Рассказы

укором — это слово, как мне кажется, не вполне выражает суть. Скорее, с

претензией. И я с этой претензией согласен — каким бы ты не был деловым, опаздывать на подобные мероприятия означает показать неуважение к человеку, в чью честь это мероприятие происходит.

Вадим берет стопку и поднимается. Сглатывает слюну и говорит:

— Я не знал этого человека, я не знал даже, если честно, что попаду на

поминки…

— Какие поминки?! Ты чо, гонишь?! День рождения! — орет толстяк и в этот момент опять раздается звонок в дверь. Инга вскакивает и выходит из зала.

Вадим смотрит на меня, словно ища поддержки. Я снисходительно киваю головой и говорю:

— Всё правильно. День рождения. Про поминки забудь.

Игорь вскакивает со своего места и возмущенно кричит:

— Как забудь? Ты что, лох, совсем оборзел?

Через секунду я понимаю, что это он говорит мне. В это время в зале повисает тишина и в этой тишине звук удара кулака о лицо сливается с неприятным взвизгом. Игорь падает обратно на диван и стукается головой о стену. Я стою за столом, сжав ладони в кулаки — я готов врезать Игорю еще раз, если он только попытается встать со своего места. Но Игорь боится.

— Что вы делаете?! — это Инга. Она стоит в проходе с букетом цветов, а из-за ее спины выглядывает какой-то тип с гладко прилизанными и уложенными на пробор волосами. Он с явным удовольствием, даже не скрывая этого, наблюдает за сценой и, я замечаю, принюхивается.

А ведь запах плана сейчас по всей квартире.

— Всё правильно он делает. — бурчит толстяк и тянется за бутылкой. — Козлов на место надо ставить. Ты лучше водки еще принеси, тут уже пить нечего.

— Водки нет больше. — тихо произносит Инга.

— Чего? Как нет? И что ты прикажешь нам пить? — толстяк выразительно

постукивает пальцами-сардельками по столу. Я только сейчас замечаю на одном из пальцев массивную серебряную печатку.

Отодвигая Ингу в сторону, в зал протискивается зализанный тип и, откашлявшись, чтобы обратить на себя внимание, громко и фальшиво пытается спеть:

Меня приветствуют все, все как один,

Я привезла им новый мир, я привезла

кокаин!

Пока он поёт, все смотрят на него — кто с интересом, кто с сочуствием,

а кто с презрением. Даже Игорек на мгновение перестает постанывать и смотрит на этого певца.

Допев, тип улыбается и смотрит на каждого из нас — у него бегающий взгляд и неприятная улыбка, больше похожая на гримасу.

— Травку курим? — спрашивает он у толстяка.

— А у тебя что, проблемы? — осведомляется толстяк таким тоном, что я готов отдать последний червонец, лежащий в кармане, если мой тезка не хочет набить ему морду. Я чувствую, что толстяк уже готов — водка и анаша постепенно отодвигают в сторону ту заслонку, которая сдерживает все его, так сказать, негативные эмоции.

— Проблемы у него… — зализаный кивает на Игоря и я невольно смотрю на то, как он тихо стонет, держась за челюсть. Его униженное состояние приводит меня в трепетный восторг; я злорадно ухмыляюсь и ложкой начинаю есть салат прямо из салатницы. Я не люблю крабовые палочки, поэтому их я отбрасываю в сторону. Зализаный тем временем поворачивается к Инге и спрашивает у нее:

— Я похож на человека с проблемами?

Инга жмет плечами, в разговор опять влезает толстяк.

— Брат, ты чего хочешь?

— Я ничего…

— Тогда иди в ларек за водкой. — заявляет толстяк.

— Минимум две бутылки. — добавляет Швед и усаживает себе на колени Свету-Олю.

— И желательно побыстрее. — подытоживает Марина, допивая остатки вина прямо из горлышка.

— Парни, да у меня капусты не особо… — медленно говорит зализаный.

— Возьми у хозяйки… эта, как там… Инга, дай ему денег! — толстяк даже

не смотрит в сторону Инги, он сосредоточенно доедает оливье и, если просто посмотреть со стороны, то кажется, его кроме салата ничего не интересует.

— У меня нет. — Инга стоит, прислонившись к косяку двери и я вижу, как

начинают дрожать ее губы. Видно, такого поворота она не ожидала.

— Что значит "нет"? — толстяк отставляет в сторону пустую салатницу и

смотрит на девушку. — Что, м_н_е дать ему денег?

— Пусть крутой ему даст. — неожиданно командует Маша и обращается к

Вадиму. — Слышь, как там тебя, займи Инге денег немного. На водку.

И тишина.

Все ждут.

Хуже всего, все-таки чувствует себя Инга. Во всяком случае, она побледнела и открыла рот, но сказать ничего не может.

Мне ее не жалко. Что за хозяйка, у которой в доме не хватает гостям водки.

А зализаный стоит спокойно и никуда идти не собирается. Одной рукой он лезет в карман джинсов и что-то пытается достать. У него это получается: все смотрят на небольшой пакетик с белым порошком, который лежит на раскрытой ладони и, словно магнит, притягивает наши взгляды.

Я сглатываю слюну: если это то, что я думаю…

…я привезла вам новый мир, я привезла…

— Может, что-нибудь помоднее попробуем? — в голосе зализанного ни тени

растерянности. Слова он произносит важно, немного тягуче и с долей презрения.

— Что это? Сахарная пудра? — спрашивает толстяк; голос выдает тезку, голос немного подрагивает. Что, толстячок, понимаешь ведь, что там не пудра?

Мне не видно глаз, но думаю, что в них плещется интерес, азарт, жажда кайфа и много-много других эмоций.

Впрочем, как и у многих из нас.

— Пудра. — снисходительно, даже чересчур снисходительно говорит зализаный, но толстяк такой тон проглатывать не собирается. Он встает и подходит вплотную к хозяину пакетика. Этакая гора, подошедшая к маленькому Магомеду.

Секунду смотрит на пакет, затем произносит:

— Ну давай, попробуем твою пудру. Инга, дай зеркало…

Порошка мало, а желающих много. Я выхожу в туалет, чтобы не видеть, как счасливчики будут нюхать кокаин — мне кажется, что поступаю я более, чем благородно. Последнее, что я слышу перед тем, как захлопнуть дверь, это робкий(куда подевалась твоя надменность?) голос зализанного:

— Только мне оставьте…

Могу поспорить на тот же червонец, что получит зализанный не кокс, а болт от Братской Гэс.

В туалете я закуриваю сигарету, но зажигалку не тушу. Подношу ее к пластику, которым обиты стены сортира и наблюдаю, как он начинает вздуваться. Меня прёт, мне нравится наблюдать за желто-коричневыми пятнами, появляющимися на белом фоне пластика. Зажигалка выпадает из руки на пол, я закидываю голову и медленно выдыхаю дым.

Какого черта я здесь сижу, как последний лох?! Там же кокаин!

Я выскакиваю из туалета и иду в зал. Мне сразу видно, кто уже понюхал:

толстый Саня, Швед, Марина, Вован, Маша…

К зеркалу пытается примоститься "крутой" Вадим. Уже поделена порция на две дорожки и свернута в трубочку десятирублевая купюра, Вадим нагинается над кокаином…

Я подхожу и трогаю его за плечо:

— Слышь, тебя к телефону. Срочно.

— Кто? К какому теле…

— Там, на кухне трубка снята, иди быстрее.

Вадим недоверчиво смотрит на меня и я нервно бросаю:

— Иди, блин, там женский голос, плачет вроде!

Видимо, он провел какую-то ассоциацию и допустил возможность такого звонка.

Вадим встает и я выхватываю у него свернутую десятку.

— Я пока попробую.

Вадим мгновение колеблется, затем бросается в сторону кухни.

А я нагинаюсь, вставляю бумажную трубочку в ноздрю, другую зажимаю.

Вдох!

Другая ноздря!

Вдох!

Вспышка. Еще одна.

Я чувствую, я физически ощущаю, как расширяются зрачки, как в мозг отдает волна чего-то резкого и в то же время нежного и приятного. Говорят, что кокаин действует по-разному в зависимости от ситуации, что, как правило, он расслабляет… Чепуха! Кокаин не может расслаблять. Он заставляет действовать, заставляет поверить, что жизнь стоит того, чтобы жить.

Нос слегка печет — я не столь часто употребляю кокс и слизистая оболочка

еще не привыкла к этому раздражителю. Плевать! Мне хорошо, мне очень