Сталин. Большая книга о нем

Меня это вполне устраивало. Это давало мне некоторую свободу и возможность

нормально общаться с людьми, — живя снова в Кремле, в нашей старой квартире, это было бы

невозможно.

Отец не возражал, когда я сказала, что ухожу от Ждановых. «Делай как хочешь», —

ответил он. Но он был недоволен разводом, это было ему не по сердцу.

«Дармоедкой живешь, на всем готовом?» — спросил он как-то в раздражении. И, узнав,

что я плачу за свои готовые обеды из столовой, несколько успокоился.

Когда я переехала в город в свою квартиру, — он был доволен: хватит бесплатного

жительства».

Свидетельницей отношений Светланы с ее вторым мужем, сыном сталинского соратника

Юрия Жданова, стала и актриса Художественного театра Кира Головко. Зимой 2012 года я

оказался у нее в гостях и, конечно же, не мог не расспросить хозяйку дома о ее встречах с

Аллилуевой. Кира Николаевна, которой на тот момент исполнилось 93 года, откликнулась на

мою просьбу:

— Познакомилась я со Светланой и ее тогдашним мужем Юрием Ждановым, сыном

Андрея Жданова, в санатории Совета Министров в Нальчике, где они тогда отдыхали. Это был

1949 год. Запомнилось, что Светлана не носила каблуки, из-за того, что Жданов был невысокого

роста и она, видимо, не хотела быть выше его. Мы очень мило пообщались, Светлана

рассказывала о том, как с отцом приходила на спектакли Художественного театра. Я была

беременна, и Юрий Жданов признался, что они со Светланой тоже хотят детей.

Потом, уже в Москве, мы тоже иногда оказывались в одной компании. Душой общества

был Юрий Жданов, он играл на рояле, я пела. А Светлана обычно сидела где-нибудь в сторонке

и вступала в разговор, только если ее кто-нибудь о чем-нибудь спрашивал.

А однажды я увидела Светлану в Серебряном Бору и была восхищена тем, как ловко она

Сборник: «Сталин. Большая книга о нем»

47

скользила по воде на специальной доске, укрепленной за катером.

Мы периодически встречались со Светланой, и во время одного из разговоров она

спросила у меня, где можно найти педагога по речи. Я ответила, что продолжаю заниматься с

одной женщиной, которую считаю очень хорошей преподавательницей. И, если Светлана хочет,

я могла бы договориться с Софьей Андреевной — так звали педагога. Светлана тут же

принялась уговаривать меня сделать это. «Мне предстоит читать лекции, а у меня от природы

тихий голос».

На другой день я отправилась к Софье Андреевне, она жила на Поварской улице, тогда —

улице Воровского. Когда я сказала ей, что с ней хочет заниматься дочь Сталина, Софья

Андреевна особого восторга не выразила. И, как оказалось, была права.

Перед появлением в ее квартире Светланы туда нагрянули сотрудники службы охраны и

перевернули все вверх дном. Их занятия продолжались несколько месяцев. И каждый раз перед

появлением Светланы в доме педагога появлялись люди в штатском и устраивали почти обыск.

А затем с цветами и пакетами с продуктами приходила Светлана.

Мы с ней долгое время не виделись, у каждой была своя жизнь. Пока в один из дней возле

Боровицких ворот Кремля меня кто-то не окликнул. Это была Светлана Аллилуева. Это был,

наверное, самый откровенный наш разговор. Светлана призналась, что ее брак с Юрием на

грани развода.

Мы никогда не говорили об отце Светланы, даже не называли ее по отчеству. Но тут я

спросила, говорила ли она о грядущем разводе с отцом.

«Да, — ответила Светлана. — Отец сказал, что брак — это цепь компромиссов, и мы

должны сохранить отношения ради ребенка».

Но семья Светланы и Юрия все равно распалась.

В следующий раз мы увиделись много лет спустя, уже не было Сталина. Мы со

Светланой были соседи по Дому на Набережной. Встретились в гостях у Андрея Яковлевича

Свердлова. Жена Андрея тут же стала уговаривать Светлану сходить во МХАТ на спектакль

«Дом, где мы родились», где я играла одну из главных ролей. Но Светлана сухо ответила, что

ходит только в консерваторию. И откланялась. Больше мы с ней не виделись.

Мои собеседники, рассказывавшие о встречах со Светланой Аллилуевой, могли поведать

лишь об отдельных периодах жизни дочери вождя — отрезках, когда их судьбы соприкасались.

И только один человек — Марфа Пешкова — пронесла дружбу, а затем знакомство (как

правило, случается наоборот, но мы ведь и говорим о человеке необычном) со Светланой

Иосифовной через всю жизнь. Ей слово:

«Потом Светлана какая-то жестокая стала. Она уже в детстве была сломана как личность.

Как и Вася, который стал абсолютным алкоголиком.

Я была несколько раз у него на даче. Раза два со Светланой мы заезжали — ей надо было

что-то передать. Помню, обстановка была интересной — ее доставили из Германии из какого-то

охотничьего дома. То ли Геринга, то ли еще кого. Ножки у мебели были сделаны как лапы

животных, шкуры были всюду.

А еще запомнился эпизод, который случился в Куйбышеве.

Василий ведь почти все время был подвыпивший. Как-то пришел домой с двумя

летчиками. Мы сидели в это время, обедали. Василий с друзьями присоединились к нам и

попросили, чтобы принесли еще выпить.

А Галя, первая жена Василия, была в положении. Ждали, что скоро родит. И Василий

говорит ей: «Расскажи тот анекдот». Она стала отказываться: «Да ты что, как я могу вслух

рассказывать такой неприличный анекдот». «Нет — расскажи! Хочу, чтобы мои товарищи

услышали! Я его не помню, ты его помнишь, давай рассказывай». Она твердо ответила — нет.

Он тогда подошел к ней, схватил за плечи: «Расскажи!» Василий был уже заметно подшофе.

Она еще и еще раз говорит: «Нет, я не буду рассказывать такие вещи, рассказывай сам!» Тогда

он взял и сильно отшвырнул ее от себя.

Слава Богу, там диван стоял, и она упала прямо на этот диван. Если бы не он — все,

считай, что и ребенка бы не было. Ужас!

Близким другом Василия Сталина был его названый брат, Артем Сергеев. Он вспоминал:

«Как-то сидели с ним, выпили. Он еще наливает. Говорю ему: «Вася, хватит». Он

Сборник: «Сталин. Большая книга о нем»

48

отвечает: «А что мне? У меня только два выхода: пуля или стакан. Ведь я жив, пока мой отец

жив. А отец глаза закроет, меня Берия на другой день на части порвет, а Хрущев с Маленковым

ему помогут, и Булганин туда же. Такого свидетеля они терпеть не будут. А ты знаешь, каково

жить под топором? Вот я и ухожу от этих мыслей».

И верно он предчувствовал: отец умер в марте, а в апреле он был арестован. Поначалу

Василия поместили в госпиталь, к нему можно было пройти, а он не мог выйти. Потом его

осудили по двум статьям, 58—10 — «Измена Родине»: отзывался плохо о Берии, Хрущеве —

вот и измена Родине. Судили и по статье 173 за злоупотребление служебным положением,

финансовые нарушения. В чем было злоупотребление? Он сделал из неиспользуемых ангаров

на центральном московском аэродроме манеж и конюшню. Создал конно-спортивную команду,

которая после его смерти стала союзной командой.

…Он любил кавказские блюда. Не потому что это вкусно, а потому что — кавказские. Он

все-таки считал себя грузином, хотя грузинский язык не знал, на грузина не был похож, в

Грузии бывал мало, но считал себя грузином. Потому и любил музыку грузинскую, ансамбли,

пляски.

…Детей он, конечно, любил. Пусть по-своему. Он был строг, иногда раздражителен. Его

посадили в тюрьму, когда детки были маленькие. Старший, Саша, родился в октябре 1941, а

Василия посадили в апреле 1953. Увидели они его уже в 1961 году, через 8 лет. Его как-то

отпускали и снова посадили. Полное беззаконие: он приговорен был с направлением в лагерь, а

держали-то его в тюрьме. Лагерь хоть какая-то воля. А тюрьма — клетка, там под контролем.