Дар Менестреля

Акрат потер лоб, встал, подошел к каменной ограде, возле которой стояла его дочь, задумчиво посмотрел на океан минуту-другую, и потом сказал:

— Я не понимаю только одного. Если по твоей вере скоро наступит конец света, то за что же ты борешься?

Принцесса улыбнулась:

— Не зря магистр говорит, что ум мне достался по наследству… — она сделала паузу, убедившись, что отец понял ее комплимент, и продолжила, — А дело состоит в двух мелких, но очень важных деталях. Во-первых, ты же знаешь нашего менестреля. Можешь ты поверить, что он и есть Певец? Я знаю, что очень многое указывает на это, но если это не так, то высшим силам еще предстоит изрядное время до разрешения их спора. И я предпочла бы провести его на престоле королевства и главой Ордена, нежели запользованной жрицей и орудием в чьих-то руках. Я ясно выражаюсь?

— А если он все-таки Певец? Ты же помнишь, как он умеет петь.

— Тогда есть еще вторая причина, связанная с тем, что мы на самом деле верим в Единого. И он сказал, что все будет хорошо. А с Единым шутить еще хуже, чем с Хозяином нашего Ордена. Ведь Песня-то продолжается и никто не знает как она должна звучать. С Единого станется заявить, что его любимчики, ненадолго оторвавшись от войн, убийств, пьянства, блуда и прочих завлекательных занятий, все-таки спели ее именно так, как Он и хотел. С него станется, Он — Создатель, он и не такое может себе позволить. И тогда, когда Хозяин начнет спорить, то либо получит «по шапке», после чего мы все все равно в Светлом Царстве и беспокоиться не о чем, либо они устроят нам еще небольшой тайм-аут на проверку исполнительских талантов, и тогда мы снова возвращаемся к идее трона и руководства Орденом. Логично?

— Вполне, — согласился с дочерью отец. Он подошел к столу, наполнил пару бокалов, и вернувшись к парапету протянул один Мельсане. Они облокотились вновь на парапет, глядя на клонящееся надо океаном к закату солнце, и через минуту молчаливого наслаждения видом, вином и тишиной, Акрат сказал:

— Знаешь, дочка, я может и не в восторге от некоторых твоих занятий, но, пожалуй, это будет лучший вечер в моей жизни.

Серые пленившие Дастина, Ильмера, Тича, и столь немилосердно обошедшиеся с лысиной Онетро, отнюдь не отстали от своего пленника в желании видеть всех четверых в хижине колдуна. Уже к вечеру голодные и усталые путники были приведены в старое жилище Онтеро и оказались там заперты. Впрочем, в планы серых явно не входило уморить друзей жаждой или голодом. В хижину принесли вполне достаточно простой, но питательной еды. Основу их ужина составляла половина зажаренного на костре дикого кабанчика, которой одной хватило бы чтобы накормить всех четверых. А с лепешками пресного хлеба и достаточным количеством воды, учитывая голод пленников, трапеза превратилась в настоящее пиршество. Или чуть не превратилась. Оба старших члена команды, отложив на время свои пререкания, вовремя вспомнили, что если с голоду переесть, то может стать очень плохо, и поэтому утолив в меру позволенного голод и жажду, все вплотную друг к другу, чтобы сохранить тепло, устроились на полу и крепко заснули…

Утром немного пришедший в себя Онтеро вспомнил, зачем же он так рвался сюда, и полез под единственную в доме узкую койку, пространство под которой явно служило ему долгое время заменителем чулана, чердака и подвала, одним словом места, куда засовывают любую, еще способную пригодиться в хозяйстве вещь. Собственно, скорее всего в доме было не одно такое место, но по виду пространства под койкой в это трудно было поверить. Серые почему-то не беспокоили друзей, и Онтеро смог от всего сердца отдаться археологическим изысканиями под своей кроватью. Примерно через час его пыхтение и усилия были вознаграждены, и он вытащил из кучи хлама небольшую изящную на вид шкатулку.

— Вот, — гордо сказал он показывая всем остальным свой трофей.

— Что «вот»? — Не понял Дастин.

— В этой шкатулке лежит вторая часть пророчества о тебе, Дастин. Та самая, о которой говорил Аргвинар. Если нам повезет, то мы узнаем много важного о твоем Даре и как его использовать. Если повезет…

— Ну, так давай открывай!

— Сейчас, минутку… — ответил толстяк пытаясь открыть шкатулку. Но она не открывалась… Миниатюрный замок крепко держал крышку на месте, и она не поддавалась. Оружие у друзей забрали уже давно, но в комнате среди прочего хлама нашлась прочная полоска железа и тяжелая каменная ступка. Используя полоску вместо ножа, а ступку вместо молотка, Онтеро, вхдохнув о судьбе отличной шкатулки, попытался открыть ее методом грубой силы. Однако это тоже не произвело на шкатулку должного впечателения и она продолжала оставаться запертой. Наконец, Онтеро хлопнул себя по лысине и почти закричал:

— Ну и идиот же я. Как я мог забыть!

— Чего забыть, — все трое удивленно уставились на колдуна.

— Шкатулка ведь заговоренная. Ее только специальным ключом открыть можно, а иначе никак.

— И где же твой ключ, — Поинтересовался Дастин.

— Не знаю, я его давно потерял. Но есть еще нескольк ключей, способных открыть такие шкатулки. Один из них был у Аргвинара… Кабы знать…

И постанывая, толстяк уселся на пол, схватился за голову и стал думать…

Глава 3

Лодка заскреблась о каменистое дно и всем троим пришлось выскочить, по колено в воде и под набегающие волны, чтобы вытащить ее на берег. Особенно сильно досталось гному из-за его низкого роста, но и остальные двое вымокли до нитки. Хотя и без особой надежды вернуться, а просто на всякий случай, лодку оттащили подальше от прибоя и накрепко привязали ее в вылезавшим среди камней корням деревьев. А затем, укрывшись под кронами деревьев от ветра и соленых брызг, они развели костер и стали сушиться. Хламида Аргвинара, в которую он облачился для путешествия, липла к телу, и холод продирал мага насквозь. Хотя более практичная одежда Корджера и гнома и была более устойчива к влаге, шанс подхватить страшный насморк и простуду, если не хуже, был для них не менее реален. К счастью, кожаные дорожные мешки не промокли, так что нашлось в чем сидеть вокруг костра, пока сохла их одежда.

Когда в котелке вскипела вода, Аргвинар с серьезным видом открыл свой мешок, вынул какой-то кулек, и отсыпал из него прямо в котелок каких-то скрученных черных крошек. Гном подозрительно посмотрел на него и вопросил:

— Это ты чего туда кидаешь?

— Трава специальная, сушеная, чтоб холод нас не пробирал.

— И теперь я это, — гном выразительно подчеркнул последнее слово, — должен пить?

— Если не хочешь заболеть — будешь. Давай сюда кружку! — И маг отобрал у гнома жестяную кружку и набрал в нее пахучей немного потемневшей воды.

Гном поглядел в котелок, потом в свою кружку, понюхал ее брезгливо, повертел носом, опять понюхал содержимое, но увидев, что Корджер с магом уже пьют горячую жидкость, вздохнул и с видом мученика начала прихлебывать настой. Однако долго молчать ему было явно не по силам, и он спросил Аргвинара:

— Так ты говоришь, они в Бренсаль пошли?

— В Бренсаль, — кивнул головой маг.

— А чего они там потеряли? Поганый же город. Его все путешественники стороной обходят!

— Они там надеялись раздобыть сведения о настоящих родителях Дастина. Приемных, понятное дело, уже в живых-то нет, но вдруг какой след остался.

— Я и сам не возражал бы раздобыть сведения об одном из его родителей, — проворчал Корджер, — понятное дело, не обо мне…

— А зачем им эти сведения, — отмахнулся гном, повернувшись к магу, — что это им дает?

Аргвинар потер нос, а затем медленно, будто не зная с чего начать, пояснил:

— Понимаешь, у Онтеро есть теория, что если Песню принести в Мир сейчас и полностью, то это будет такой же конец Мира, как если бы ее исказили. Поскольку это было бы страшным нарушением баланса Добра и Зла. И Онтеро до конца сам не знает, что делать. Вот он и пытается выиграть время, пока сможет понять, как же поступить.