Страница 10 из 16
Кто-то ходил по берегу. Это было, наверное, в полночь. Гатцо тоже слышал, как и я, очень отчетливо, со стороны утеса…
На следующий день мы осмотрели остров.
Заросшая мхом дорога вела к серой от старости часовне. Ветры и зимние дожди разрушили фасад из мягкого известняка. На фасаде был изображен лик Божьей матери, побуревший, словно состарившийся, от лишайников и многолетней работы солнца.
В нише над входом стояла гипсовая статуя. Краски на ней стерлись, лишь на платье едва различались остатки розового цвета. Голубыми буквами в полукружье над скромным образом было написано название часовни.
Название было прекрасно: Богоматерь Сонных Вод.
Часовня была бедной и казалась заброшенной. На деревянном алтаре стояли два небольших свинцовых подсвечника. Тростниковый крест возвышался над престолом. На побеленных известью стенах еще висели засохшие гирлянды из камыша и краснотала. Пахло сыростью.
Мы вышли из часовни и обошли ее кругом. Гатцо обнаружил за часовней две скрытых в высокой траве могилы, на которых росли цветы вероники. Часовню и одинокие могилы тесно обступили кипарисы.
Вода омывала корни старых деревьев, растущих на берегах этого маленького острова и уходящих в воду, их строгие силуэты отражались в воде, и она казалась почти черной.
После острова мы обследовали утес и дубовую рощу, но дальше вглубь пойти не осмелились. Песчаная равнина кончалась там. Скалистые склоны, заросшие дроком и колючим остролистом, подбирались к холму, за которым начиналась сосновая роща.
Ни одной живой души. Ни одного дома. Только ястреб в небе. Он парил над нами, раскинув крылья.
Я сказал:
— Гатцо, какое грустное место.
— Ты прав. Это место не такое, как все. Тут есть души…
Я спросил удивленно:
— Кто тебе сказал?
Он прошептал:
— Вчера ночью мы с тобой слышали, как что-то шевелилось… Это была душа…
— Да, правда, я слышал, — ответил я. — Ты знаешь, что это за душа?
— Не знаю, Паскал?. Но сегодня можно посмотреть. Мы спрячемся. Может быть, сегодня ночью она опять явится.
Сердце мое забилось.
Гатцо продолжал:
— К десяти часам луна скроется. Будет темно. У подножья утеса есть большая пещера. Там устроим засаду.
Мне стало страшно. Он сразу это понял:
— Паскал?, — сказал он мне, — это надо увидеть. Мы же мужчины.
Я молчал и он продолжил:
— Не зря же мы столько проплыли… Оставайся, если хочешь… Я пойду один.
Мне стало стыдно, но страх был сильнее и я сказал:
— Гатцо, этого делать нельзя, мы будем наказаны.
Он пожал плечами и больше не проронил ни слова. После захода луны, раздевшись и уложив одежду себе на голову, Гатцо прыгнул в темную воду и поплыл к утесу. Потом я видел, как он возился на берегу, наверное, одевался. Немного погодя он пропал из виду.
Лодка покачивалась у самого острова. Скрытая в тени деревьев, с берега она была не видна.
Я уселся на носу лодки. Отсюда было удобнее наблюдать за берегом.
Воцарилась глубокая тишина.
Ожидание затягивалось, но спать не хотелось. Я надеялся хотя бы издалека что-нибудь увидеть.
Душа объявилась к полуночи.
Раздвинув кусты, она спустилась на берег. Маленькое белое пятно — такой она мне явилась. Побродила немного, затем приблизилась к воде.
Тут я потерял голову, поднял якорь и тихонечко шестом оттолкнул лодку. Та подчинилась мне и заскользила по черной воде. «Ночь темная, — думал я, — душа не может меня заметить. Я ее увидел только потому, что она белая…» Хотя толком разглядеть ее мне не удалось. Имела ли она форму? Между тем я приближался к ней. Она стояла неподвижно, белое пятно в тени. В этой тени она не видела моего медленного приближения. Как только я появился на берегу, раздался тоненький крик: «О, Господи! Душа!» Я страшно удивился, что меня тоже приняли за душу, и тут же, обретя хладнокровие, спросил:
— Кто ты, как тебя зовут?
Душа бросилась бежать, но Гатцо, выпрыгнув из укрытия, поймал ее на лету.
— Я ее держу, — крикнул он. — Это девчонка! Вот она!
Лодка доплыла до берега, и я присоединился к Гатцо.
Он держал девочку за руки. Она не сопротивлялась. Кажется, она была нашего возраста, но в темноте я толком ее не разглядел.
— Что ты тут делаешь? Кто ты? Где твой дом? — забросал ее вопросами Гатцо. Девочка молчала, но было видно, что она нас не боится.
— Тебе не сделают ничего плохого, — сказал Гатцо, смягчившись, и отпустил ее руку.
Тогда она заговорила:
— Я вас знаю. Вы приплыли в мертвый рукав больше недели назад. Вас ищут по всем деревням…
Я похолодел от ужаса. Но Гатцо спокойно спросил:
— Правда? Нас ищут? И кто?
— Полицейский из нашей деревни Пьеруре…
— Скажи, как же он нас ищет?
— Утром, в одиннадцать часов, на площади он бьет в барабан и всех об этом извещает. Потом возвращается к себе. И так продолжается четыре дня подряд… Все уже в курсе.
— Тогда мы можем спать спокойно. А ты? Ты никому не скажешь?
— Я никому ничего не скажу, — ответила девочка. — Но вас и еще кое-кто ищет. И он-то как раз скорее найдет.
Тут Гатцо забеспокоился:
— Какой он?
— Высокий, сухощавый, кожа смуглая. Он приплыл по реке на старой лодке-развалине.
Я с ужасом догадался:
— Это Баргабо. Мы пропали!
Девочка продолжала говорить:
— Он здесь со вчерашнего вечера. Все видели, что он появился одновременно с кукольным театром.
— Каким кукольным театром? — спросил Гатцо, и его голос задрожал.
— Кукольным театром для детей. Завтра под вязом он даст представление. Этот театр приезжает каждый год. Спектакль будет вечером после ужина. Всегда приезжает один и тот же театр. В прошлом году артистов было двое. А в этом приехал только один старик…
Она замолчала. Гатцо тоже молчал.
— Мне пора домой, — вдруг сказала девочка.
Мы проводили ее до леса. Она шла впереди и хорошо видела в темноте, как Гатцо. На лесной опушке мы стали прощаться. Под деревьями было темно, и Гатцо удивился, что ей, такой маленькой, не страшно.
— Почему ты ходишь по ночам на берег реки? — спросил он.
Девочка молчала, и Гатцо повторил свой вопрос, так ласково, что она заговорила.
…Родители ее умерли. Совсем маленькой ее взяли на воспитание. Она служила у хороших людей, папаши и мамаши Сатюрнен. У них был единственный двенадцатилетний внук Константен. В одно прекрасное утро все трое надолго уехали, а ее оставили ее одну дома со старой служанкой, которая постоянно бранилась. Говорят, что теперь они живут в далекой грустной стране. Только одному Богу известно, почему. И там, конечно, они тоже стали грустными и не смеют вернуться домой. Поэтому ночью она тайком ходит молиться Божьей Матери Сонных Вод, чтобы та помогла им вернуться в деревню, где все по ним скучают…
Эта история нас растрогала. Рассказывая, девочка и сама разволновалась, а под конец расплакалась.
Гатцо взволнованно спросил ее:
— Как тебя зовут, малышка?
— Гиацинта, — ответила она и опять заплакала.
В эту минуту в сосновой роще раздались чьи-то шаги. Странные шаги, поступь большого животного.
— Это хищник! — с ужасом воскликнул я. — Это ракаль!
— Вовсе нет, — сказала малышка. — Это мой осел. Он пришел за мной.
Показалась тень. Из темноты вышел осел.
— Подойди, Кюлотт, хороший мой, — позвала его девочка. — Сюда, сюда… Не надо больше их пугать…
Осел подошел. Это был превосходно выдрессированный осел. (Стало быть, звали его Кюлоттом.)