Страница 5 из 42
К роману А. Фадеева нельзя подходить как к документальному произведению об истории «Молодой гвардии» из Краснодона. В письме к А. Жданову еще в 1948 году А. Фадеев определенно заявил: «...я не писал истории «Молодой гвардии», а писал художественное произведение, в котором, наряду с действительными героями и событиями, наличествуют и вымышленные герои и события. Об этом мной неоднократно заявлялось и в печати, и в выступлениях по радио, и на многочисленных собраниях читателей, и в письмах к краснодонцам.
Само собой понятно, что иначе и не может быть создано художественное произведение»[15].
Действительность романа А. Фадеева это не только фактические события, реально существовавшие лица — история «Молодой гвардии» Краснодона,— это и более широкая действительность Отечественной войны, потому что искусство обладает волшебной способностью превращать частное во всеобщее, в единичном вскрывать типическую сущность.
Как показало дальнейшее изучение событий Отечественной войны, создание подпольной молодежной организации было явлением весьма распространенным, типическим. Молодые люди, оставшиеся в тылу на оккупированной территории, зачастую по возрасту не подлежавшие еще призыву в армию, создавали- свои организации и вместе с подпольщиками и партизанами вели борьбу против фашистских захватчиков. Написано уже немало документальных произведении о комсомольском подполье в Таганроге, Полтаве, Одессе, Крыму, в Белоруссии и т. п. В маленьком городке Темрюке расстрелянные фашистами комсомольцы-подпольщики покоятся в братской могиле рядом с могилами большевиков, погибших в годы гражданской войны.
В истории подпольной молодежной организации, созданной в небольшом шахтерском городке, А. Фадеев увидел одно из проявлений народной войны, увидел «новые чувства», новый облик поколения, сформировавшегося в тридцатые годы; он увидел в их жизни, в их мужестве и отваге осуществление нравственного идеала «доброго и прекрасного человека», историческую преемственность лучших черт нескольких поколений революционеров. В этом подлинная реальность романа А. Фадеева, а не в частном соответствии или несоответствии некоторым событиям и героям «Молодой гвардии» города Краснодона.
Роман А. Фадеева пронизан чувством осознанного историзма, его интересуют судьбы поколений, характер общественных связей, сложившихся в Советском государстве, социально-психологический облик молодого поколения. Эти историко-социальные стороны содержания романа воплотились в его своеобразной композиции.
Роман «Молодая гвардия» построен на резком контрасте двух миров: мира социализма, советской действительности и мира капитализма, мира фашистских захватчиков и их пособников. «Несовместимость» этих миров реализована не только в противопоставлении социальных и нравственных идеалов, судеб, характеров, она воплощена и в контрастной эмоционально-стилевой атмосфере всего романа.
Социально-нравственный контраст закреплен историческим «разрезом», изображением судьбы поколений — историей семей. Это не «предыстории» героев, обычные для жанра романа, а своеобразная историческая биография молодого поколения, исследования среды, меры ее влияния на формирование характеров молодогвардейцев.
Изображая представителей старшего поколения, дедов и бабушек, помнящих еще царскую Россию, А. Фадеев создает впечатляющую историческую перспективу того пути, который прошло советское общество. Памятные годы гражданской войны живут и в лирических отступлениях автора-повествователя, и в воспоминаниях, раздумьях Матвея Шульги, Проценко, в развернутой истории Лизы Рыбаловой — матери Володи Осьмухина, и многих других героев. Годы созидания, годы строительства социализма — в биографиях отца Любы Шевцовой, в истории семьи Кошевых, в рассказе о бабушке Вере, которая принимала участие в создании колхозов и т. д.
История организации «Молодая гвардия» обретает в разветвленном сюжете эпическую объемность, историческую глубину, подлинную социальную и психологическую многомерность.
В романе зачастую звучат патетико-романтические интонации, вводятся высказывания, пронизанные чувством гордости «новым человеком», стойкостью и силой его. «Что может быть у нас самого дорогого на свете,— говорит Матвей Шульга в фашистском застенке, — ради чего стоит жить, трудиться, умирать? То ж наши люди, человек! Да есть ли на свете что-нибудь красивше нашего человека?..»
Сходные, по открытости и силе чувства, высказывания принадлежат и безымянному майору, встретившемуся Ване Земнухову и Жоре Арутюнянцу на дорогах отступления,— о молодом поколении, и Олегу Кошевому — о материнских руках... Вместе с авторскими отступлениями они образуют заметный эмоционально-стилевой пласт, близкий по своей образности гоголевской поэтике, что само по себе является свидетельством расширения изобразительных средств Фадеева-художника.
Он свободно использует теперь образы, характерные для романтической поэтики. Иногда автору изменяет чувство меры, и тогда, как, например, в начале романа, в развернутом сопоставлении Ули Громовой с лилией сквозят черты условной романтизации, утрачивается подлинность переживания.
Высокие моральные качества молодогвардейцев неразрывно связаны с одухотворенной красотой всего их облика. Портретные характеристики многих молодогвардейцев построены так, что эстетические оценки как бы предваряют последующее раскрытие нравственной силы. Герои впервые появляются в книге, моральные качества их еще не проверены в суровой борьбе, но автор ставит их в такие положения, раскрывает их так, что у читателя сразу же пробуждается чувство внимания, доверия, любви.
Эти описания отличаются повышенной эмоциональностью, художник смело использует необычные сопоставления, ставит своих героев в исключительные ситуации. Зачастую мы их видим как бы со стороны, глазами другого человека, и оценка этого человека, чувство его определенным образом воздействуют на чувство читателя, увеличивают силу непосредственного восприятия.
Олега Кошевого мы увидели впервые глазами Ульяны Громовой — девушки высокой душевной настроенности, повышенной впечатлительности. И это оправдывает те романтические краски, которыми художник создает облик будущего отважного комиссара «Молодой гвардии».
Олег останавливает понесших во время бомбежки лошадей. Уля «увидела меж конских голов с взметенными гривами и оскаленными пастями его очень юное, свежее, сверкающее глазами, с выражением необычайного напряжения и силы, с румянцем на щеках, скуластое лицо».
Чисто «портретные» детали («очень юное, свежее... с румянцем на щеках, скуластое лицо») естественно сливаются с описанием того впечатления юной силы и отваги, которое производил Олег. Оно-то и должно было в первую очередь воздействовать на читателя, создать у него ощущение, что перед нами мужественный, сильный человек.
Необычная ситуация, реально вполне мотивированная (налетели вражеские самолеты, стали бросать бомбы, кони испугались, понесли), лишь отчетливее, ярче должна была выделить эти качества героя, которые в обычных обстоятельствах могли и не быть так скоро и так полно открыты. Она как бы подготовляет нас к пониманию того, что герою предстоит в жизни совершать нечто особенное.
Романтическая приподнятость, поэтичность свойственны и портретным описаниям Ульяны Громовой, Любы Шевцовой. Они являются в романе в сиянии молодости, красоты, нетронутой свежести и чистоты.
Ульяна Громова, увидев малознакомую ей раньше Любу Шевцову в трудную минуту эвакуации родного города, вспомнила «эту девушку кружащейся в вальсе... Девушка кружилась на сцене и пела, кружилась в зале и пела, она кружилась до утра со всеми без разбора, она никогда не уставала и никому не отказывала покружиться с ней, и голубые ее глаза, ее маленькие ровные белые зубы сверкали от счастья. Когда это было? Это было, должно быть, перед войной, это было в той жизни, это было во сне».
Очевидно, что и в данном случае дело не в конкретных приметах внешнего облика Любы Шевцовой (голубые глаза, маленькие ровные белые зубы), которые затем несколько раз будут повторены в портретных описаниях. Художнику важно уже с первого знакомства с героем возбудить особенное чувство внимания и веры.
15
А. Фадеев, Письма..., стр. 230—231.