Вовка-центровой

— Да понял, чего там непонятного, — буркнул здоровый плотный мужик, весом пудов под семь, — только убежит он от меня по-любому, не успеваю я за ним.

— Значит, встречай так, чтобы больше не бегал! — разозлился на тугодума тренер. — Что тут непонятного?

Лицо Серова озарило понимание:

— А-а, вот оно что, ясно.

Окружающие засмеялись.

— Ну, Серега, до тебя всегда, как до утки, на третьи сутки, доходит, — сказал защитник, который исподтишка ударил Фомина клюшкой по руке. — Слышь, мужики, я тут нечаянно заехал пацану клюшкой по руке, думал, что пальцы перебил, а ему хоть бы что.

— Ага, знаем мы твое нечаянно, — засмеялись остальные.

Тренер озабоченно сказал:

— Парни, смотрите, играйте жестко, но без таких дел. Если дисквалифицируют, что потом делать будем?

Третий тайм вновь начался атаками гостей. Они полностью доминировали на льду, и если бы не вратарь, то две-три шайбы точно побывали бы в воротах динамовцев.

Когда же выходила пятерка Фомина, ему просто не давали играть, прессингуя по всей площадке. Несколько раз он падал на лед, столкнувшись с массивным защитником. Но судья не находил причин для удаления. И опять, как и во втором тайме, такая тактика принесла челябинцам успех. Они забили вторую шайбу. Но последние пять минут игры все же остались за «Динамо», и всё благодаря Фомину, который, казалось, совсем не устал. Когда же защитник гостей, хотевший прижать Вовку к борту, в результате сам врезался в неструганые доски и, прихрамывая, уехал со льда, трибуны разразились смехом и презрительными криками. Тот, болезненно морщась, прошел к скамейке запасных и сказал тренеру:

— Видел, как он меня нае…л, я плечом здорово треснулся, да еще, похоже, заноз нацеплял, щиплет что-то руку, извини, Федорыч, играть больше не смогу.

С уходом защитника игра гостей совсем разладилась. И еще две шайбы побывали в их воротах. Вовка заметил, что вратарь гостей вообще не может брать летящие шайбы, старался при броске поднимать их как можно выше, и те влетали прямо под перекладину под победный рев трибун.

И вот прозвучал финальный свисток, и понурые челябинцы направились к своей раздевалке. В это время на лед выбежала огромная толпа. Фомин пытался удрать, но безуспешно. Его подхватил десяток мощных рук, и он взлетел в воздух.

Сверху за этим наблюдало руководство «Динамо».

— Пожалуй, мы отложим беседу на завтра, — улыбаясь, сказал довольный генерал-полковник, — пусть народ порадуется, да и не будем портить настроение команде. Но завтра, чтобы оба игрока и тренер были в клубе, я сам поговорю с ними. А сейчас поехали ко мне, в гостиницу МВД, надо отметить такое событие.

Качали Фомина долго, так что у него закружилась голова. Поэтому, когда он наконец встал на ноги, его повело в сторону. Вот только людей вокруг собралось столько, что падать было просто некуда.

Когда он отправился в раздевалку, перед ним шел Мишка, держа клюшку брата, рядом с ним еще один мальчишка, гордо глядя по сторонам, тащил краги. В раздевалке было не протолкнуться, со всех сторон летели поздравления. Раскрасневшийся Основин не успевал пожимать тянущиеся к нему руки.

Но тут в раздевалку зашел директор завода. Он без слов крепко обнял Вовку и гордо огляделся по сторонам.

— Видали, — громко заявил он, — каких орлов растим. Молодцы, ребята, не посрамили наш завод. Надеюсь, что весной вы вернетесь в свой родной клуб, — с этими словами он пристально посмотрел на помрачневшего тренера.

Директор долго не задержался, крепко пожал всем игрокам руки и, пообещав помочь с инвентарем, ушел.

Понемногу толпа болельщиков расходилась. Но когда Вовка вышел из будки, то обнаружил, что его дожидается десяток мальчишек, среди которых сразу разгорелась борьба за право нести его амуницию.

Вовка шел рядом с отцом, парни во главе с Мишкой неслись впереди, оживленно обсуждая прошедшую игру.

Под ногами скрипел снег, на душе у Фомина было легко и светло.

— Знаешь, сын, — неожиданно сказал отец, — честно скажу, никогда не ожидал от тебя таких талантов. Да что говорить, год назад ты совсем другим человеком был. Я же тебя драть не успевал, лупцевал как Сидорову козу. Неужели это молния так твою жизнь повернула? Не понравилось мне, что работу токаря ты бросил. Все же это надежный кусок хлеба. Но теперь ясно вижу, талант у тебя имеется. Смотри только не пропей и не прогуляй его.

— Ты что, батя, — оскорбился Вовка, — я что, повод дал тебе так думать?

Павел Александрович покрутил головой.

— Ну, если бы ты повод дал, то я бы не посмотрел, что ты нынче известный спортсмен, жопу бы заголил и ремнем вразумил.

Вовка засмеялся.

— И не стыдно тебе было бы взрослого сына, которому директор завода руку жмет, ремнем стегать?

Батя в ответ также усмехнулся:

— Да ладно, это так, для порядка сказал. Если ты заметил, то и Мишке с лета ни разу еще не перепадало. Даже странно, что вы оба за ум взялись.

Дома уже в коридоре аппетитно пахло пирогами.

Мишка с грохотом бросил всю Вовкину амуницию и побежал делиться с мамой всеми событиями сегодняшней игры. Та с улыбкой слушала его слова и пыталась сказать, что уже все это знает из сообщения по репродуктору. Когда Вовка разделся до пояса, чтобы умыться, она подошла к нему и провела пальцем по свежим кровоподтекам.

— Тяжело, Вовик, победа далась? — тихо спросила она.

— Да ты что, мама, это разве синяки? — воскликнул сын. — Это ерунда, вот на спине у меня действительно отметина так отметина, на всю жизнь!

Ужин не затянулся, Вовка устал так, что лежа качало, и как только добрался до койки, его сморил сон.

Воскресным утром все еще спали, когда Фомин встал и начал собираться на тренировку.

Мать, услышав сборы, выглянула из-за занавески и шепотом сказала, где лежат оставленные для него пироги.

Вовка перекусил, оделся и, нагрузившись рюкзаком, отправился на тренировку.

Пеший путь занял у него почти полтора часа. Когда он подошел к хоккейной коробке, уже рассвело, и он сразу заметил фигуру Основина, стоявшего около нее.

Фомину сразу не понравилось угрюмое выражение его лица.

— Что случилось, Константин Андреевич? — тут же спросил он.

Тренер вздохнул.

— Не переодевайся, сейчас дождемся Третьякова и поедем в клуб. Руководство с нами желает поговорить.

В пустом, продуваемом ветром автобусе было холодно, почти как на улице. Кроме тренера и двух его учеников, в нем сидело всего несколько пассажиров. В воскресное морозное утро большинство горожан предпочитали подольше поспать. Основин всю дорогу ничего не говорил, сидел с мрачным видом. Вовка, уже примерно понявший, чего ему ждать от сегодняшнего события, размышлял, как ему построить разговор в клубе, и только Третьяков то и дело выдувал небольшие дырочки на замороженном стекле и одним глазом наблюдал за тем, что происходит на улице.

В помещениях общества также никого не было, только у входа сидела тепло одетая бабка-вахтерша и вязала носки.

Внимательно оглядев вошедших, она узнала Основина и шепотом сообщила:

— Костя, вас уже ждут, поднимайтесь на второй этаж. С нашими московский генерал пришел, важный такой, чего это вас к нему позвали, али провинились в чем? — полюбопытствовала она.

Основин промолчал, зашел в пустой гардероб, разделся сам и аккуратно повесил одежду ребят. У зеркала он оглядел себя, зачесал назад волосы и решительно пошел к лестнице.

Когда они зашли в кабинет председателя, там попахивало свежаком, хотя на столе было пусто. Но по виду присутствующих было заметно, что они уже изрядно клюнули. За председательским столом сидел кряжистый генерал в расстегнутой шинели и задумчиво дымил папиросой.

— Ага, — сказал он, — вот и наши герои, что-то вы долго до нас добирались.

— Извините, товарищ генерал, — сказал Основин, — мне пришлось ждать, пока ребята подойдут.

— Ты чего, тренер, я тебя что, спрашивал? — изумился Аполлонов. — Сиди и слушай, что тебе старшие говорят. Короче, товарищи хоккеисты, сообщаю вам следующее, вы нужны нашей московской команде. У нас сейчас решается вопрос ребром, кто будет чемпионом Советского Союза. С вашим местным руководством я уже всё утряс, так что сегодня вы собираетесь и уезжаете вместе со мной. Билеты на поезд у меня уже в кармане.