Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 177 из 228

границу, и какое количество из них было развернуто до начала боевых действий?»), командир

72-й горнострелковой дивизии 26-й армии генерал Абрамидзе:

«20 июня 1941 года я получил такую шифровку Генерального штаба: “Все подразделения

и части Вашего соединения, расположенные на самой границе, отвести назад на несколько

километров, то есть на рубеже подготовленных позиций. Ни на какие провокации со стороны

немецких частей не отвечать, пока таковые не нарушат государственную границу. Все части

дивизии должны быть приведены в боевую готовность. Исполнение донести к 24 часам 21 июня

1941 года”…» (ВИЖ, № 5, 1989 г., с. 27).

Полковник П.А. Новичков (бывший начальник штаба 62-й стрелковой дивизии 5-й

армии):

«Части дивизии на основании распоряжения штаба армии в ночь с 10 на 11 июня

выступили из лагеря Киверцы. Совершив два ночных перехода, они к утру 18 июня вышли в

полосу обороны. Однако оборонительный рубеж не заняли, а сосредоточились в лесах и

населенных пунктах вблизи него. Эти действия предпринимались под видом перемещения к

месту новой дислокации. Здесь же начали развертывать боевую подготовку.

Числа 19 июня провели с командирами частей рекогносцировку участков обороны, но все

это делалось неуверенно, не думалось, что в скором времени начнется война. Мы не верили, что

идем воевать, и взяли все ненужное для боя. В результате перегрузили свой автомобильный и

конный транспорт лишним имуществом. (Дата написания воспоминаний отсутствует. — В. К .)»

(ВИЖ, № 5, 1989 г., с. 27).

Данные ответы генералов уже разбирались подробно в книге «Адвокаты Гитлера», но

здесь стоит немного повториться и прокомментировать дополнительно ответ генерала

Новичкова (его 62-я сд 15-го ск стояла севернее 87-й сд).

1-е — 62-я сд 5-й армии выдвижение в полосу обороны начала 16 июня по приказу штаба

5-й армии Потапова согласно директиве НКО и ГШ от 12 июня, которая пришла в Киев 15

июня. Выйдя от г. Киверцы (рядом с Луцком) в сторону границы на линию Ковель —

Владимир-Волынский, что буквально в 30 км от госграницы на р. Зап. Буг, и совершив марш в

50—60 км за две ночи, к утру 18 июня вышла, как пишет Новичков, в «полосу обороны». Был

ли это район обороны согласно имеющихся в дивизии планов прикрытия? Не совсем. Вот что

написано в плане прикрытия КОВО для 15 стр. корпуса и его 62-й стр. дивизии:

«…г) Группировка сил на оборону. 15 ск. Штаб — Любомль.

45-я стр. дивизия с 264 кап, 589 гап РГК 47 и 201 опб, с 1, 2, 3, 4-й заставами 98 ПО

обороняет фронт иск. Влодава, Бережце. Штаб 45 сд — Острувка (15 км сев. — зап. Любамль).

Левая граница — иск. Торговище, Бережце.

62-я стр. дивизия с 231 кап, 10—14-й заставами 98 ПО обороняет фронт иск. Бережце,

Бережница. Штаб 62 сд — Мосур. Левая граница — Рожище, Свинажин, кол. Бережница…»

(ЦАМО, ф. 16, оп. 2951, д. 262).

То есть данная дивизия по майскому ПП обороняется совместно с пограничниками при

усилении корпусным артполком (гаубицы от 152 мм и выше) на самой границе. Однако судя по

показаниям командиров этого стр. корпуса и дивизий этого корпуса, к началу войны ПП по

уточненным майским директивам НКО и ГШ они не отрабатывали, т. е. нового плана

прикрытия госграницы не знали! Поэтому выводили их в район, который им до этого известен

чаще всего не был.

Сборник: «Сталин. Большая книга о нем»

321

«Генерал-майор Т.Н. Шерстюк (бывший командир 45-й стрелковой дивизии 15-го

стрелкового корпуса):

«План обороны госграницы со стороны штабов 15-го стрелкового корпуса и 5-й армии до

меня, как командира 45-й стрелковой дивизии, никем и никогда не доводился, и боевые

действия дивизии [я] развертывал по ориентировочному плану, разработанному мной и

начальником штаба полковником Чумаковым и доведенному до командиров частей, батальонов

и дивизионов. 24 апреля 1953 года».





Полковник 77. Новичков (бывший начальник штаба 62-й стрелковой дивизии 15-го

стрелкового корпуса):

«Дивизионного плана по обороне государственной границы, мне кажется, не было, а

дивизионный план входил в армейский. Дивизия имела лишь только ориентировочную полосу

по фронту и в глубину. Так, в первых числах апреля 1941 года я, а также начальники штабов

87-й и 45-й стрелковых дивизий были вызваны в штаб 5-й армии, где мы в оперативном отделе

получали карты и собственноручно произвели выписки из армейского плана оборудования

своих полос в инженерном отношении. (Дата составления документа отсутствует.)» (ВИЖ № 3,

1989 г., с. 67).

Все командиры, отвечая на вопрос № 1 от Покровского («Был ли доведен до войск в

части, их касающейся, план обороны государственной границы; когда и что было сделано

командованием и штабами по обеспечению выполнения этого плана?»), из всех округов, кроме

ОдВО, показали, что они отрабатывали только апрельские изменения в ПП.

Но в директиве НКО и ГШ от 12 июня указано, что второй эшелон КОВО выводится не «в

районы, предусмотренные ПП», как указано для ЗапОВО, а в некие районы согласно некой

карте. Т. е. явно не для обороны как таковой, а для наступления, как только враг границу

перейдет. Это был замысел ГШ, т. е. Жукова. Но при этом уже Кирпонос, доводя директиву от

12 июня до Потапова (либо сам Потапов), сориентировал дивизии, выдвигающиеся к самой

границе на мифические «учения» или «передислокации» непонятно для чего. В результате

вместо запасов боеприпасов ГСМ, которые они могли максимально загрузить в имеющийся в

частях транспорт, они загрузились всяким хламом… А ведь 2-е — в директиве НКО и ГШ от 12

июня четко указывалось: «С войсками вывести полностью возимые запасы огнеприпасов» и

ГСМ! Но в реальности дивизии «взяли все ненужное для боя. …Перегрузили свой

автомобильный и конный транспорт лишним имуществом». Т. е. вместо боевого вывода

проводился вывод по учебному варианту.

3-е — то, что не занимали сами позиции в районе обороны, как описывает Абрамидзе для

приграничной дивизии и Новичков для дивизии, вышедшей к границе, криминальной

подоплеки как раз нет. Запрет занимать предполья действовал даже в ночь на 22 июня — в

«Директиве № 1», написанной в кабинете Сталина около 22.00, тоже вычеркнули слова о

занятии полевых сооружений вдоль границы.

Кстати, Федюнинский получил 18 июня сообщение от перебежчика о предстоящем

нападении, и это однозначно было доложено в Москву. Как по линии пограничников, что

задержали перебежчика, так и по линии замполитов. Также об этом перебежчике, сообщившем

точную дату нападения, должен был доложить наркому Тимошенко с начальником ГШ

Жуковым и Кирпонос.

«В субботу, 21 июня, я лег спать довольно поздно, но долго не мог заснуть, ворочался с

боку на бок Потом встал, подошел к открытому окну, закурил. В соседней комнате мерно

постукивал маятник стенных часов. Было уже половина второго ночи. “Соврал немец или нет?”

— эта мысль не давала покоя. <…>

И все же в ту последнюю мирную ночь в глубине души шевелилась мысль, что тревога

напрасна, что, может быть, удастся пока избежать войны. Я невольно подумал о том, что работы

по укреплению границы еще не закончены, что в частях корпуса маловато противотанковой и

зенитной артиллерии, что в ближайшие дни прибудет значительная группа молодых командиров

взводов, у которых, конечно, нет ни достаточных знаний, ни опыта…

Телефонный звонок, прозвучавший как-то особенно резко, нарушил мысли. Звонил

генерал Потапов.

— Где вы находитесь, Иван Иванович? — спросил командарм.

Сборник: «Сталин. Большая книга о нем»

322

— У себя на квартире…

— Немедленно идите в штаб, к аппарату ВЧ. — В голосе генерала слышалась тревога.