Страница 18 из 30
— Вы, вероятно, обсуждали планы вашей работы в тот вечер, когда он повез вас домой и вы так надолго задержались на вершине скалы, любуясь луной? Случилось так, что я бродил среди скал и увидел вас. Мне показалось, что вам, как старым друзьям, пришлось по вкусу уединение и вы не спешили расставаться. Когда я возвратился в дом, Ричарда все еще не было, а его невеста в тревоге искала его.
Так вот в чем дело! У Валентины возникло такое чувство, будто ей дали пощечину или бросили в лицо обвинение в бесчестном поступке. Она чувствовала также, как растет ее отчаяние при виде презрения в темных глазах Ламуана — презрения, которое становилось все явственнее.
— Если вы думаете, что… — начала она, но вдруг остановилась.
Она позволила Ричарду поцеловать себя, не дав ясно понять ему, что он не имеет никаких прав на это и что ни при каких обстоятельствах не смеет делать что-либо подобное. Но ее поцеловал и Гастон, хотя у него не было такого оправдания, как многолетнее знакомство. Он сделал это как бы мимоходом и потом вел себя так, точно забыл про свой поступок или не желал, чтобы она вообразила, будто он соблазнится снова поступить так же. Он даже укатил в Лондон, не простившись с ней.
Она вся напряглась и резко спросила:
— Почему вы привезли с собой сиделку для Роксаны?
— Потому что необходимо, чтобы впредь при ней постоянно кто-то находился. Не знаю, подозревали вы или нет, но она уже давно пристрастилась к наркотикам. Я очень опасаюсь, что она и сейчас к ним прибегает время от времени, припрятав где-то в своих вещах.
— Вы имеете в виду таблетки… которые она обычно принимала?
— И таблетки, и другие средства. Наркотики, знаете ли, можно принимать разными способами, не обязательно колоться, это к тому же неудобно.
Услышанное оказалось для Валентины вторым потрясением за этот день. Она вспомнила, как часто у Роксаны резко менялось настроение: то она была угрюмой, то чересчур веселой. Вот почему она иногда выглядела безнадежно больной, а иногда казалось, что к ней вернулась молодость.
— Понятно, — пробормотала Валентина, и женщина в форменном платье, появившаяся в комнате Роксаны, представилась ей зловещей смотрительницей, которая будет неустанно следить за Роксаной и с подозрением относиться к любому посетителю. Былые дни — прежние беззаботные дни в Бледонс-Роке — и вправду канули в вечность. — Почему вы не поместите ее в частную лечебницу? — спросила Валентина.
— Потому что я вполне удовлетворен местом, где она сейчас находится, — ответил он и вышел из комнаты, притворив за собой дверь, прежде чем она успела задать свой следующий вопрос. Затем она услышала удаляющийся звук его шагов на лестнице.
Валентина подошла к окну и, глядя на проливной дождь, подумала: «Вот и награда за то, что я с таким нетерпением ждала его возвращения, полная тайных надежд!»
За обедом в тот день доктор Ламуан и Ричард разговаривали в основном между собой, остальные же больше молчали. За ужином к столу вышла сестра Тибо. Она по-прежнему была в форменном платье, и ее профессиональная невозмутимость пугала и подавляла Дану. Миссис Йоргенсен восприняла ее приезд как последнюю каплю, готовую переполнить чашу ее терпения. Валентина на протяжении всего ужина молчала. От нее не укрылись взгляды, которые французская сиделка бросала на доктора, — полные внимания, подобострастные, восхищенные и иногда жадные. Со всеми же остальными она держалась отчужденно, была далека, как самая далекая звезда; ее форменное платье было очень элегантно, и другие дамы рядом с ней выглядели заурядными.
После ужина Валентина подошла к ней и попросила позволения повидать Роксану. Когда сестра Тибо помогала своей подопечной готовиться ко сну, в комнату вошел доктор Ламуан и остановился в дальнем углу, дожидаясь, пока Валентина пожелает своей подруге спокойной ночи.
— Приходи проведать меня сразу, как встанешь, ладно? — попросила ее Роксана. Она бросила взгляд в сторону высокой фигуры в углу комнаты, потом перевела его на сиделку в накрахмаленном платье. — Я чувствую себя под неусыпным оком двух тюремщиков. Лучше бы я осталась в твоем коттедже, Валентина, — криво усмехнулась она.
Утром она выглядела отдохнувшей, но вялой и подавленной.
— Они мне сказали, что сегодня я могу встать с постели, — сообщила она. — Мне разрешено посидеть в кресле, а если завтра выдастся хороший день — выйти на террасу. Награда за хорошее поведение! — И ее ярко накрашенные губы сложились в горькую усмешку.
Однако назавтра погода не улучшилась, поэтому Роксана осталась в своей комнате. Ее проведал Ричард, а Валентина просидела у нее большую часть дня, дав сестре передышку на несколько часов. Роксана воспользовалась отсутствием сиделки, чтобы признаться Валентине, что ей не нравится эта француженка. Валентину неприятно поразило предположение Роксаны, что сиделка и доктор Ламуан — близкие знакомые.
— Иначе зачем бы ему привозить ее сюда? — заявила она. — Я не дышу на ладан, вовсе нет. Мне с каждым днем становится лучше, и я уже могу выходить на прогулки. Но они предпочитают держать меня на положении инвалида как можно дольше. Это в их интересах, личных интересах сестры Тибо и Гастона Ламуана…
Валентина отложила в сторону шитье и недоверчиво покачала головой.
— Доктор Ламуан не рискнул бы так поступить, — возразила она. — Он не стал бы привозить сюда сиделку, если бы ты в этом не нуждалась. Он лондонский врач с прекрасной репутацией, а не какой-нибудь шарлатан!
Роксана передернула плечами:
— Будь она на десять лет старше и не такая миловидная, я бы еще могла согласиться с тобой. Но она не старше тебя. Когда она среди ночи заходила проведать меня, я не спала, хотя притворилась спящей, и видела, какой на ней был потрясающий пеньюар — никак не предназначенный для больничных палат. А эту форму она носит специально для того, чтобы продемонстрировать свой французский шик. Вдобавок ко всему она работает в лондонской частной клинике для весьма состоятельных пациентов. И по-моему, заведует этой клиникой доктор Ламуан.
— Тогда тем более понятно, почему он выбрал тебе в сиделки именно сестру Тибо. Это же естественно: так было проще и быстрее все организовать.
— Только ты забыла о том, что я отнюдь не нуждалась в сиделке настолько остро, чтобы надо было с этим торопиться. — Роксана откинула голову на спинку мягкого кресла, в зеленых глазах появились задумчивость и скука. — Хотелось бы мне позаимствовать твоего простодушия, Вал, чтобы и меня можно было так же легко обмануть. Но я поколесила по свету и узнала, что представляют собой мужчины. Гастон Ламуан не интересуется женщинами или хочет, чтобы так считали все окружающие, но сестра Тибо обращается к нему по имени — Гастон, а он ее называет Мари. Я слышала это, когда они полагали, что я сплю.
Брови Валентины поднялись.
— Но даже это обстоятельство не позволяет сделать окончательных выводов, — усомнилась она.
— Вот как? — Роксана взглянула на подругу с пренебрежением. — Тогда ты совершенно не знаешь об этике отношений между врачами и медсестрами. Врач никогда не обращается к медсестре по имени, а она тем более не называет по имени врача. Разве что случайно оговорится, если, работая вместе, они общаются друг с другом еще и вне службы.
Валентина отодвинула от себя шитье, и ей показалось, что в душе у нее что-то умерло. Однако она спокойно проговорила:
— Какое это имеет значение? За тобой хорошо ухаживают, а это самое главное.
Но Роксана резко выпрямилась в кресле. В ее голосе послышались визгливые ноты, когда она воскликнула:
— Ты просто дурочка! Это имеет огромное значение! Через столько лет — точнее, почти через пять — снова встретиться с Гастоном при таких обстоятельствах, когда он вынужден смириться с моим существованием, и видеть, как он на моих глазах занимается любовью с какой-то жалкой медсестрой!
— Роксана! — ужаснулась Валентина. — Ты отлично знаешь, что это неправда!
— Да, пока. — Взгляд зеленых глаз Роксаны, казалось, окаменел. — Это лишь вопрос времени. Пусть он никогда не будет моим, но я не допущу, чтобы им завладела какая-то другая женщина. Не допущу, даю тебе слово!