Страница 18 из 34
На этот раз мы проникли за стеклянную стену, и оказалось, что Хасан Манику — очень славный человек. Невысокий на европейскую мерку, зато плечистый, с круглым лицом, какое обычно (но не в этом случае) выдает любителя поесть. Официальная маска быстро исчезла с его лица, и оказалось, что под ней скрывается весьма приветливый, а главное, прекрасно осведомленный руководитель. Правда, когда дошло до сути, нас ожидал холодный душ. Статуя? Каменное изваяние с длинными ушами?
— Это статуя уже выкопана,— твердо произнес Манику.
— Выкопана? — повторил я.— Каким-нибудь археологом?
— Местными жителями,— последовал невозмутимый ответ.— Они разбили статую на мелкие куски.
Невероятно. Предположение Роланда Сильвы оправдалось.
— Религиозные фанатики.— Манику пожал плечами.— Однако голову нам удалось спасти. Вы можете ее увидеть, она хранится в музее в парке султана.
— Но мне хотелось бы посетить остров, где ее нашли,— огорченно заявил я.— Может быть, там найдется еще что-нибудь, если покопать в том же месте.
— Нет, больше вы там ничего не найдете.
— Хорошо бы все-таки посмотреть. Я проделал такой длинный путь...
Бесполезно. Манику снова надел строгую маску. На этом острове больше нечего смотреть. Все выкопано и разбито. Даже остатки какого-то древнего храма сравняли с землей. Ничего нет. Манику так упорно отвергал саму идею посетить этот остров на катере, что я понял: продолжать дискуссию нет смысла. Либо там и впрямь больше нечего смотреть, либо они по какой-то причине не хотят пускать нас туда.
Посмотрю хоть голову в музее... Манику взял телефонную трубку и отдал соответствующее распоряжение.
Когда Мальдивы стали республикой, дворец султана был разрушен, однако в парке остался летний дом, в котором поместили национальный музей. По бокам крыльца лежали две-три ржавых пушки и старая немецкая торпеда; отряд престарелых пенсионеров исполнял обязанности сторожей, кассиров и билетеров. Манику распорядился, чтобы нам дали осмотреть и сфотографировать каменную голову, и четыре старца проковыляли вниз по ступенькам на парковый газон, неся на куске мешковины белую, как мел, тяжелую скульптуру. Напрашивалось сравнение с выглядывающим из гамака призраком... И хотя лица носильщиков выражали крайнее отвращение к языческому изделию, они бережно опустили огромную голову на газон.
Освещенный жаркими лучами солнца, призрак смотрел на нас широко открытыми глазами, слегка улыбаясь. При всей своей величине это была реалистичная, как посмертная маска, великолепно исполненная голова Будды. Искусно вырезанное из белого островного известняка изваяние — вместе с туловищем и конечностями — наверное, было много выше человеческого роста. Лицо — то самое, выразительное, с кроткой улыбкой на сжатых губах, которое я узнал по фотографии. Глаза первоначально были покрашены, придавая живость приветливому лику. Волосы обозначены мелкими кудрями и собраны в узел на макушке. Спускающиеся до плеч мочки ушей внизу повреждены, но все равно неестественно длинные. Похоже было, что кто-то давным-давно пытался замазать все лицо и глаза скульптуры тонким слоем известки, чтобы ослепить ее. Возможно, это сделали сами буддисты, когда с введением новой религии восемь веков назад их вынудили отречься от своего божества. После 531 года по мусульманскому календарю, или 1153 года нашего летосчисления, ни один мальдивец не стал бы приходить с жертвоприношением в виде цветов к этому улыбающемуся великану.
Принеся назад большую голову Будды, сторожа открыли дверь чулана — из полумрака на нас воззрилось диковинное собрание жутких демонов и причудливых фигур из дерева и камня. Возвращенная на свое место голова Будды казалась улыбающимся белым ангелом в окружении страшилищ с высунутыми языками и оскаленными клыками, призванными подчеркнуть свирепое выражение злобных глаз. Добро и зло, воплощенные в камне разными ваятелями и лежащие бок о бок на каменном ложе султана.
Избавившись от тяжелой ноши, сторожа поспешили покинуть чулан. При этом они поглядывали на нас, как бы желая удостовериться: понимаем ли мы, что это не их боги, что они были бы рады вовсе от них избавиться. Кроме скульптур, в чулане лежали ржавые якорные цепи и другой металлолом, два разбитых камня с мусульманских могил, набор старых телефонных аппаратов и с десяток игрушечных моделей пушек.
Глядя на это нагромождение всякой всячины, я обратил внимание на два существенных обстоятельства. Во-первых, соседствующие с улыбающимся Буддой демоны изваяны древними скульпторами, которые не были ни мусульманами, ни буддистами. Во-вторых, эти художники тоже изобразили длинноухих с широкими дисками в растянутых ушных мочках.
В темном чулане невзрачного музея находилось неопровержимое свидетельство того, что на Мальдивах в ходе столетий сменились по меньшей мере три различные культуры, представленные ложем султана, Буддой и демонами. (Добавим и четвертую, если считать новейшую, представленную телефонами и пушками.) Помимо каменных изваяний, на ложе стояла довольно крупная старинная деревянная скульптура, изображавшая восточного вельможу в пышном одеянии. Однако она в счет не шла — эта вещица явно была найдена островитянами на берегу, куда, основательно потрепав, ее выбросили волны. А вот каменные головы, несомненно, были вытесаны на Мальдивах из местного известняка и служили объектами культа представителям двух разных немусульманских верований. Из чего следовало, что им больше восьмисот лет.
В ряду скульптур лежала еще одна голова Будды, величиной всего с яблоко. Тоже со следами излома на шее. И кончик носа отбит. При всем том — великолепное изделие искусного мастера. Та же спокойная улыбка, только губы чуть толще. И отчетливее выражены завитки волос. И длинные, до плеч, петли мочек с большими отверстиями. Сам Будда не носил затычек или каких-либо украшений в мочках, они свободно свисали, удлиненные еще в детстве этого индийского принца. А вот у демонов с кошачьими клыками и высунутым языком в отверстия мочек были вставлены широкие диски. Два самых крупных изображения этого демонического типа были выполнены не объемно, а высечены на стелах, как в искусстве майя, с гротескными ликами на каждой грани, кое-где даже друг над другом или на верхушке камня. В самом деле, обнаженные клыки, высунутый язык и диски в мочках придавали этим рельефам такое сходство со стелами майя или до-инкскими статуями Южной Америки, какого не увидишь в изделиях, найденных на других островах Индийского океана. Поверх некоторых демонов были вытесаны криволинейные знаки какой-то диковинной письменности. Нам с Бьёрном показалось, что они напоминают письмена мальдивских манускриптов, однако ни Аб-дул, ни музейные сторожа не брались их прочесть. А на одной стеле сохранились отчетливые следы красной краски.
Рядом с огромными каменными ликами сидели два лилипута — две бронзовые фигурки, достаточно маленькие, чтобы какой-нибудь вороватый любитель антиквариата, заглянув в этот закуток, мог незаметно сунуть их в карман.
Сторожа называли их «будду». Но на Мальдивах любое человеческое изображение называлось будду, будь то портрет Будды, дева Мария, персонаж из мультфильма или Черчилль.
Правда, одна из фигурок и впрямь изображала принца Гаутаму. Типичный Будда, скрестив ноги, сидел в позе медитации, которую буддисты называют «самадхи мудра» и которая призвана олицетворять сострадание, любовь и красоту. Вторая фигурка, со следами эрозии, явно была намного старше. И изображала она не Будду — об этом говорили замысловатое одеяние и прическа, широкое ожерелье и множество браслетов на запястьях и лодыжках, а также цветочные узоры на плечах, груди и животе. Элегантная особа восседала то ли на подушке, то ли на пьедестале, поджав левую ногу и свесив правую. Индуистское божество — по всей вероятности, милосердный творец и верховный владыка Шива. Два соперника в сфере религии Шива и Будда мирно сидели бок о бок на мусульманском ложе.
Скульптуры не были снабжены ярлыками, и сторожа посоветовали нам обратиться к Хасану Манику. Судя по всему, он один мог что-то знать об этих экспонатах.