Страница 189 из 228
одновременно уменьшился запас патронов левого ШКАСа до 450 шт. Секундный залп Пе-2,
вооруженного только ШКАСами, составлял 1,152 кг, а с пулеметами Березина он почти
удвоился и стал равным 2,208 кг». (Источники: «История конструкций самолетов в СССР, 1938
—1950 гг.», К.Ю. Косминков, Д.В. Гринюк «Пикирующий бомбардировщик Пе-2»).
11-я сад располагалась в райцентре Лида Гродненской обл. в Западной Белоруссии. Кроме
122-го полка, где служил Долгушин, состояла также из:
127-го иап (его базировавшегося в г. Скидель), 16-го сбап, располагавшегося на 22 июня в
с. Черлены (похоже, 122-й иап 22 июня частью отправляли в Лиду, частью — на аэродром
127-го иап и частью — к бомбардировщикам), и 190-го штурмового авиационного полка (шап),
но он на 22 июня находился под Витебском, получал матчасть и только формировался. Как
пишет Д. Киенко, 190-й шап «находился в г. Щучин, моем родном городе, в количестве 16
человек, а летный состав в Воронеже на обучении на Ил-2».
В 16-м сбап имелось 46 экипажей на 24 СБ, и также приняли на заводе 37 Пе-2 — итого
61 машина.
Однако к 22 июня Пе-2 не перегнали в полк. И этот полк был разгромлен в первые же
часы войны, без боя.
Утром 22 июня на аэродром Черлены был совершен налет, отчего, по докладу
политотдела 11-й сад: «Самолеты СБ полка горят. Подробности и потери неизвестны…» Из
донесения командующего ВВС 3-й армии командующему ВВС фронта: «В 4.00 22.06.41 г.
противник атаковал одновременно наши аэродромы. Выведен из строя целиком 16-й полк
бомбардировщиков».
Правда, когда маршал авиации Н.С. Скрипко писал свои мемуары в советские времена, то
он написал так про этот 16-й сбап:
«Когда к аэродрому, где и базировался 16-й скоростной бомбардировочный авиаполк,
приблизились фашистские самолеты, командир эскадрильи капитан Л.С. Протасов немедленно
взлетел на своем бомбардировщике и неожиданно для гитлеровцев врезался в головное звено
истребителей Ме-110. Воспользовавшись замешательством, разбив их строй, капитан Протасов
пулеметным огнем сбил один “мессер”. А расстреляв все патроны, героический экипаж таранил
своей машиной второй самолет гитлеровца и погиб…» («По целям ближним и дальним», М:
Воениздат, 1981 г., гл. «Война», с. 70.).
Н.С. Скрипко, с ноября 1940 г. командир 3-го дальнебомбардировочного авиационного
корпуса в составе ВВС ЗапОВО, дислоцированного в Смоленске, полковник, утверждает, что
Сборник: «Сталин. Большая книга о нем»
343
«директива о приведении всех частей в боевую готовность стала известна командующему ВВС
Западного особого военного округа в 00.30 минут 22 июня 1941 года». Но он не прав. Директива
№ 1 пришла в Минск только в 0.45, и узнать ее содержание Копец мог от Павлова только к 1.30,
не ранее. Если только Копцу о ней не сообщил кто-то еще, до Павлова… например,
командующий ВВС РККА из Москвы по поручению наркома Тимошенко, что вполне возможно,
но, как показывал Павлов, Копец и от него получил команду «приводить войска в боевое
состояние» примерно в 1.30. Скрипко пишет, что «директива наркома обороны,
предупреждающая о возможном нападении фашистской Германии, обязывала
Военно-воздушные силы быть в полной боевой готовности встретить возможный внезапный
удар немцев или их союзников, предписывала рассредоточить всю авиацию по полевым
аэродромам и тщательно замаскировать ее».
Однако даже если Копец и узнал о ее содержании к 1.30, он, похоже, не во все
авиадивизии дозвонился и не все авиачасти по тревоге до нападения Германии поднял. Ибо
Скрипко и пишет, что, только «узнав о нападении гитлеровцев, я объявил боевую тревогу
авиадивизиям и частям корпуса». И произошло это потому, что Копец «сумел за это время
передать приказ лишь 10-й смешанной авиадивизии, а остальные соединения не получили
никаких распоряжений, поскольку еще с 23 часов 21 июня прекратилась телефонно-телеграфная
связь»… Похоже, Копец успел дозвониться и в 11-ю сад Долгушина. Но — ох уж эти
порезанные диверсантами провода… которые, по другим воспоминаниям, вышли из строя все
же ближе к 2.00.
Генерал-майор авиации Г.Н. Захаров: «Уже давно рассвело, когда раздался звонок из
штаба авиации округа. Это было, по памяти, между пятью и шестью часами утра. Звонил
командующий ВВС округа: “Нac бомбят. С Черных и Ганичевым связи нет”.
Это было первое сообщение о начале войны, какое я услышал. Копец говорил ровным
голосом, и мне показалось, что он говорит слишком медленно» (Я — истребитель. М., 1985 г., с.
112.).
Так узнал о начале войны командир 43-й смешанной авиадивизии, стоящей за Минском.
Тот самый, что 18 июня вместе со своим штурманом на У-2 делал облет границы в полосе
ЗапОВО. После чего и было принято решение приводить в повышенную боевую готовность все
части запокругов, в том числе ВВС и ПВО.
Однако хотя в 11-ю сад около 2.30 22 июня и прошла команда «тревоги», но при этом,
оказывается, для приграничных авиаполков был и некий запрет подниматься в воздух! Вот что
приводит в своей книге «Июнь 1941. Разгром Западного фронта» (М., 2008 г.) Д. Егоров о
начале войны в 122-м иап Долгушина:
«Н.А. Буньков, бывший рядовой радиовзвода роты связи 286-й авиабазы, вспоминал:
«Фашистские самолеты беспрерывно бомбили наш аэродром, наши самолеты, стоявшие,
как солдаты в строю, ровными рядами по всему аэродрому (вот так был «выполнен» пункт
приказа НКО о запрете линейного расположения матчасти. — Д.Е .). Летчики к 4:00 22 июня
были уже в кабинах самолетов, готовы к бою. Но ни один самолет не взлетел навстречу врагу, а
фашисты без помех в упор расстреливали, бомбили и поджигали все самолеты, ангары, все
аэродромное хозяйство. Представьте себе наше горе, отчаяние, недоумение… На вопросы нам
отвечали:
«Нет приказа на взлет и борьбу с врагом. Это провокация, местный инцидент». И так
продолжалось до 6 часов утра! Но вот оставшиеся целыми самолеты в 6 утра вылетели
навстречу врагу, в бой. И как дрались! Мы не напрасно гордились «своими» летчиками» [76,
письмо]» (с. 118).
Смотрим еще раз, что рассказывал Долгушин:
«А у меня-то звено готово! Я тогда исполнял обязанности командира звена и доложил
командиру эскадрильи капитану Емельяненко: “Звено готово!” Он вызвал командиров звеньев.
Собрались, сидим. И вдруг видим, со стороны Белостока на высоте примерно 300 м идет звено
нашим строем. Когда мы их увидели, до них было еще далеко. Мы знали, что в Белостоке один
полк переучивается на “Миги”, и решили, что это “Миги” из Белостока. А когда они подлетели
поближе, мы увидели, что это Me-109. И вдруг они развернулись и начали бить!..
Емельяненко (комполка. — Авт .) говорит: “Долгушин, взлетай!” Никакого официального
Сборник: «Сталин. Большая книга о нем»
344
задания мне не давали. Просто: “Взлетай!”…»
Долгушин улетел на разведку в сторону Гродно, а «полк начал подниматься (взлетать)
где-то в 6.30—7.00. Первая эскадрилья начала взлетать первой, ведь она находилась рядом с
палатками, и каптерки были близко, а нам надо было еще перебежать аэродром. Затем другие
эскадрильи начали взлетать. Тут же налеты их [немцев] остановились.
Итоги налета Me-109 были незначительными.
Средств ПВО не было. На краю аэродрома была одна машина со счетверенными
“Максимами”, но ее сразу расстреляли. Перед этим у нас была комиссия из Москвы на Ли-2,
который стоял на аэродроме. Да немцы Ли-2 в первую очередь и сожгли. Комиссия на
автомашине уехала в Минск, а в Минске сели на поезд и уехали в Москву…» (Источник:
«Трагедия 11-й смешанной авиационной дивизии». Перевод с белорусского. Сайт infoCity.by.