Гангстеры

В это время жандармы Клапаред и Анина укрываются за платанами. Бандиты быстро прыгают в машину и исчезают. На месте происшествия остаются двадцать четыре гильзы и одна пуля. В водителе и одном из пассажиров удается опознать Абеля Дано и Рэймона Ноди.

Заключение полиции: третий человек был наверняка загримирован, и это не кто иной, как Лутрель!

Кровопролитие продолжается.

Первого марта, в девятнадцать часов, комиссар Кюрти поставил заграждение у въезда во Фрежюс. Он находился на дежурстве с полицейскими Феле и Урбаном. Пять минут спустя перед ними останавливается черная машина. Техпаспорт соответствует номеру, но название компании не полное. Шофер утверждает, что забыл дома удостоверение личности. Он вежливо предлагает позвонить его шефу. Комиссар просит шофера проехать в комиссариат и приказывает Урбану занять место в машине, где сидят еще двое пассажиров. Комиссар последует за ними. Не успевает захлопнуться за полицейским дверца, как «ситроен» срывается с места на бешеной скорости.

В тот же момент пассажир приставляет кольт к груди Урбана.

— Будь умницей, фараон, либо отправишься к праотцам. Снимай фуражку, отдай оружие и подними руки.

Полицейский не заставляет себя упрашивать. Он знает, что не может рассчитывать на милосердие. Машина мчится в направлении Сан-Рафаэля.

Внезапно тормоза скрипят, и Урбана отбрасывает к переднему сиденью. Машина чуть было не сбивает переходившую дорогу беременную женщину. Для Урбана это единственно возможный шанс. Он открывает левую заднюю дверцу и бросается на мостовую. Его голова ударяется о край тротуара в то время, как град пуль сыплется на асфальт. К своему удивлению, Урбан остается невредимым. Он встает, отряхивается и бежит в комиссариат Сан-Рафаэля. Объявляется тревога.

Старшему сержанту Жозефу Буа из бригады Агея позвонили, когда он собирался сесть за стол. Он один в жандармерии и не может поставить заграждение, поэтому он хватает свой автомат и выбегает на улицу.

— Осторожно, — кричит ему жена. — Надень по крайней мере каску.

Как только Жозеф Буа выходит на дорогу, он сразу видит несущуюся на большой скорости машину. Старший сержант встает посредине шоссе и поднимает руку. «Ситроен» летит прямо на него, жандарм едва успевает отскочить в сторону.

В ветровом стекле появляется ствол автомата. Буа пытается снять предохранитель со своего. Поздно. Автоматная очередь отрывает его от земли, продырявливая, как решето. Из одиннадцати пуль девять были смертельными. Машина обнаружена в Валаскуре, под передними сиденьями найдены автомат Томпсона с пустой обоймой и три гранаты. Полицейский Урбан без труда опознает двоих преступников. Речь идет о Дано и Ноди. Все заставляет думать, что, несмотря на заграждения, им удалось пересечь границу и скрыться в Италии.

Вот вам и «кукареку».

Китобойная охота возобновляется. Наши итальянские коллеги в свою очередь начинают погоню за уцелевшими остатками банды Пьерро Чокнутого, которые разбойничают теперь в своем новом охотничьем угодье на территории Северной Италии. Полиция Генуи и Милана умоляет нас сообщить им сведения о преступниках в надежде, что это поможет им обнаружить итальянских сообщников французских убийц.

Я вновь отправляюсь в архивы за делом Пьера Лутреля. Неожиданно меня поражает одна ускользнувшая от всех нас деталь. На обороте одного снимка я читаю: Лутрель, Пьер. Затем ниже: Рэймон, Бернар. Я знаю, что Бернар — это второе имя Лутреля — Пьер Бернар Лутрель. Но почему Рэймон? Я вспоминаю, что второе имя Маринэтты — Рэймонда. Многочисленные читатели дела Лутреля просто не обращали внимания на второе имя, в то время как какой-то предусмотрительный коллега когда-то специально записал его, как вымышленное имя преступника. Я лихорадочно прошу служащего дать мне дело Бернара Рэймона. К моему удивлению, такое дело существует: папка очень тонкая. В рапорте марсельской полиции сообщается о побеге из отделения так называемого Рэймона Бернара, оставившего в руках полицейских фальшивое удостоверение личности и черную записную книжку. Оба документа прилагаются к делу. Я открываю удостоверение личности и вижу фотографию Пьера Лутреля.

Я снова, вооружившись гарпуном, охочусь за белым китом. Я открываю черную записную книжку, переписываю все имена и адреса. В течение недель я терпеливо и настойчиво опрашиваю портного, дантиста, сапожника и парикмахера, обслуживавших Лутреля. Однако следствие не продвигается: все они уже давно не видели его. Я вычеркиваю имена из списка. Наконец в списке остается всего два имени. Я начинаю с некоего Андре Темано. Картотека сообщает мне, что у него несколько судимостей за посягательство на стыдливость и многочисленные мошеннические действия во время оккупации.

Я читаю описание примет: выступающий лоб, волосы с проседью, хорошо развитая мускулатура, сорок девять лет. Господин Темано начал свою карьеру в качестве сутенера, купив меблированные комнаты на площади Пигаль, затем кафе (очень специфическое, скорее кафе-бордель) в квартале Мадлен. Живет в фешенебельной квартире неподалеку от авеню Версаль. Пять лет назад женился на женщине из города Ниццы.

Как только я появляюсь в его гараже, Темано сразу мне заявляет, что не будет со мной разговаривать без своего адвоката, метра Карбони, который по случайному совпадению является также защитником Жо Аттия. Мне с трудом удается воспрепятствовать вызову адвоката. Прибегая к угрозам, я привожу Темано в свой кабинет.

Не теряя времени, я показываю ему фотографию Лутреля и Маринэтты.

— Вы знаете эту пару?

— Разумеется, я их знаю. Это Пьер и Маринэтта.

Он спокойно кладет снимки на стол. Я продолжаю:

— Когда вы их видели в последний раз?

Темано, подняв глаза к потолку, вспоминает, затем его глаза опускаются, и он смотрит на меня.

— На следующий день после событий в Шампини. Лутрель остановился у меня, объяснив мне, что речь шла о политическом сведении счетов. Я не мог ему отказать. Я знаю Пьера с сорок первого года. После Освобождения он был лейтенантом французской армии. Он посещал тогда полицейский бар на улице Соссэ «Санта-Мария». Свою машину он парковал в министерском дворе, чтобы ее не угнали.

— А дальше? — спрашиваю я.

— Я предоставил комнату Пьеру и Маринэтте. Позднее они уехали, ничего не сказав. Три месяца спустя я получил открытку из английской Гвинеи, в которой было сказано: «Доехали хорошо. Всем привет. Пьер». Я даже отдал марку сыну консьержки.

— Вы не помните, каким числом была датирована открытка?

— Она была отправлена в начале декабря сорок шестого года. Можете поинтересоваться у сына консьержки, не сохранил ли он марку.

— Замечательно, — восклицает Марлиза, выслушав мой рассказ о беседе с Темано. — Поскольку твой Лутрель в Африке, мы можем вздохнуть спокойно.

Она трется своим носом о мой нос, наподобие эскимосов. Я деликатно отстраняю ее.

— Не поддавайся иллюзиям: если Дано и Ноди свирепствуют на юге, то Лутрель должен быть с ними. Аттия и Бухезайхе доставлены во «Фресн», я допрошу их.

27

Под кустом роз лежало скорченное тело. Уши были прикрыты руками, словно Анри Старк не хотел слышать звуки выстрелов, ища спасения в тишине. Первая пуля попала ему в колено; вторая — в бедро; третья — в живот; четвертая — в плечо; пятая — в гортань и, наконец, последняя — в рот, разорвав ему затылок. Расширенные глаза свидетельствуют о жутком конце, об ужасе, который не могла стереть даже смерть. От трупа несет зловонием экскрементов.

Анри Старк, прозванный Парижанином, убит за донос на Жо Аттия. Он заплатил за свое предательство здесь, на цветочной клумбе марсельского холма, возвышающегося над морем. Новость об экзекуции и изощренности, с которой она была проведена, быстро обошла камеры тюрьмы «Фресн», куда в начале апреля тысяча девятсот сорок восьмого года были переведены Аттия и Бухезайхе. Престиж Большого Жо и Толстого Жоржа еще больше увеличился. С тех пор как они занимают соседние камеры, их репутация, их связь с Лутрелем и исходящая от них сила сделали их сеньорами в арестантском доме: они навязывают свою волю тюремным охранникам и вызывают восхищение заключенных.