Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 22 из 27

– Такие дела, – хмыкнул Детеринг, отвечая на ее взгляд. – Но раз ты даруешь мне право возвращаться – что ж, значит, мне есть о чем помнить. А может быть, однажды я вернусь к тебе генералом, с золотыми лампасами, с кучей орденов – и р-раз! – подарю тебе замок. Вопрос, конечно, – будет ли у меня к тому времени что-нибудь стоять… кроме замка.

Йорг тщательно раскурил сигару, поставил возле себя массивную бронзовую пепельницу и посмотрел на Лори. Женщина сидела на полу, подогнув под себя левую ногу, распахнутый борт платья приоткрывал миниатюрную, словно у девочки, грудь. Лори глядела куда-то вдаль, он видел ее странный профиль с острым, немного удлиненным носом, вздернутыми скулами и слегка приподнятой верхней губой. Он хотел ее до звона в ушах, он хотел целовать эти нежные, с едва видными синими жилками, загорелые тонкие ноги, этот впалый живот с вытянутой прорезью пупка, эту крохотную грудь… он хотел целовать ее глаза и знал, что это – страшно. Она была доступна, стоило лишь протянуть руку!.. Детеринг привстал, схватил со столика бутылку и сделал пару глотков.

– Все, что угодно, – произнес он. – Пусть будет то, что будет…

Она повернулась к нему, и Йоргу показалось, будто в непостижимых фиолетовых глазах Лори блеснули слезинки. Его пальцы снова скользнули по ее ноге, и в этот миг он взорвался. Грохот выстрелов на полигонах, лязг мечей, рев двигателей учебных звездолетов; лед священных вершин Росса, холод стали, гулкие в торжестве слова наставников – все это осталось позади. Йорг Детеринг терзал тело кричащей от восторга женщины, целовал ее, теряя дыхание, будто на высоте без кислорода, ощущал, как едва не хрустят в его руках ее кости, – и забывал.

Потом он допил вино в бутылке, вырвал пробку из следующей и раскурил новую сигару. Лори лежала на постели поверх серебристого покрывала, и по вискам ее медленно ползли слезы. Детеринг высунулся в окно – солнце вяло искало вечер, Виктория плавилась в жаре. К ночи обещали ливень, в который уже никто не верил. Капитан лорд Детеринг сидел в номере дешевого бардака, до судорог вожделея тощую сорокапятилетнюю проститутку, и пытался понять, что с ним происходит. С одной стороны, куда-то вдруг исчезли потаенные страхи, преследовавшие его на протяжении последних пятнадцати лет, – страхи, в которых он боялся признаться даже самому себе. С другой же…

– Ты помнишь, что заплатил до утра? – прошептала за спиной Лори. – Говори все, что хочешь… но не молчи.





Йорг обернулся, провел руками по ее стопе, коснулся губами лодыжки и с ревом бросил себя вперед.

…В прихожей он поежился.

Ночь принесла Виктории океанский ветер, обжигающий неожиданным холодом, и утром, выскользнув из постели Лори, Детеринг – впервые на этой планете – вынужден был включить систему климат-контроля своего «Блюстара» на обогрев. Изящные овальные сопла, обрамленные золотом, тотчас же дунули на него горячим ароматизированным воздухом, напоминая о цифре, обозначенной когда-то дилером на лобовом стекле автомобиля. Йорг усмехнулся и переложил селектор в реверс, выруливая на проезжую часть. В Империи Человечества правило бал сверхмассовое производство, делая даже сложные вещи дешевыми и доступными человеку любого достатка; бедность ушла навсегда. Но, как и везде, на фоне всеобщего усредненного благоденствия существовало нечто, доступное отнюдь не всем. Его «Блюстар», недосягаемый для обычного младшего офицера, относился к низшему уровню настоящих предметов роскоши. В Империи умели делать технику класса «люкс», и в первую очередь ее характеризовали абсолютная надежность и невероятная долговечность. Молодая аристократия с восторгом носилась на великолепных автомобилях своих дедушек, невзирая на то, что во «всеобщем» дизайне сменились уже несколько поколений: мода – вопрос массовой продукции и массового потребителя. Массовый автомобиль служит десять лет, после чего его нет смысла ремонтировать, а шикарная вещь может жить и радовать очень долго, тем более что с каждым годом ее стоимость только растет. Юного лорда или леди, пусть папа их владеет всего лишь сотней тысяч гектаров на самой дальней из колоний, не слишком волнуют очередные «новейшие» способы красить глаза, брить ноги и завязывать галстук. Все это – для тех, чьи предки пришли на уже «возделанные» планеты. Лорды же, прямые потомки суровых пионеров, предпочитают всю жизнь носить кожаные штаны, высокие сапоги и куртки с бахромой везде, где только можно ее присобачить. Они – проходят сквозь мясорубку «тугого детства» в армейских академиях или познают почти монастырскую дисциплину факультетов права и управления, где утро начинается в семь – с латыни, а заканчивается – в девять вечера Платоном и Сократом. Именно они, дети провинциальных землевладельцев, поступают в десятилетнем возрасте в самое страшное учебное заведение Империи – Военно-Медицинскую Академию «Парацельс», чтобы после десяти лет невыносимых мучений получить чин «Лейтенант военно-медицинской службы, Д.М.» и навсегда уйти от привычного мира: по имперским законам военный врач не подлежит ни военному трибуналу, ни гражданскому суду. Разбирать его дело может только всесильная Генеральная Медицинская Коллегия. А Маршал-магистр Коллегии подвластен исключительно Суду Сената, но таких случаев пока еще, насколько помнил Детеринг, не было. Однажды увидев их на выпуске, еще мальчишкой, Йорг даже позавидовал: белый с красной нитью мундир, шитые золотом рукава, Змеи Эскулапа в петлицах, на ножнах шпаги и даже на отворотах ботфорт. И – алый галстук! Врач может ударить офицера, офицер обязан склониться – это Йорг Детеринг уяснил с детства. Ты не можешь понимать, что с тобой происходит, возможен шок – врачу знать лучше. В любой ситуации защищай врача. Твой док и сам прекрасно стреляет и рубится – но ты – защищай врача, от него зависит жизнь всех остальных. В офицерском казино – твой док может упиться по полусмерти, ты – нет. Согласно традиции, врач лишен права дуэли, шпага врача – зубочистка, личное церемониальное оружие. Во флотских экипажах, в случае любого конфликта с участием медика, за него выходит лучший фехтовальщик борта, и необязательно командир или кто-то из старших офицеров: оскорбление, нанесенное врачу, считается столь невыносимым, что против офицера может встать унтер – мастер-абордажник, привыкший заливаться кровью по уши.

Мало кто из успешных, но сугубо гражданских людей станет потакать стремлениям своего отпрыска, мечтающего благодаря социальной рекламе встать на путь профессионального солдата. Возраст принятия решения – 12. С этого момента подросток может добежать до конторы вербовщика, и родители, какими бы миллионами они ни ворочали, уже ничего сделать не смогут. Вопрос в том, что для двенадцатилетнего путь к короткому лейтенантскому мечу удлиняется на годы: сперва ему придется побыть рядовым, и только потом, после четырехлетней школы нижних чинов, он может попытаться поступить в какую-то из Академий. Путь сложен, хотя для девочек он чуть легче, флотские требования о «равновесии экипажей» значительно сокращают совсем юной девице путь к лейтенантскому гладиусу. Однако – и Детеринг об этом знал лучше других – и Флот и Десант повидали генералов, выслужившихся из рядовых, которые рубили оппонента почище «офицерской кости»! Старый друг дядьки, легион-генерал Антонио ди Куэвас, к которому даже заслуженные асы минувшей войны обращались не иначе как «дорогой маэстро», высшего военного образования не получил – не сложилось в бесконечной драке. Перед тем как сесть за стол, он привечал всех добродушными взмахами невероятной пышности усов, а за столом, с бокалом в руке, лишь кивал на славословия: «Карма, братья, карма…»

Легион-генерал ди Куэвас имел на левом рукаве мундира тяжелую, полыхающую золотой нитью нашивку «200 побед экипажа», где длинные мечи в лапах имперского орла лежали над старинным гербом рода Куэвас, славного тем, что кто-то там когда-то держался за стремя самого Сида, – так наградил его, бывшего сержанта и древнего идальго, Сенат Человечества…