Страница 158 из 228
прямое указание на «невыполнение Юго-Западным фронтом категорической директивы
главкома о направлении 1-й Конармии на Замостье-Томашев» (с. 74). На основании таких и
аналогичных утверждений изучал историю польской кампании и уносил и продолжает уносить
с собой соответствующие впечатления в строевые части ряд выпускников нашей военной
академии. Короче говоря, легенда о роковой роли Юго-Запфронта в 1920 г. стала «сказкой
казарменной» и, по-видимому, не вызывает уже в настоящее время сомнений, а признается
фактом, на котором будущим поколениям операторов и стратегов предлагается учиться. Мы
задаемся прямой задачей разоблачить эту легенду и восстановить в свете строго
документального освещения все те отдельные факты, совокупность которых позволяет, как нам
Сборник: «Сталин. Большая книга о нем»
286
кажется, взглянуть (под оперативным углом зрения) на общий ход польской кампании несколько
иначе, чем это делалось до сих пор».
Нет ничего неожиданного в том, что Егоров, который в качестве командующего
Юго-Западным фронтом несет серьезную ответственность за самостоятельную стратегию
Сталина, пытался дать менее невыгодное для него истолкование военных событий 1920 г.
Подозрение, однако, вызывает уже тот факт, что Егоров предпринял оправдательную попытку
только через девять лет после событий, когда «легенда о роковой роли Юго-Западного фронта»
успела, по его собственным словам, окончательно утвердиться и даже войти в военные
учебники. Объясняется это запоздание тем, что армия и страна, крайне тяжело переживавшие
неудачу польского похода, с возмущением отвергли бы всякую фальсификацию виновников
неудачи. Приходилось ждать и молчать. Со своей стороны я ни одним словом не напомнил
публично об острых разногласиях, предшествовавших походу: мной руководила при этом забота
о престиже правительства в целом и стремление не вносить раздора в потрясенную и без того
армию. Приходилось ждать установления тоталитарного режима, прежде чем выступать с
опровержениями. Осторожный и несамостоятельный Егоров писал несомненно по прямому
поручению Сталина, хотя имя это — как ни невероятно — в книге не упоминается.
Напомним, что 1929 г. открывает первый период систематического пересмотра прошлого.
Но если Егоров пытается ослабить вину Сталина и свою собственную, то он вовсе еще не
пытается переложить вину на другую сторону. Не делает этого и Ворошилов в подписанной им
насквозь апологетической статье «Сталин и Красная армия», опубликованной в том же 1929 г.
«Только неудача наших войск под Варшавой, — говорит он глухо, — срывает Конную армию,
изготовившуюся к атаке Львова и находившуюся в 10 км от него».
Однако на самооправдании дело остановиться никак не могло. В этих вопросах Сталин
действует с необходимой постепенностью и в то же время никогда не останавливается на
полдороге. Так, наступил момент, когда самостоятельный поход на Львов был объявлен
спасительным, а ответственность за крушение фронта можно было возложить на тех, кто
помешал спасительному походу на Львов. Советский официальный историк С. Рабинович
пишет:
«1-я Конная армия, ввязавшаяся в бои за Львов, не могла непосредственно помочь
Западному фронту, но взяв Львов, она оказала бы Западному фронту гораздо большую помощь,
ибо это повлекло бы за собой переброску под Львов крупных сил. Несмотря на это, Троцкий
категорически потребовал отхода 1-й Конной от Львова и сосредоточения ее в районе Люблина
для удара по тылам польских армий, наступавших во фланг войскам Западного фронта». «…
Вследствие глубоко ошибочной директивы Троцкого 1-я Конная вынуждена была отказаться от
захвата Львова, не имея в то же время возможности отказать в помощи армиям Западного
фронта».
Эта возможность была потеряна только потому, что конница Буденного-Ворошилова, в
согласии с директивами Егорова-Сталина и вопреки приказаниям главного командования,
повернула на Люблин с запозданием на несколько дней.
В 1937 г. в № 2 «Красной Конницы» напечатана статья «Боевой путь первой Конной
армии», где автор открыто признает, что Конная армия не только не сумела воспрепятствовать
польской армии отойти за реку Буг, но даже «не сорвала контрудара поляков во фланг Красным
войскам, наступавшим на Варшаву». Сталин и Ворошилов, увлекшись эфемерной задачей
нового занятия Галиции, не желали помочь Тухачевскому в его главной задаче — наступлении
на Варшаву. Ворошилов доказывал, что взятие Львова дало бы возможность «нанести
сокрушительный удар в тыл белополякам по их ударной группировке».
Совершенно невозможно понять, как можно было бы, после овладения Львовом, на
расстоянии 300 километров от главного театра, ударить в «тыл» польской ударной группировке,
которая тем временем уже гнала Красную армию на сотни километров от Варшавы на восток.
Уже для того, чтоб только попытаться нанести полякам удар «в тыл», нужно было бы первым
делом броситься за ними вдогонку, следовательно, прежде всего покинуть Львов. К чему в
таком случае было занимать его?
Правда, достаточно взглянуть на карту, чтобы убедиться, что польские войска,
наступавшие от Варшавы, никоим образом «своего тыла» в Львове иметь не могли. Однако
Сборник: «Сталин. Большая книга о нем»
287
Ворошилов, написавший книгу «Сталин и Красная армия», очевидно, все же упорно
продолжает считать, что Львов находится «в тылу» польских армий, невзирая на то, что
последние, оперируя на Висле, наоборот, находились сами «в тылу» Львова. Поэтому, надо
думать, Ворошилов, а вместе с ним, вероятно, и Сталин «в самой резкой форме» протестовали
против переброски конной армии из-под Львова на север — к Люблину, на помощь
Тухачевскому. «Заметая свои гнусные, пораженческие маневры, предатель Троцкий обдуманно
и сознательно добился переброски конной армии на север, якобы на помощь Западному
фронту», — негодующе замечает «Красная звезда».
К сожалению, он добился этой переброски слишком поздно, — заметим мы. Если бы
Сталин и Ворошилов с безграмотным Буденным не вели «своей собственной войны» в Галиции
и Красная конница была своевременно у Люблина, Красная армия не испытала бы того
разгрома, который ее привел к рижскому миру. Действительно, редактор «Красной Конницы»
совершил крупную неловкость, напомнив теперь об этом…
Захват Львова, лишенный сам по себе военного значения, мог бы получить смысл лишь в
связи с поднятием восстания украинцев (галичан) против польского господства. Но для этого
нужно было время. Темпы военной и революционной задач совершенно не совпадали. С того
момента, как определилась опасность решающего контрудара под Варшавой, продолжение
похода на Львов становилось не только беспредметным, но и преступным. Однако в дело
вступилась фронтовая амбиция, опиравшаяся на инерцию безостановочного движения. Сталин,
по словам Ворошилова, не останавливался перед нарушением уставов и приказов.
Главным инициатором похода был Ленин. Его поддерживали против меня Зиновьев,
Сталин и даже осторожный Каменев. Из членов ЦК на моей стороне был Рыков, тогда еще не
входивший в Политбюро. Все секретные документы того времени имеются в распоряжении
нынешних хозяев Кремля, и если б в этих документах была хоть одна строка, подтверждающая
позднейшие версии, она была бы давно опубликована. Именно голословный характер версий, к
тому же столь радикально противоречащих одна другой, показывает, что мы имеем дело все с
той же термидорианской мифологией.
В 1930 г. тогдашний официальный историк Н. Попов, позже исчезнувший, писал по
поводу польской кампании в работе «К 10-летию Советско-Польской войны 1920 г.», что партия