Страница 31 из 49
– Ничего я не думаю, - огрызнулся Мерри. - Я ведь не знаю, в каком течении Ивлинки мы оказались. Тем более откуда мне знать, кто тут ходит. Но другого-то пути нет.
Действительно, выбора не было. Выстроившись цепочкой, хоббиты двинулись за Мерри. Над головами качался сочный тростник, но тропа и вправду оказалась вполне подходящей. Она легко огибала озерки, заводи и болотца, оставаясь сухой и твердой. Часто ее пересекали ручейки, спешащие в Ивлинку из леса, но везде в таких местах аккуратно лежали рядком бревнышки или охапки хвороста.
Скоро хоббиты упарились. Солнце стояло высоко, а воздух звенел от огромного количества мух, с некоторых пор появившихся над маленьким караваном. Когда наконец большие серые ветви затенили тропу, хоббиты начали клевать носами. Каждый шаг давался с трудом, хотя вроде бы ничто не мешало идти. Наваливалась сонливость. Она словно выползала из травы под ногами, окутывала плечи, смежала глаза. Фродо почувствовал, как тяжелеет голова и клонится вниз подбородок. Прямо перед ним Пиппин споткнулся и упал на четвереньки. Фродо остановился.
– Нехорошо это, - словно сквозь вату услышал он голос Мерри. - Надо отдохнуть. Шагу больше ступить не могу. Вон там под ивами прохладнее и мух поменьше…
Фродо очень не понравилось, как говорил Мерри, - глухим голосом, заплетающимся языком.
– Идем дальше! - крикнул он. - Не время сейчас дремать. Сначала из лесу выберемся.
Но его, похоже, не услышали. Рядом стоял Сэм, зевая во все горло и сонно помаргивая. Фродо и сам внезапно почувствовал, что дальше идти не в силах. В голове поплыло. Тишина стояла звенящая. Даже мухи перестали жужжать. Только на пределе слуха ощущался тихий ровный шум, скоро в нем стал угадываться словно бы шепот, испускаемый ветвями над головой. Фродо с трудом взглянул вверх. Над ним навис огромный, древний, весь седой лох. Корявые его ветви тянулись тысячами узких, заскорузлых ладоней, узловатый перекрученный ствол избороздили глубокие трещины и дупла, сучья странно шевелились без причины. Мерцание и блики в листве ослепили Фродо, ноги его подкосились, и. он упал у подножия дерева.
Мерри и Пиппин едва дотащились до ствола и привалились к нему спинами. Дерево поскрипывало, края трещин чуть заметно подрагивали, а когда хоббиты взглянули на серо-желтую тучу листвы над головой, им послышалось отдаленное пение. Глаза закрылись сами собой, и тогда пение стало слышней, казалось, можно было даже разобрать какие-то прохладные слова… там было про сон, про воду… Чары оказались необоримы, и друзья уснули у подножия огромного серого лоха.
Фродо из последних сил боролся со сном. Ему удалось даже встать на ноги, да и то лишь благодаря появившемуся вдруг непреодолимому стремлению добраться до воды.
– Подожди меня, Сэм, - непослушными губами пробормотал он. - Я на минутку, ноги ополосну…
Не в силах стряхнуть с себя сонную одурь, он сделал несколько шагов туда, где жуткие корявые корни лоха впились в реку. Пристроившись па одном из них, Фродо опустил горящие ступни в прохладную коричневую воду и внезапно заснул, успев привалиться плечом к стволу.
Сэм сел, почесал в потылице и отчаянно зевнул. Было как-то не по себе. День проходит, а тут этот внезапный сон…
– Солнышко-то как припекает, - проворчал он под нос. - Не нравится мне этот лох! Ишь, послушать его, спать, дескать, надо. Как бы не так!
Он заставил себя встать и побрел взглянуть на пони. Оказалось, что две лошадки убрели далеко по тропинке. Он поймал их и только подвел к остальным, как странные звуки заставили его насторожиться. Сначала он услышал плеск, словно что-то тяжелое упало в воду, а потом, с другой стороны, будто щеколда упала на двери. Он кинулся к берегу, и вовремя! Спящий Фродо лежал по грудь в воде, а огромный древесный корень давил ему на плечи, пытаясь утопить. Сэм схватил хозяина за куртку и с трудом выволок па берег. Фродо сразу очнулся, закашлялся и начал отплевываться, видно все-таки хлебнул воды.
– Знаешь, Сэм, - простонал он, - проклятое дерево чуть не утопило меня! Я чувствовал, а сделать ничего не мог. Этот корень сначала подталкивал, а потом просто спихнул меня в воду.
– Да задремали вы просто, сударь, вот и сверзились, - бормотал Сэм. - Не надо было на бережку спать пристраиваться.
– А с остальными что? - спросил Фродо, уже окончательно приходи в себя. - Интересно, что им приснилось?
Они обошли вокруг ствола, и тут Сэм понял, что за щелчок насторожил его. Пиппин исчез. Щель, возле которой он лежал, сомкнулась так, что не осталось и следа. От Мерри торчали из ствола одни ноги, туловище скрывалось внутри глубокой трещины, и края ее смыкались на глазах! Несколько секунд Фродо с Сэмом оцепенело глядели на эту невероятную картину, а потом бросились колотить по стволу в том месте, где скрылся Пиппин. Они пинали дерево, бились о него, пытаясь развести края щели, схватившей Мерри, но все было напрасно.
– Ужасно! - в отчаянии закричал Фродо. - Зачем мы только пошли в этот треклятый лес! - он изо всех сил пнул ствол лоха. Едва заметная дрожь пробежала по ветвям, листья встрепенулись и залопотали, но теперь в их шелесте слышалась издевка.
– А топора у нас с собой нету? - спросил Сэм.
– Есть у меня маленький, для хвороста, - отозвался Фродо, - да что с него толку!
– О! Погодите-ка! - воскликнул Сэм, зацепившись за слово «хворост». Может, огнем его попробовать?
– А Пиппина мы не изжарим? - засомневался Фродо.
– Для начала попугаем эту уродину! - свирепо сказал Сэм. - А если не отдаст, я его свалю, хоть бы мне зубами ствол грызть пришлось.
Он сбегал к пони и вернулся с двумя трутницами и топориком. Быстро набрав сухой травы и мелкого хвороста, они сложили у ствола костер. Стоило Сэму высечь искру, как сухая трава тут же занялась, огонь и дым рванулись вверх. Затрещали сучья. Пламя лизнуло серую кору лоха. Дерево вздрогнуло. Листья над головами хоббитов встрепенулись и, казалось, злобно зашипели. Изнутри дерева донеслись сдавленные голоса Мерри и Пиппина.
– Уберите огонь! Уберите! - кричал Мерри. - Он же сейчас пополам меня перекусит! Сам говорит!
– Кто? - закричал Фродо. - Кто говорит?
– Уберите! Уберите! - стонал Мерри.
Ветви дерева начали яростно раскачиваться. Зашумели и кроны соседних деревьев, словно костерок хоббитов оказался камнем, брошенным в тихую воду. По всему лесу пошли гулять волны недовольного, угрожающего ропота. Сэм быстро раскидал и затоптал костер. А Фродо, не помня себя от отчаяния, с криком «Помогите!» бросился по тропе. Поднявшийся ветер зашумел в кронах ив, голос Фродо тонул в сплошном шелесте, и вдруг издали донесся ответ, заставивший Фродо замереть на месте. Звук пришел из-за спины, из глубины леса. Фродо крутанулся на пятках и прислушался. Сомнений не было! Там раздавался голос, глубокий веселый голос, беззаботно напевающий какую-то чепуху:
Динь-день, славный день! Солнце разбудило.
Трень-брень, серебрень, бор разбередило.
Том Бом, славный Том, Том Бомбадило!
С надеждой и страхом Фродо с Сэмом вслушивались в непонятные слова и вскоре уже легко различали то, о чем пел неизвестный.
Прыг-скок, лес-лесок, рощица-старушка.
Здесь порхает ветерок и свистит пичужка.
Там - дом под холмом. Ну-ка, это кто там
Озирается кругом? Может, ждет кого-то?
Это - женушка моя, это дочка речки
Дожидается меня, стоя на крылечке.
Старый Том спешит домой, он припас для милой
Звуки песни озорной да букетик лилий.
Слышит песню дочь речная, светит ярче яхонта -
Золотая, Золотая, Золотая Ягодка!
Старый Лох, драчун лесной, корни прочь с дороги!
Том торопится домой - вечер на пороге.
Том несется со всех ног к милой и чудесной,
Прыг-скок, лес-лесок поднимая песней!
Хоббиты зачарованно слушали. Ветер стих. Листья на неподвижных ветвях безжизненно обвисли. Снова зазвенела песня, а потом из тростника на тропинку вышел, приплясывая и подпрыгивая… человек? Да, ростом он был с Верзилу, и шуму от него было не меньше. Голову незнакомца покрывала старая шляпа с высокой тульей и заткнутым за ленту голубым пером. Большими ногами в желтых башмаках он крепко топал по земле, продираясь сквозь тростник, как корова к водопою. На голубую вылинявшую куртку падала длинная курчавая борода, глаза были ярко-синие, а лицо - красное, и все в морщинах, как печеное яблоко. В руках он держал огромный лист кувшинки, в нем, словно в глубокой тарелке, плавала охапка белых водяных лилий.