Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 80 из 110



— Сет! — воскликнул женский голос, — У меня грудь не железная!

— Знаю, силикон, — ответил мужской, — Я тебя все равно люблю!

— Сет! — на этот раз возмущенно воскликнул женский голос.

— Я ж сказал, люблю! Дай подробнее обьясню…

Вихри на границе стали больше, ярче и пересекая границу стали углубляться дальше, медленно рассеиваясь и порождая в ответ встречные вихри. Процесс все углублялся и постепенно обе области слились в одну, которая напоминала бы бушующую атмосферу Юпитера, если бы вместо оранжевого и белого в ней не перемешивались бы синие и красные оттенки. Словесной нагрузки они уже не несли, а эмоциональную… воспитанные боги не считали вежливым читать.

— Сет, ты меня любишь? — одинокий розовый ручеек протек поверх бушующей стихии красок.

В левой области занялся фиолетовый ручеек, наполненный раздражением, но так и растворился, не оформившись в словесную форму и не приближаясь к границе. Вслед за ним сформировался более спокойный лиловый ручеек, примерно означавший «Зараза!», но тоже благоразумно растворившийся на месте. Та же судьба постигла уже голубое озерцо, содержавшее «Ты что, уши не моешь?» Наконец, синий ручеек перетек на другую сторону и дал поглотить себя крутящимся вихрям:

— А я что делаю? — раздался ироничный мужской голос, и буйство красок продолжилось. К вихрям присоединились волны света перекатывающиеся справа налево, а потом обратно. Это продолжалось некоторое время, а потом вспышка света охватила обоих и все успокоилось до первоначального состояния. Только цвета стали более контрастными и яркими, как лес под вышедшим солнцем после дождя.

После небольшой паузы справа начало накапливаться розовое озерцо, то двигаясь чуть в сторону границы, то опять замирая, и лишь энергично пульсируя по краям как кошка, которая подкрадывается к бантику на веревочке. С одного края озерцо позеленело и пустило струйку налево:

— А правда красиво я дом обустроила? И место хорошее выбрала.

— Да, мне Гавайи тоже нравятся, — расслабленно согласился мужской голос, — Хотя и не в штормовой сезон.

Розовое озерцо продолжало колебаться в нерешительности. Наконец от него отделился маленький розовый ручеек и осторожно пересек границу, вновь озвучив мысль тем же бархатистым женским голосом:

— Сет, а чего мальчик Алиной пренебрегает? Девочка так страдает!

— Он? Пренебрегает? — возмутился мужской голос, — Да побойся бога, Фрида, он же у нее чуть не на поводке бегает!

— Но я же не о том!

— А о чем?

— Ну, ты сам должен понимать!

— Да ей только глазом моргнуть, он ее тут же в спальню утащит, если ты об этом.

— Она же не может так! Он сам должен!



— Чего должен? В спальню утащить?

— И это тоже! Не ей же его туда тащить? А перед тем пусть хоть скажет, что любит, если лучше не умеет. Или там, о музыке сначала поговорит, посмотрит в глаза, вздохнет… Тебе что, дамские романы дать почитать, как это делается?

— Мне-то зачем? Впрочем, уговорила, следующий раз притащу им барабан. Пусть поставит у себя в спальне, чтоб был повод с избранницей о музыке говорить.

— Ну, при чем тут барабан? Я ж о любви говорю!

— Так он вроде уже говорил ей? Сколько вам можно повторять?

— Сколько женщина хочет, столько и надо повторять!.. Сет, что ты делаешь???

Цветные вихри опять закружились на общей границе перемешивая краски.

— Повторяю, дорогая, — ответил мужской голос.

Глава 16. Охота на волков

Материализовался я в просторной, но мрачной горной долине. А как ей быть не мрачной, когда лучи клонящегося к закату солнца были полностью заслонены огромными грозовыми тучами, из которых лился, не переставая, почти по-осеннему мерзкий холодный дождь. Случавшиеся время от время грозовые разряды освещали размокшую в непролазную слякоть дорогу, идущую через долину к дальнему перевалу, мокрые густые заросли по обе стороны от нее, небольшое озеро в середине и окружающие все это горы. Повторюсь, в сгущающейся полутьме под непрекращающимся мерзким проливным дождем. Впрочем, мне было грех жаловаться, поскольку я и был одной из этих самых висевших над долиной грозовых туч.

— О, появился наконец-то, — раздался в моем сознании голос Йогиты, — Ну, раз собрались, обьясняю задачу. Точнее две задачи: поставить эксперимент и снять кино. Для начала установка. Внизу банда человек двадцать. Состоит из трех категорий. Первая — один человек, отправленный реинкарнатором на перевоспитание, одновременно главарь банды. Подсвечен зеленым целеуказателем. Этот — моя забота, его не трогать. Демоническая компонента у него уже слишком высока, чтобы пускать в реальный мир, но и недостаточна, чтобы отправить в г'Ад или развеять. Это его последний шанс, или вылечится, или отправится на развеивание, и наша работа догнать его до цели — вон к тому аулу у перевала, на два часа от высокой вершины на севере.

Я взглянул в указанном направлении, и правда, направо от заснеженной высокой вершины хребет обрывался, образуя проходимый перевал с дорогой, а со стороны долины на подходе к перевалу лепился к склону гор небольшой аул из 20–30 саклей. Перевал был прикрыт тучами, но с его другой стороны облачность развеивалась, и потихоньку появлялось открытое небо. Нет, с земли этого, конечно, не было видно, но когда твои верхние слои плывут в атмосфере на высоте в четырнадцать километров, то есть километров пять выше самой высокой вершины мира, поневоле открывается очень широкий вид, особенно, если это сопровождается способностью видеть сквозь облачное покрытие.

— Остальные, — продолжила Йогита, — управляются изъятыми из очереди реинкаранатора на развеивание. В основном чеченские боевики, афганские духи, есть даже один настоящий палестинский шахид.

— Шахидам же вроде рай обещан, — не очень удачно пошутил я.

— Вот кто обещал, тот пусть этот рай и обеспечивает, — отрезала Йогита, — А нам души, склонные к самоуничтожению, ни к чему. Так что, обойдется нирваной, то есть попросту небытием. В исламе самоубийство так же запрещено, как и в остальных серьезных религиях, каким красивым словом его ни называй. В общем, концентрация демонов в них уже запредельная, спасать уже нечего и некого, но ничего плохого, если побегают немного в виртуале для хорошего дела, прежде чем развеяться навечно. Что они и будут делать. Эти разбиты на две категории. Одна — подсвеченная розовым целеуказателем. Это просто тупые демоны, те самые души на развеивание, их можно отстреливать в первую очередь. Их главное назначение тут — достоверные декорации и создание убедительного фона для другой категории. Заодно они — часть эксперимента, о котором я еще расскажу. Другая категория, подсвеченная желтым целеуказателем, содержит дополнительно души спящих людей, которым полезно на некоторые вещи взглянуть с иной точки зрения. Тело все равно контролирует демон, а они как наблюдатели. Они здесь на обучении, тело не контролируют, но все видят, слышат и чувствуют. Их трогать только во вторую очередь, когда розовых не останется. Ну, или если кто проснется с перепугу, то спящая душа вернется в тело, и целеуказатель сменится на розовый. Вопросы есть?

— Есть, — встрял я, — Во-первых, это мы что, втроем ради одного перевоспитывающегося тут? С чем такое внимание к его персоне связано? Во-вторых, зачем было вынимать души из реинкаранатора, почему нельзя было просто одноразовых демонов настрогать. В-третьих, мы их чего, как волков с вертолета? Не слишком ли жестко, все-таки бывшие люди. А по демонам мы вроде утром настрелялись. Плюс сторонний вопрос, чтоб знать — у нас, что, какие проблемы с исламом?

— А при чем тут ислам, Алексей? — удивилась Йогита, — Ислам — религия добрая, а эти как язычниками были, так и остались.

— Ты не переживай, Лёха, — ответил за Йогиту Миха, — Это ж не произвольные чеченцы, афганцы или палестинцы, среди которых очень разные люди есть. Это просто бандиты и убийцы. Ты прямо сейчас запроси их биографии, да проверь. Не волнуйся, мы тебя придержим, если что.