Страница 36 из 228
Родина потеряла одного из лучших своих сынов».
Жена дирижера Кетеван Орахелашвили была сослана в АЛЖИР — Акмолинский лагерь
жен изменников Родины. Вернувшись домой после семнадцати лет заключения, на жизнь
Кетеван зарабатывала тем, что готовила торты, которые украшала замысловатыми узорами из
крема. В фильме «Покаяние» режиссер Тенгиз Абуладзе почти дословно экранизировал эпизоды
из жизни женщины.
Во время финального кадра, когда героиня Верико Анджапаридзе задает свой великий
вопрос: «Зачем нужна дорога, если она не ведет к храму?», прототип Кетеван Орахелашвили как
раз украшает праздничный торт кремовой фигуркой православного храма.
В 1956 году в Грузии начались процессы, на которых были реабилитированы незаконно
осужденные жертвы. Бабушка моей жены, знаменитый грузинский врач София Буачидзе, не
пропустила ни одного из этих страшных заседаний. Приходя домой, она пересказывала
домашним реалии происходящего в стране всего несколько лет назад.
Ее саму тоже задела кровавая машина. Двоюродный брат Алексей, который учился в
школе, случайно порвал портрет наркома НКВД Ежова. На перемене ребята рассматривали
изображение главного чекиста и Алеша, попросив дать и ему взглянуть на «иконописный», как
писали литераторы того времени, лик наркома, потянул фотографию к себе. И случайно оторвал
уголок.
Ставшая свидетелем этого учительница тут же доложила о случившемся в органы, и
школьник Буачидзе был арестован. Его продержали в тюрьме до 16 лет — возраста, с которого
были разрешены расстрелы. И в день рождения юноши привели приговор в исполнение.
А Татули Гвиниашвили продолжает:
— После того сталинского визита в коммуналку на улице Горького семья Кавтарадзе
получила отдельную огромную квартиру. А Серго был назначен заместителем министра
иностранных дел СССР.
Что он чувствовал, никто не знает. Удивлялись, как Серго мог простить смерть сыновей.
Но Майя никогда об этом не говорили. Видимо, такая для нее это была больная тема.
По воспоминаниям внука Серго Малхаза Жвания, после Великой Отечественной в
Кремле состоялся прием, во время которого Сталин вдруг обратился к Кавтарадзе по-грузински:
«А помнишь, как ты меня ударил? Еще лампа керосиновая разбилась, ведь пожар мог начаться».
И засмеялся.
Всю ночь семья Кавтарадзе ждала ареста. Но все обошлось. А Серго назначили послом
СССР в Румынии. Майя рассказывала мне, как навещала отца. Как-то ее представили королю, и
тот пригласил дочь советского посла на бал во дворец. Но Майя в тот же вечер должна была
улетать в Москву. Расстроившись, она топнула ножкой: «Вы не могли мне об этом сказать хотя
бы вчера?»
Серго Кавтарадзе так растерялся, что смог только и сказать дочери по-грузински: «Майя,
перед тобой же король!»
Родной брат Серго, Петре Кавтарадзе, был составителем грузинского словаря. Его женой
была красавица Анико, первая женщина-врач Грузии. Католикос-Патриарх Всея Грузии
Калистрат сказал мне как-то: «В ложе стояла Анико, на ней был ободок, и она была очень
красива!» Меня так удивили эти слова, услышанные от Католикоса.
Серго и Анико вместе учились в институте в Петербурге. Как-то в перерыве между
занятиями они заглянули в кафе. В это же время туда зашли муж с женой, страшно убитые
горем, заказали кушанья, но так и не дотронулись до них.
Серго и Анико говорили друг с другом по-грузински. И та пара не могла от них отвести
глаз. Когда они уже позавтракали и встали, муж с женой решились к ним обратиться: «На каком
языке вы говорите? У нас страшное горе: нам сказали, что жизнь нашего единственного сына
Сборник: «Сталин. Большая книга о нем»
70
висит на волоске. Ваша красота на несколько минут позволила нам забыть о своем горе, и мы
вас благодарим за это».
Петре Кавтарадзе потом расстреляли, а Анико выслали.
Михаил Казаков оказался связан с красавицей Анико родственными узами — он женился
на ее внучке. А потому не раз виделся с Серго Кавтарадзе и после первой памятной встречи в
1961 году.
Вновь и вновь Кавтарадзе рассказывал ему о встречах со Сталиным. И каждый раз, как
отмечал Михаил Михайлович, воспоминания были полны уважением к вождю.
Так получилось, что именно Грузия явила миру Сталина. И парадокс — именно в этой
стране, кажется, не осталось ни одной семьи, в которой не было бы пострадавших от репрессий,
творимых всесильным земляком. Но еще большая загадка для меня заключается в отношении
грузин к палачу их родных и близких.
Дочь художника Кирилла Зданевича, первооткрывателя и биографа Пиросмани, поведала
мне удивительные истории о своей семье. Ее родной дядя Илья эмигрировал из Грузии и,
оказавшись в Париже, стал директором фабрики Коко Шанель. А отец, художник-футурист
Кирилл Зданевич, был репрессирован. За то, что в его доме нашли бутылку из-под виски.
Органами был сделан «соответствующий» вывод — если есть виски, значит, бывают
иностранцы, а раз так, значит, хозяин дома — иностранный шпион. Зданевич несколько лет
провел в лагере в Воркуте.
Сомнений в его невиновности, конечно же, ни у кого не было. По политической статье в
те годы сидели десятки тысяч. При этом когда Мирель Кирилловна рассказывала мне о
злоключениях отца, она неизменно добавляла: «Но Сталина я осуждать не буду. Что хотите со
мной делайте, но у меня к нему неизменно хорошее отношение. Можете меня за это даже
арестовать».
Впрочем, конечно же, говорить о том, что все грузины боготворят своего земляка, будет
большой неправдой.
Тамара Гвиниашвили, дочь четырежды (!!!) репрессированной княжны Бабо Дадиани и
расстрелянного Александра Масхарашвили, рассказывала:
— К Сталину, как ни странно, многие относятся хорошо. Такое случается даже в семьях
репрессированных.
Говорят о том, каким Сталин был великим и как умело правил огромной страной.
Да он потому и правил, что сумел насадить жуткий страх, который парализовал волю
миллионов.
Я лично слышала историю, которую рассказал близкий друг Сталина. Они, тогда ученики
семинарии, пришли на Куру. Вода еще была холодной, несмотря на май, и ребята стали просто
во что-то играть на берегу.
На другой стороне реки на только что взошедшей зеленой траве паслись коровы. Вокруг
одной бегал теленочек маленький — отбежит, пощиплет траву, возвращается к матери, и так по
кругу. Сталин смотрел-смотрел на это, а потом разделся, переплыл реку, схватил теленка и все
ноги ему перебил.
Это ли не варварство? Вот вам и великий Сталин.
Рассуждать о «величии» Сталина с грузинами мне приходилось не раз. Помню, я оказался
за столом в компании увенчанных званиями и народной любовью грузинских ученых и
писателей. И задал вопрос, кого они считают самым великим грузином в мире — за всю
историю своей страны.
Ответы были различны — Шота Руставели, царица Тамара, Илья Чавчавадзе, Нико
Пиросмани. Имя Сталина не назвал никто. Оно прозвучало из моих уст: «Если бы самым
великим грузином был Руставели, мы жили бы в другом мире. Разве не Сталин самый великий
и известный в мире грузин?»
На меня ополчился весь стол. Однако в завершении трапезы едва ли не половина из
присутствующих на ней подошла ко мне и тихо призналась: «Пожалуй, вы правы. Только не
говорите об этом моей жене/ соседу/ другу/ знакомому».
Что же такое с нами происходит, если мы, зная обо всем, что случилось в роковые для
миллионов 30—40—50-е, все равно считаем Сталина самым великим грузином?
Сборник: «Сталин. Большая книга о нем»
71
Под «нами» имею в виду все национальности — не только главного героя этой книги и ее
автора. Мне рассказывали, как несколько лет назад в Грузию приехали представители Дома