Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 75 из 175

Поэты 1820–1830-х годов. Том 1

197. К РУКОПИСИ Б<АРАТЫНСКО>ГО СТИХОВ

Быть может, милый друг, разгневанные боги Внезапно уведут меня с земной дороги, И свеет легкий ветр следы моих шагов; Быть может, ни один из юношеских снов Не сбудется со мной; и в тайном отдаленье, Как жертву, ждет меня холодное забвенье. Пусть свиток сей хранит руки моей черты, И сбудется со мной хоть часть моей мечты! С благоговением потомок просвещенный Рассматривать начнет твой свиток драгоценный И (любопытствуя, по чуждому перу) Прочтет мои стихи — и весь я не умру! <1821>

198. УДЕЛ ПОЭЗИИ

Как месяц молодой на спящую природу                      Лучи серебряные льет; Как ранний соловей веселье и свободу                      В дубраве сумрачной поет; Как светлый ключ в степи, никем не посещенной,                      Прохладною струею бьет — Так вдохновенный жрец Поэзии священной                      Свой голос громкий подает: Он пламенную песнь над хладною землею                      В восторге чистом заведет; Промчится глас его, исполненный душою,                      И невнимаемый умрет… 1821

199. К Н. И. ГНЕДИЧУ

Служитель муз и древнего Омера, Судья и друг поэтов молодых! К твоим словам в отважном сердце их Есть тайная, особенная вера. Она меня зовет к тебе, поэт!                      Дай искренний совет: Как жить тому, кто любит Аполлона? Завиден мне счастливый жребий твой: С какою ты спокойною душой На высоте опасной Геликона! Прекрасного поклонник сам и жрец, Пред божеством своим в мольбе смиренной Забыл ты свет и суд его пременный, Ты пренебрег минутный в нем венец, Отдав свой труд единому потомству. А я, как раб, страстям моим служу                      И только ощупью брожу:                      Пленясь хвалой, я вероломству Младенчески, как дружбе, отдаюсь И милые делю с ним сердца тайны; То, получив в труде успех случайный, С отважностью за славою стремлюсь И падаю, другой Икар, в пучину; То, изменив бессмертия мечте, Ищу любви в бездушной красоте И в грации записываю Фрину. Зачем скрывать? В поэзии моей Останется лишь повесть заблуждений, Постыдная уму игра страстей, А не огонь небесных вдохновений. Бессилен я владеть своей душой И с музою согласно жить одной: Мне нравится то гул трубы военной, То нежный звук свирели пастухов,                      То цитры глас уединенный, Ласкающий стыдливую любовь,                      И часто грозного Ахилла                      (Когда в живых твоих стихах                      За ним стремлюсь) в моих мечтах                      Сменяет резвая Людмила. Так поутру на пурпурный восток, Где царь светил является прекрасный,                      Дитя глядит с улыбкой ясной. От золота лучей горит поток, Окрестный лес и дальних гор вершины;                      Пред ним чудесные картины,                      Воскреснувшей природы вид;                      Но он, невольник чувств, бежит За мотыльком, над ближними цветами Мелькающим блестящими крылами. И музы мстят неверностию мне За резвые мои в любви измены. Как часто глас невидимой сирены                      Я слышу в тишине! Склоняю слух к пленительному звуку И в радости накладываю руку. Чтоб голос струн с ее мне пеньем слить, — Коварная… мгновенно умолкает; Восторга звук на лире умирает, И я готов бездушную разбить. О, сладкое, святое вдохновенье, Огонь души и сердца упоенье! Я чувствовал, я помню этот жар, Как муза мне с улыбкой мысль внушала, — Передо мной теперь одни начала, Погибнувший небесной девы дар. Поверишь ли: я часто в грусти тайной Завидую тому, кто, чуждый муз, С беспечностью одной хранит союз, Не зная ввек беседы их случайной. Когда младой художник посетит Развалины разрушенного града, Он плачет там: он горестного взгляда В страдании души не отвратит От славных сих разбросанных обломков, Где в каждой он возвышенной черте Находит дань небесной красоте Или урок, священный для потомков,—                      Так я в унынии сижу Над мыслию, счастливо мне внушенной И в пламенном стихе изображенной; Прикованный, я на нее гляжу, Как на кусок разбитого кумира: Отброшена безжизненная лира; Не уловить исчезнувшей мечты, И не видать мне полной красоты! Доступный друг веселью и страданью!                      Я всё принес к тебе на суд, Всё, что сулил мне благотворный труд                      И что вверял я упованью; Я разделил все радости с тобой И муки все в моей суровой доле: Скажи, еще ль бороться мне с судьбой Иль позабыть обманов сладких поле? Быть может, я вступил средь детских лет На поприще поэзии ошибкой,— Как друг, скажи мне с тихою улыбкой:                      «Сними венок, ты не поэт!» <1822>