Гений

Сзади раздалось смущенное кряхтение. Обернувшись, эльф обнаружил рябого толстого хозяина постоялого двора, который уныло смотрел на дыры в стене и потолке…

— Эк… Ваше… Вашество… Высокопреосвященство… — смущенно начал он, — Тут у меня эта… бызнес… постоялый двор значит… и это… кто за починку платить будет? Ваше вашество… — в конец смутился хозяин.

— А, пришел? — ответил Тариэль, — Очень хорошо, я как раз хотел тебе пару вопросов задать. Как это так, на твоем постоялом дворе бродят убийцы и вламываются в комнаты к постояльцам, когда хотят?

— Дык… это… ходют тут и ходют… — замялся хозяин, — Я за них не отвечаю. Как я могу их остановить? А мне Ваше Вашество, это дело чинить. Оно денег стоит…

Тариэль поднялся с колен, подошел к креслу, на котором висела его перевязь с мечом, достал клинок и начал внимательно его изучать.

— Да… это… я… я, в общем, понял, Ваше Вашество, — забубнил толстяк потихоньку отодвигаясь из комнаты в коридор, — Я б спросить, Ваше Вашество… вы сколько еще стоять намерены?

— Завтра рано утром мы уезжаем, — ответил Тариэль, — Потрудись разбудить нас на рассвете, если сами не встанем.

— Дык, это, обязательно, Ваше Вашество, разбудим, — почти радостно ответил хозяин, не ожидавший избавиться от беспокойных постояльцев так быстро, — Вы не сомневайтесь, мы всегда пожалуйста, чтобы эта… разбудить… Хорошей ночи, Ваше Вашество!

И хозяин скользнул в коридор и испарился. Тариэль вздохнул, бросил клинок обратно в ножны и подошел к Симе. Так лежала внешне без малейших повреждений или ран, дышала легко, и похоже, спала. Эльф провел по щеке девушки, та во сне сладко потянулась к его ладони, но не проснулась. Тогда Тариэль взял ее на руки и отнес на кровать. Девушка по-прежнему безмятежно спала, и это начало его беспокоить.

Своей рукой он скользнул по ее телу, вернулся к волосам, погладил их, и слегка похлопал по щекам, в попытке привести в чувство, но, увы, безуспешно. Обеспокоенный Тариэль склонился над возлюбленной и оттянул веко, и вместо привычных серых глаз натолкнулся на золотистую эльфийскую радужку… Он судорожно отвел волосы за ухо, и увидел характерные удлиннненые кончики ушей. Без сомнения перед ним лежала его Сима, но уже не смертная, а одна из них, эльфов. Перворожденная. Над ухом эльфа раздался легкий музыкальный смешок, как будто сыгранный ансамблем из колокольчиков. Пресветлая т'Иллиринель???

Словно лавина прошла через сознание Тариэля, включая понимание, что его выбор оказался куда более долговременным, чем он сам мог ожидать или надеяться. Одновременно пришли в голову многочисленные политические последствия его связи с никому неизвестной эльфийкой без роду и племени, смущение от непонимания, как это произошло, и вообще, как Сима выжила, после того как он сам видел ее падающей к ногам этого мерзавца с перерезанным горлом.

И тут его залила радость. Сима жива! Пусть отец разбирается с политическими последствиями, а он свой выбор сделал. Он лег рядом со своей возлюбленной, обнял ее бесчуственную одной рукой, и придерживая голову другой поцеловал. Словно в ответ, Сима открыла удивительные сияющие золотом полные любви глаза, и Тариэль понял, что их любовь войдет в легенды Дивного Народа.

Если бы кто мог видеть фрактально-сетевое пространство Гайи в этот момент, он мог бы решить, что между двумя ее прилегающими друг к другу областями шла война. Густой сетчатый переплетенный обьемный узор то там, то тут подсвечивался большими пятнами света разноцветных оттенков, которые то резко и быстро возникали и гасли, как предгрозовые молнии в подбрюшье туч, то неспешно набирали силу и так же неспешно угасали, как будто кто-то виртузно управлялся с группой театральных прожекторов. При этом места, которые пятна не захватывали, ограничивали большие, на первый взгляд автономные области со своим ритмом переливающегося света. Впрочем, иногда эти границы пересекали, но не пятна в виде округлых облаков, а живые движущиеся струйки света, вихри и молнии.

Две смежные области, которые непосвященный взгляд принял бы за воюющие, обменивались этими струйками и молниями по очереди, как фехтовальщики где-нибудь в спортивном зале. Но впечатление было обманчивым. Если бы эту картину увидел специалист по нейрофизиологии мозга, много работающий с MRI снимками, он, вполне возможно, распознал бы в череде световых пятен этих областей активность, типичную для телезрителя или театрала. А пересекающие границу струйки и молнии мог распознать, а мог и нет, как реплики неторопливого диалога. И был бы не так уж неправ. Впрочем, специалистам по нейрофизиологии мозга эту картину никто показывать не собирался, а тем, кто могли ее видеть, и так все было понятно.

Легкий светло-синий ручеек, зародившийся в области слева и тут же пересохший, как в бывает с однодневными ручьями в пустыне после ливня, приблизительно соответствовал мужскому скептическому хмыку, так и не переросшему в полноценную реплику. В ответ справа сформировался и направился налево розовый светящийся ручеек, который пересек границу и впитался в левой области. Для тех, кто мог понять, он прозвучал негромкой фразой, произнесенной глубоким женским контральто:

— А хорошо у мальчика получилось, правда?

— Аж скулы от сахара сводит, — другой синий ручеек все-таки набрал силу, перетек через границу направо и превратился в ироничный мужской голос, — И чего ради ему приспичило воскрешать эту девицу?

— А тебе жалко, да? — взвился налево розовый вихрь.

— Да нет, чего уж там. Его творение, если хочет ему потакать… — второй синий ручеек расслабленно с зевком протек направо и растворился в небытии.

— Ты что, сам не понимаешь, какие тут сюжеты наклевываются? — розовый ручей пересек границу налево и растекся крошечными струйками как дельта какой-то реки на карте, — Эльфы ведь тут лет триста от такого шока в себя придти не смогут. Представляешь, какие тут бразильские страсти с преодолением межрасовых барьеров разгорятся? Я сюда писателей и писательниц теперь толпами будут водить, вдохновлять сюжетами.

— Так сама и будешь водить? — с подначкой поинтересовался мужской голос.

— Ну, не сама, — ответил женский, сначала разлившись розовым озерцом справа, и лишь потом проделавший русло, позволившее утечь налево и впитаться с легкой пульсацией, — Не мое это дело. Эвтерпу привлеку, Талию, Эрату…

— Да тут Каллиопа нужна, — хмыкнул в ответ мужской голос легкой голубой искрой.

— Ну, что ж поделать, если с тех пор как Толкиен написал свой труд, и тот стал популярен, почти во всей F-серии пафоса столько, что хоть топор вешай? — возразил женский голос сразу несколькими розовыми ручейками, возникшими по краю правой области и тут же всосавшись, после пересечения границы налево, — Мы ж не потому толкиенутые миры дублируем, что они нам нравятся, просто пациентов для них много. Уж, что есть… Хорошо еще, последнее время стали необычные вариации появляться. Хотя, очень много глупого механического перемешивания — хорошие вампиры, злые эльфы, технически грамотные орки, гоблины и тролли…

— Смертные… — флегматично вспыхнуло и перелилось направо синим-зеленым пятно света, — Дай им хорошую вещь, тут же загадят. Дай пафосную затянутую историю — сначала превратят чуть ли не в религию, потом тоже загадят, да еще и все перепутают. Слышала, как испытывали бога, алеф и смертного — дали пару стальных шариков и предложили сделать с ними что-нибудь интересное.

— И кто выиграл? — поинтересовался женский голос.

— Смертный, — ответил мужской, — Он один шарик сломал, а другой потерял.

В ответ раздался одобряющий грудной женский смех.

— Кстати, а чего это мы ждем? — поинтересовался на этот раз мужской голос.

— Как чего? — удивился женский, — Ждем, что дальше будет.

— А чего смотреть, — возразил мужской, — Давай я тебе лучше сам покажу, что там дальше будет.

Границы областей покрылись мелкими вихрями, преодолевающими границу и тут же растворяющимися за ней.