другу. Мы не можем смириться с переводом Докукина. Но приказы командования обсуждению не подлежат… Мы молчим, но каждый из нас думает: взять от разведчиков Докукина — значит вырвать сердце роты, обезглавить ее, а назначить Докукина в стрелковый батальон — это погубить самого Докукина. Он — разведчик по своей натуре, по душе. В нем все создано для разведки. Если бы его назначили начальником разведотдела дивизии, корпуса, даже армии, мы бы это поняли. Докукин командир наступательного порыва, он не сможет и дня просидеть в обороне. Это противопоказано его натуре.
Через час выходим. Начинается в нашей семье новый период жизни. Отныне докукинцами будет командовать старший лейтенант Крохалев.
Докукинцы — без Докукина!
2-е декабря.
Давно мы уже не были «дома». Нашей базой становятся землянки минометчиков в Вервищенском лесу, где нас радушно встречают бойцы и командир минометной батареи капитан Грибанов. Мы бродим в районе Брехаловки, Морзина, Пречистого. Здесь сосредоточены большие силы противника. Они расположены на господствующих высотах. Контролируют всю местность. По всему фронту немцы построили сплошную линию обороны со множеством дзотов, проволочными заграждениями, подвесными минами в лесных завалах и всякой другой гадостью… Попробуй — подойди! Недаром кто-то из бойцов сочинил — и все подхватили:
Пока преодолеешь Вервищенскую высоту, десять потов сойдет, только ложись да вставай. Немец бьет по всему району. Засечет артиллерийско-минометные орудия в нашей обороне и колотит без устали, пока не израсходует норму снарядов и мин. Нам каждый раз приходится преодолевать высоту, потом лес. Затем мы выходим к железнодорожному полотну. Железнодорожная линия с приходом немцев в Пречистенский район не действует, она вся заминирована.
Преодолевая полотно железной дороги, заходим на немецкую территорию и тут начинается игра «в кошки-мышки».
Первый раз после ухода Докукина роту повел старший лейтенант Крохалев. Вошли мы в лес, просидели ночь между деревнями Мужицкое и Дедовичи, а на рассвете вернулись. На следующий раз остались без ротного командования. Минометчики предоставили нам не только землянки, но даже готовят на нас пищу в общей кухне. А наше ротное начальство заняло «оборону» в тылу Никулинского леса, из теплых землянок осуществляя общее руководство.
Уже давно знакомым путем мы вышли на Вервищенскую высоту. Впереди шла группа лейтенанта Ивченко. Не доходя до железнодорожного полотна, заметили большое скопление немцев. Они готовились к наступлению. Мы вернулись немедленно и доложили командиру батальона капитану Пегасову о скоплении противника. Наша артиллерия открыла мощный огонь по указанным ориентирам. Наступление немцев сорвалось. Когда стемнело, мы снова пошли в разведку. Перешли железнодорожное полотно, раненых и убитых немцев мы уже не обнаружили, залегли под деревней Мужицкое и пролежали целую ночь. Немцы не показывались.
Утром возвращаемся домой и видим около наших следов следы немецких сапог. Фашисты шли из соседней деревни и на нашей тропинке лежали в засаде с пулеметами и минометами, но не дождались. Мы ждали немцев, а они — нас.
Ивченко приказал шагать след в след, чтобы гитлеровцам было непонятно, сколько человек прошло.
Мы снова в засаде, снова ожидаем немцев. Валентина рядом с Колей. К этому все уже привыкли в роте: они всегда вместе. А в последнее время еще и Анютка с Ионом Бахуро становятся неразлучными. Двигается ли рота, сидим ли в засаде, они всегда рядом. Анютку не узнать. Притихла, ходит таинственная, как будто несет что-то очень ценное и боится расплескать. Вот и сейчас они вместе. Ион с автоматом замаскировался под сосной. Расстелил на снегу полу своего полушубка и Анютка маленьким клубком удобно на нем устроилась. Анна демаскирует группу, но никто из нас не в силах ей сказать: «Прими боевой порядок». У нее такая счастливая рожица.
Мы лежим целых десять часов. Глаза заволакивает сон. Окоченели руки, ноги. Не помогают никакие спиртовки. Наконец видим: от деревни Жаровня движутся фигуры в белых халатах. Это немцы. Усталости как не бывало. Уже приближается головной дозор немцев. Они внимательно смотрят по сторонам и вдруг, не доходя метров ста до нас, поворачивают назад: как видно, заметили что-то подозрительное.