Сталин. Большая книга о нем

который Каменев называл «дозированьем лжи», проходит через всю биографию Сталина, чтоб

найти свое высшее выражение, и вместе с тем свое крушение, в Московских процессах.

Сборник: «Сталин. Большая книга о нем»

87

Анализируя концепции обеих фракций социал-демократии в 1909 г., автор этой книги

писал: «Антиреволюционные стороны меньшевизма сказываются во всей силе уже теперь;

антиреволюционные черты большевизма грозят огромной опасностью только в случае

революционной победы». В марте 1917 г., после низвержения царизма, старые кадры партии

довели эти антиреволюционные черты большевизма до их крайнего выражения: самый

водораздел между большевизмом и меньшевизмом казался утерян. Понадобилось радикальное

перевооружение партии, которое Ленин — только ему была по плечу эта задача — произвел в

течение апреля.

Сталин, видимо, ни разу не выступил публично против Ленина, но и ни разу за него. Он

бесшумно отодвинулся от Каменева, как десять лет тому назад он отошел от бойкотистов, как на

Краковском совещании молчаливо предоставил примиренцев их собственной участи. Не в его

нравах было защищать идею, если она не сулила непосредственно успеха. С 14 по 22 апреля

заседала конференция Петроградской организации. Влияние Ленина на ней было уже

преобладающим, но прения имели еще моментами острый характер. Среди участников

встречаем имена Зиновьева, Каменева, Томского, Молотова и других известных большевиков.

Сталин не появлялся вовсе. Он, видимо, хотел, чтоб о нем на время забыли.

24 апреля собралась в Петрограде Всероссийская конференция, которая должна была

окончательно ликвидировать наследство мартовского совещания. Около полутораста делегатов

представляли 79 тысяч членов партии; из них 15 000 приходилось на столицу. Для

антипатриотической партии, вчера лишь вышедшей из подполья, это было совсем неплохо.

Победа Ленина стала ясна уже при выборе пятичленного президиума, в состав которого не были

включены ни Каменев, ни Сталин, ответственные за оппортунистическую политику в марте.

Каменев нашел в себе достаточно мужества, чтобы потребовать для себя на конференции

содоклада. «Признавая, что формально и фактически классический остаток феодализма,

помещичье землевладение, еще не ликвидирован… рано говорить, что буржуазная демократия

исчерпала все свои возможности». Такова была основная мысль Каменева и его

единомышленников: Рыкова, Ногина, Дзержинского, Ангарского и других. «Толчок к

социальной революции, — говорил Рыков, — должен быть дан с Запада». Демократическая

революция не закончилась, настаивали вслед за Каменевым ораторы оппозиции. Это было

верно. Но ведь миссия Временного правительства состояла не в том, чтобы закончить ее, а в

том, чтобы отбросить ее назад. Именно отсюда и вытекало, что довершить демократическую

революцию возможно лишь при господстве рабочего класса. Прения носили оживленный, но

мирный характер, так как вопрос был по существу предрешен, и Ленин делал все возможное,

чтоб облегчить противникам отступление.

Сталин выступил в этих прениях с короткой репликой против своего вчерашнего

союзника. «Если мы не призываем к немедленному низвержению Временного правительства, —

говорил в своем содокладе Каменев, — то мы должны требовать контроля над ним, иначе массы

нас не поймут». Ленин возражал, что «контроль» пролетариата над буржуазным

правительством, особенно в условиях революции, либо имеет фиктивный характер, либо

сводится к сотрудничеству с ним. Сталин счел своевременным показать свое несогласие с

Каменевым. Чтоб дать подобие объяснения перемены собственной позиции, он воспользовался

изданной 19 апреля министром иностранных дел Милюковым нотой, которая своей излишней

империалистской откровенностью толкнула солдат на улицу и породила правительственный

кризис. Ленинская концепция революции исходила не из отдельной дипломатической ноты,

мало отличавшейся от других правительственных актов, а из соотношения классов. Но Сталина

интересовала не общая концепция; ему нужен был внешний повод для поворота с наименьшим

ущербом для самолюбия. Он «дозировал» свое отступление. В первый период, по его словам,

«Совет намечал программу, а теперь намечает ее Временное правительство». После ноты

Милюкова «правительство наступает на Совет, Совет отступает. Говорить после этого о

контроле — значит говорить впустую». Все это звучало искусственно и ложно. Но

непосредственная цель была достигнута: Сталин успел вовремя отмежеваться от оппозиции,

которая при голосованиях собирала не более семи голосов.

В докладе по национальному вопросу Сталин сделал, что мог, чтоб проложить мост от

Сборник: «Сталин. Большая книга о нем»

88

своего мартовского доклада, который источник национального гнета усматривал исключительно

в земельной аристократии, к новой позиции, которую усваивала ныне партия. «Национальный

гнет, — говорил он, полемизируя по неизбежности с самим собой, — поддерживается не только

земельной аристократией. Наряду с ней существует другая сила — империалистические

группы, которые методы порабощения народностей, усвоенные в колониях, переносят и во

внутрь своей страны. К тому же крупная буржуазия ведет за собой «мелкую буржуазию, часть

интеллигенции, часть рабочей верхушки, которые также пользуются плодами грабежа». Это та

тема, которую Ленин настойчиво развивал в годы войны. «Таким образом, — продолжает

докладчик, — получается целый хор социальных сил, поддерживающий национальный гнет».

Чтоб покончить с гнетом, надо «убрать этот хор с политической сцены». Поставив у власти

империалистскую буржуазию, Февральская революция вовсе еще не создала условий

национальной свободы. Так, Временное правительство изо всех сил противилось простому

расширению автономии Финляндии. «На чью сторону должны мы стать? Очевидно, на сторону

финляндского народа».

Украинец Пятаков и поляк Дзержинский выступали против программы национального

самоопределения как утопической и реакционной. «Нам не следует выдвигать национального

вопроса, — наивно говорил Дзержинский, — ибо это отодвигает момент социальной

революции. Я предложил бы поэтому вопрос о независимости Польши из резолюции

выкинуть». «Социал-демократия, — возражал им докладчик, — поскольку она держит курс на

социалистическую революцию, должна поддерживать революционное движение народов,

направленное против империализма». Сталин впервые в своей жизни упомянул здесь о «курсе

на социалистическую революцию». На листке юлианского календаря значилось: 29 апреля 1917

года.

Присвоив себе права съезда, конференция выбрала новый Центральный Комитет, в

который вошли: Ленин, Зиновьев, Каменев, Милютин, Ногин, Свердлов, Смилга, Сталин,

Федоров; в качестве кандидатов: Теодорович, Бубнов, Глебов-Авилов и Правдин. Из 133

делегатов с решающим голосом участвовали в тайном голосовании почему-то лишь 109;

возможно, что часть успела разъехаться. За Ленина подано 104 голоса (был ли Сталин в числе

пяти делегатов, отказавшихся поддержать Ленина?), за Зиновьева — 101, за Сталина — 97, за

Каменева — 95. Сталин впервые был выбран в ЦК в нормальном партийном порядке. Ему шел

38-й год. Рыкову, Зиновьеву и Каменеву было по 23—24 года, когда съезды впервые избирали их

в состав большевистского штаба.

На конференции сделана была попытка оставить за порогом Центрального Комитета

Свердлова. Об этом после смерти первого Председателя советской республики рассказывал

Ленин, как о своей вопиющей ошибке. «К счастью, — прибавлял он, — снизу нас поправили».

У самого Ленина вряд ли могли быть основания восстать против кандидатуры Свердлова,