Страница 135 из 228
Курчатова, в той или иной степени и, видимо, не случайно, затрагивались Сталиным во время
встречи 25 января 1946 г. Поэтому интересно проследить, какие именно указания дал Сталин
Игорю Васильевичу. И обратим внимание, что Сталин в разговоре с Курчатовым сам заговорил
о Капице, а 4 апреля 1946 г. сообщил Петру Леонидовичу: «Тов. Капица! Все Ваши письма
получил. В письмах много поучительного — думаю как-нибудь встретиться с Вами и
побеседовать о них…»
Однако Сталин и Капица так никогда и не встретились. Уже 21 декабря 1945 г. Капица
был освобожден от работы в Спецкомитете и Техническом совете, а осенью 1946 г. он был снят
со всех занимаемых должностей, попав в опалу.
Игорь Васильевич в своих записях ничего не говорит о том, как выглядел Сталин во время
их встречи. Но его дочь Светлана свидетельствует: «Когда война кончилась, он (отец) заболел. У
него сразу был такой спад. Ему было уже 66 лет. Он очень болел в 46-м году… И болел долго и
трудно. Сказались напряжение и усталость военных лет и возраст… Летом 1946 года он уехал
на юг — впервые после 1937 года».
Никаких свидетельств не оставил Игорь Васильевич и о мотивах состоявшейся встречи со
Сталиным. Хотя, как видим, действия и позиция П.Л. Капицы, как и его разыгравшийся
конфликт с Берией, по меньшей мере пусть косвенно, но могли способствовать осуществлению
такой встречи.
Игорь Васильевич не упоминает, как проходила сама встреча. Но мы можем это
представить себе благодаря, например, рассказу Константина Симонова, который вместе с А.
Фадеевым и Б. Горбатовым 13 мая 1947 года впервые оказался в кабинете Сталина. Вряд ли за
год с небольшим в чем-то существенном изменился общий рисунок подобных встреч. Встреча,
которую описал Симонов, проходила с участием Молотова и Жданова и началась в седьмом
часу вечера: «…В приемную вошел Поскребышев и пригласил нас. Мы прошли еще через одну
комнату и открыли дверь в третью. Это был большой кабинет, отделанный светлым деревом, с
двумя дверями — той, в которую мы вошли, и второй дверью в самой глубине кабинета слева.
Справа, тоже в глубине, вдали от двери стоял письменный стол, а слева вдоль стены еще один
стол — довольно длинный, человек на двадцать — для заседаний.
Во главе этого стола, на дальнем конце его, сидел Сталин, рядом с ним Молотов, рядом с
Сборник: «Сталин. Большая книга о нем»
246
Молотовым Жданов. Они поднялись навстречу. Лицо у Сталина было серьезное, без улыбки. Он
деловито протянул каждому из нас руку и пошел обратно к столу. Молотов приветливо
поздоровался…
После этого мы все трое — Фадеев, Горбатов и я — сели рядом по одну сторону стола.
Молотов и Жданов сели напротив нас, но не совсем напротив, а чуть поодаль, ближе к
сидевшему во главе стола Сталину…
Сталин… в начале беседы больше стоял, чем сидел, или делал несколько шагов взад и
вперед позади его же стула или кресла… Сталин, как всегда, говорил очень неторопливо, иногда
повторял сказанное, останавливался, думал, прохаживался». Он был одет в серого цвета китель,
в серые брюки навыпуск. Курил кривую трубку. Впрочем, курил мало. Зажигал ее, затягивался
один раз, потом через несколько минут опять зажигал, опять затягивался, и она снова гасла, но
он почти все время держал ее в руке. Иногда он, подойдя к своему стулу, заложив за спинку
большие пальцы, легонько барабанил по стулу остальными. Во время беседы он часто
улыбался».
В заключение Ю.Н. Смирнов приводит текст весьма редкого документа: «Обратимся
теперь к тексту записи беседы, сделанной И. Курчатовым, по-видимому, сразу после встречи со
Сталиным, под свежим впечатлением. Этот листок с быстрым, почти стенографическим
почерком Игорь Васильевич до конца дней хранил в своем личном сейфе.
«25 января 1946 года.
Беседа продолжалась приблизительно один час с 7.30 до 8.30 вечера. Присутствовали т.
Сталин, т. Молотов, т. Берия.
Основные впечатления от беседы. Большая любовь т. Сталина к России и В.И. Ленину, о
котором он говорил в связи с его большой надеждой на развитие науки в нашей стране. […]
Во взглядах на будущее развитие работ т. Сталин сказал, что не стоит заниматься мелкими
работами, а необходимо вести их широко, с русским размахом, что в этом отношении будет
оказана самая широкая всемерная помощь.
Т. Сталин сказал, что не нужно искать более дешевых путей, что не нужно [?] работу, что
нужно вести работу быстро и в грубых основных формах. […]
По отношению к ученым т. Сталин был озабочен мыслью, как бы облегчить и помочь им
в материально-бытовом положении. И в премиях за большие дела, например, за решение нашей
проблемы. Он сказал, что наши ученые очень скромны, и они никогда не замечают, что живут
плохо — это уже плохо, и хотя, он говорит, наше государство и сильно пострадало, но всегда
можно обеспечить, чтобы (несколько тысяч?) человек жило на славу [?], свои дачи, чтобы
человек мог отдохнуть, чтобы была машина.
В работе т. Сталин говорил — что надо идти решительно со вложением решительно всех
средств, но по основным направлениям.
Надо также всемерно использовать Германию, в которой есть и люди, и оборудование, и
опыт, и заводы. Т. Сталин интересовался работой немецких ученых и той пользой, которую они
нам принесли.
Из беседы с т. Сталиным было ясно, что ему отчетливо представляются трудности,
связанные с получением (наших?) первых агрегатов, хотя бы с малой производительностью, т. к.
(сказал?) увеличения производительности можно достигнуть увеличением числа агрегатов.
Труден лишь первый шаг, и он является основным достижением.
(Затем?) были заданы вопросы об Иоффе, Алиханове, Капице и Вавилове и
целесообразности работы Капицы.
Было выражено (мнение?) на кого (они?) работают и на что направлена их деятельность
— на благо Родине или нет.
Было предложено написать о мероприятиях, которые были бы необходимы, чтобы
ускорить работу, все, что нужно. Кого бы из ученых следовало еще привлечь к работе.
Систему премий.
Обстановка кабинета указывает на (оригинальность?) и (?) ее хозяина. Печи изразцовые,
прекрасный портрет Ильича и портреты полководцев.
Космические лучи и циклотрон…»
Заключительные слова записи Игоря Васильевича, к сожалению, не поддаются
Сборник: «Сталин. Большая книга о нем»
247
однозначной расшифровке».
Со дня встречи Сталина с Курчатовым 25 января 1946 г. до пуска первого советского
опытного уран-графитового реактора 25 декабря 1946 г. оставалось ровно 11 месяцев. До взрыва
первой советской атомной бомбы 29 августа 1949 г. оставалось еще долгих и очень трудных 3
года и 7 месяцев.
По существу, в ходе беседы Сталин наделил И.В. Курчатова особыми полномочиями.
Вне всякого сомнения, Сталин понимал (это хорошо видно из записи беседы), что
создание собственной атомной бомбы становится важнейшим делом для государства. Поэтому
были развернуты такие мобилизационные мероприятия, которые только и были под силу
мощной партийно-государственной системе, подчиненной единой воле и жесткому контролю.
Той централизованной диктаторской машине управления, которая господствовала в СССР.
Для решения беспрецедентной задачи были привлечены лучшие силы промышленности,
конструкторских бюро, исследовательских институтов, все звенья партийных органов и
управления, лучшие руководители и специалисты.
С другой стороны, создание атомной бомбы в СССР пришлось на период обострившегося
с лета 1946 г. опаснейшего противостояния между СССР и США, когда война между бывшими
союзниками могла начаться в любой момент.
Это было время, когда наша страна только что вышла из опустошительной кровавой