Страница 69 из 175

Поэты 1820–1830-х годов. Том 1

Сомов Орест Михайлович, Туманский Федор Антонович, Илличевский Алексей Данилович, Коншин Николай Михайлович, Козлов Василий, Филимонов Владимир Сергеевич, Плетнев Петр Александрович, Федоров Борис, Олин Валериан Николаевич, Панаев Владимир Иванович, Шишков Александр Ардалионович, Норов Авраам Сергеевич (?), Тепляков Виктор Григорьевич (?), Зайцевский Ефим Петрович (?), Деларю Михаил Данилович (?), Шкляревский Павел Петрович (?), Туманский Василий Иванович (?), Розен Егор Фёдорович (?), Родзянко Аркадий Гаврилович (?), Крюков Александр В., Крылов Александр Абрамович (?), Теплова Надежда Сергеевна (?), Дашков Дмитрий Васильевич, Щастный Василий Николаевич (?), Нечаев Степан Дмитриевич, Григорьев Василий Никифорович (?), Загорский Михаил Павлович (?), Ротчев Александр Гаврилович (?), Ободовский Платон Григорьевич (?)

178–179. ДВЕ ПЕСНИ

1. РАЗМОЛВКА

«Сорентинка, голубица Померанцевых садов, Что так пристально ты смотришь Вдаль от наших берегов? Всё на море голубое Да на резвые ладьи, — Уж не рвутся ли на волю Думы праздные твои? Поцелуй меня: ты знаешь, Я ревную иногда…» — «Милый, я хочу в Неаполь; Повези меня туда». «Что в Неаполе, мой идол! Там обычный скучный свет; Много стуку, много блеску, Для любви ж и места нет. А под тихой нашей сенью Всё к согласию манит. Даже в листьях голос неги Сердцу внятно говорит». «Милый, милый! здесь пустыня, Там же светлый пир людей; Там забавы, там уборы, Вечный праздник для очей. Там по улице Толедской Мы вдвоем пойдем гулять, Пред народом ленты, цепи Отмечать и выбирать…» «Сорентинка, голубица Померанцевых садов, Больно мне твое признанье. Едем в город — я готов. Но, в узорны ленты, цепи, Как Мадонна, убрана, Знай — под свой навес зеленый Ты воротишься одна. Там, где сердцу счастье снилось, Не хочу припоминать, Что любовь и сельской девы Откупная благодать».

2. ПРИМИРЕНИЕ

За прихоть женского тщеславья, За резвый бред души младой, В безумном гневе, тень бесславья Набросил я на идол мой. И думал: «Нет! мечты послушной За нею вслед не повлачу: Я не хочу любви бездушной, Корыстных благ я не хочу». Но как же грудь моя забилась, Когда внезапною грозой Она, прелестница, явилась В слезах и в блеске предо мной! Когда небесные все силы Призвала, дни свои кляня, И застонала: «Милый, милый, Ужель разлюбишь ты меня!» В одно мгновенье гнев и пени — Всё разлетелося как дым,— И вот уж вновь в зеленой сени, Сплетясь руками, мы сидим. Глядим на море, где трепещут Заката яркие струи, И наши взоры так же блещут Златыми искрами любви. 1833

180. НЕАПОЛЬ, ПРОЩАЙ

(Посвящается М. В. А-г)

Неаполь, прощай! О, недолго мой взор Красою твоей любовался, Отливами дивными моря и гор, Лазурью небес упивался! Как изгнанный дух, покидая свой рай, С тобой расстаюсь я, Неаполь. Прощай! Прощай, голубой, полнозвучный залив, Живая Неаполя лира! В час ночи, когда твой немолчный призыв Носился по безднам эфира, Гремучий и жалобный, вещий без слов,— Мне мнилось: то голос отживших веков. И ты, мой любимец, надводный чертог, Ты, замок плавучий Капрея, Прощай! Кто прекрасного чувство сберег, Тот, в сердце твой образ лелея, Его сохранит до заката мечты, Как милые милого друга черты. А вот и Везувия грозный панаш, Как облако, к небу восходит. Привет тебе, старец, недремлющий страж! Очей с тебя странник не сводит И мыслит, тобою любуясь: «Вот он, Кем древнего мира обломок спасен!» Прощайте, балконов зелены шатры, Садов благовонные своды, Звон музыки, песни, ночные пиры, Разгул нищеты и свободы, — И ты, сорентинка, цвет юга златой, Поэзии Тасса отрывок живой! Край солнца, чудес вечно юных страна, Где создал Эдем свой Виргилий! На лаве твоей жизнь, как чаша, полна Без грубых забот и усилий; Душа, упоенная внешней красой, Ликует и пищи не хочет иной. О, что же отныне мой путь озарит Таким вдохновительным светом? Что душу, как ты, освежит, обновит И врежется в память заветом? Мне грустно; отныне мне счастья не знать: Кто видел Неаполь, тому умирать. Март 1834

181. ДОМ НА БОСФОРЕ

Зеленый сад, фонтан и розы; Над зеркалом воды прохлады полный дом; С навеса вьющиеся лозы; Стена заветная кругом (Приют домашних тайн), а в стороне кладбище; Ряд кипарисов, минарет — Вот очерк твой, восточное жилище! Восток! вот милый твой привет! О! в этом светлом заточенье, Наверно, жизнь как сон легка. Понятно лени здесь влеченье, Понятна сладость чубука. Сядь у окна, кури, — дым вьется, взор ликует, Ряды картин мелькают пред тобой, Как будто их живописует Волшебный перст, лелея отдых твой. Здесь — ткань пролива голубая С живыми, яркими узорами ладей; Там пирамиды гор; там башня вековая, Увечный страж гробов минувших дней; Подале цепь дворцов; а дале у потока Толпы народа, блеск одежд, шатры дерев, И всё озарено алмазным днем востока, Как рай очами райских дев. Но вот за синею громадой Истамбула Закат то розами, то золотом горит; Свой звездный плащ ночь тихо развернула, Умолк последний звук молитвы. Море спит. Ты близок, час утех и чувственности страстной. О! сколь пророка благ закон! Для мысли — светлый мир; для неги — мир прекрасный Гарема чистых дев и жен. И правоверного приемлет В ревнивый свой чертог решетчатый гарем. На персях счастья там он дремлет, Там предвкушает он Эдем. Но только тонкий луч востока К его очам сквозь полог проскользнет, Он, бодрый, вновь спешит благословлять пророка, Любуясь зрелищем холмов своих и вод. 1836