Страница 128 из 144
Но малый продолжал уж совсем по-штатски и чуть не плача:
— Женщина во дворе. Не знаю, кто такая. Капрал Жбик пробовал трофейную винтовку. Выстрелил, и женщину убило… там, в углу…
— Ладно, ладно, — буркнул Анджей. — Возвращайтесь в роту. Я сейчас приду.
Парень, топоча ногами, вышел. А Анджей осушил еще одну наполненную до краев рюмку.
— Ты уверен, что там наберется целая рота? — спросил Губерт.
Он неосторожно шевельнул рукой и сморщился. Было больно.
— Не уверен, — ответил Анджей и вышел.
Геленка смотрела на Губерта.
— Болит? — спросила она.
— Немного, — ответил он.
— Но у тебя же жар.
— У меня? С чего бы это!
— Наверняка температура, — она прикоснулась к его лбу. — Есть, — сказала она, — но небольшая.
— Изумительная из тебя получится санитарка: узнаешь температуру без термометра.
Губерт съел еще кусок мяса.
— Ну и аппетит у тебя.
— Знаешь, я всегда так. Чем больше нервничаю, тем больше ем. На охоте, когда я два раза промазал, жрал потом как волк.
— А сегодня ты тоже промазал?
— Гм, — неохотно ответил он. Но потом оживился. — Знаешь, стрелять в людей — это не то, что в зайцев, совсем другое дело, — сказал он.
— Догадываюсь, — с напускной самоуверенностью ответила Геленка.
Она задумалась.
— Ты заметил, — спросила она после паузы, — что Анджей какой-то чудной?
— Заметил, — пробормотал Губерт.
— Он растерял половину своей теплоты.
— Выгорело все.
— И пьет. Никогда он не пил.
— Чего ты хочешь? Чтобы в такой день люди вели себя, как обычно?
— Еще утром сегодня он был совсем другой.
— Такой уж день. А каким еще он вернется со двора!
На одной из свечей вырос грибок, и пламя непомерно вытянулось. Блик света упал на два рисунка под стеклом в простых деревянных рамках. Изображены на них были обнаженные женщины. Губерт невольно взглянул на эти картины. А заметив их, стал присматриваться внимательнее.
— Это Бронека рисунки?
— Да, — глядя прямо перед собой, ответила Геленка.
— Мне очень нравятся его работы, — признался Губерт. — Я думаю, он был гораздо способнее Алека.
— Наверняка, — безжизненно, словно во сне, проговорила Геленка. — Но вообще-то трудно сравнивать двух художников.
— А по мне, Бронек был настоящим художником.
— У него был пунктик.
— Да. Но как раз этот пунктик и делал его художником. Эти его рисунки обнаженных женщин… Ведь кроме них, он больше ничего не писал?
— Немного рисовал красками.
— Все погибло?
— Погибло. Или погибнет, — сказала Геленка.
Губерт откашлялся.
Тем временем Анджей спустился во двор. «Роту» свою он застал сгрудившейся в подворотне. Ребята были очень растеряны и смотрели на Анджея с любопытством и страхом. Этот страх в глазах молодых солдат неприятно поразил Анджея. В капрале Жбике [101] не было ничего от его псевдонима. Это был худющий, долговязый, как спаржа, молодой человек с беспокойно бегавшими бессмысленными и бесцветными глазами. Бойцы сбились в кучу как-то совсем по-штатски.
— Что случилось? — спросил Анджей.
Жбик запнулся.
— Пан поручик… я только…
— Что это за женщина?
— Пришла сюда, — плаксиво заговорил парень с мокрыми волосами, который докладывал Анджею о происшествии, — спрашивала фамилию пана поручика. Но я не сказал ей. Зачем ей фамилия пана поручика?
— Где она?
Жбик неохотно показал в угол двора.
— Там.
Анджей пошел туда. За ним увязался самый молоденький боец отряда — Кацусь.
— Я вам покажу, пан поручик.
И протянул руку к мешку, под которым виднелись очертания тела. Но Анджей отстранил руку паренька и сам откинул мешок с лица жертвы. Он узнал Касю.
Он дернул мешок сильнее, открыв труп женщины по пояс. Она лежала с раскрытыми глазами, и ее простая блузка из шотландки была вся в крови. Но неподвижное и стянутое лицо оставалось спокойным.
Анджей нагнулся еще ниже и прикоснулся к ее лбу. Он был еще теплый. Выстрел прозвучал четверть часа назад. Он провел рукой по ее лбу и прикрыл ей глаза. Потом выпрямился и замер, глядя на мертвую. Наконец кивнул стоявшему рядом Кацусю, который быстро прикрыл мешком лицо Каси.
Путь к воротам показался Анджею очень долгим. Надо было решить, что делать со Жбиком. Так оставлять этого нельзя. Пуля в лоб — это было бы простейшее решение вопроса. Простейшее ли?
— Есть тут какой-нибудь подвал? — спросил он.
Кацусь знал все.
— Есть, — выскочил он. — Есть, только все заперты.
— Надо открыть, — сказал Анджей. — И пусть двое отведут Жбика в подвал. И сторожат.
Он понимал, какой бессмыслицей было его приказание. Но ничего больше не приходило в голову. Ему не хотелось кончать с парнем здесь, во дворе.
— Откуда взялась тут эта женщина? — еще раз спросил он, опять-таки понимая, что это бессмысленно.
— Пришла, еду какую-то несла.
— Еду? Ну и что же?
Ребята смотрели друг на друга и молчали, Анджей подумал, что лучше уж не разбираться во всей этой истории, и пошел к дому. Поднимаясь по лестнице, он старался отогнать от себя мысль, что «рота» умышленно убила Касю. Наверняка нет. Но что будет через несколько дней?
Когда он вошел в комнату, Геленка и Губерт молчали. Несмотря на слабый свет быстро догоравших свечей, он заметил на лице Губерта мелкие капельки пота. Анджей сел рядом с сестрой, вытянув свои длинные ноги.
— У тебя жар, Губерт, — проговорил он. — Ну что вы молчите?
Губерт вздрогнул.
— Мы говорили о Бронеке, — сказал он.
— И об Алеке, — колко добавила Геленка.
Жесты и голос Анджея выдавали, что водка подействовала на него.
— Этого Алека я не могу простить тебе, — накинулся он на Губерта. — Что ты нашел в этом пройдохе?
— Порой он бывал очень энергичен, — вспомнил Губерт.
— Ты носился с ним, как бог весть с чем, — пожал плечами Анджей. — Зауряднейший сноб. И вся его живопись…
— Ты не всегда так говорил о нем, — начал терять терпение Губерт.
— Конечно, нет. Я считал Алека другом. Но эта его мазня! Хуже нет, когда друг — неудавшийся артист, не знаешь, что ему сказать.
— У Алека есть способности.
— Да что ты выдумываешь! — фыркнул вдруг Анджей. — Способности! Вот у Бронека был талант. В гетто он писал еще лучше. То есть рисовал, ведь он не писал красками. Да, погиб… Это был талант. Все, что он делал, — это было что-то такое… Ну посмотри вот на эту женщину. Он поднял свечу и осветил один из актов Бронека. Маленькая, худенькая девушка со светлыми раскосыми глазами. Только сейчас, при свете свечи, стало видно, что это Геленка. Анджей закашлялся и поставил подсвечник на место. Геленка сидела неподвижно.
— Погиб, — повторил Анджей. — Ты понимаешь это слово?
Губерт не отвечал. Зато заговорила Геленка:
— Это было преступление — допустить, чтобы сгорели те дома. Пекло, а рядом Луна-парк.
— Геленка считает, — словно объясняя, обратился Анджей к Губерту, — что мы должны были выступить тогда, а не сейчас. Что нельзя было допустить уничтожения гетто.
Губерт внимательно посмотрел на Геленку.
— Это зависело не от нас, — сказал он.
— А сейчас? — пожала плечами Геленка.
— Сейчас тоже не от нас.
— А что зависит от нас?
Анджей пожал плечами.
— Ничего.
Губерт, словно отвечая Анджею на давно заданный вопрос, проговорил:
— Погибнуть? А не все ли равно как? Анджей на мгновение задумался.
— Ладно. Разумеется, все равно. Только те, которые погибают, всегда уносят с собой частичку чего-то, что мы должны знать. Они утаивают частицу своей собственной, а значит, и нашей жизни. Бронек унес с собой много картин, актов…
Он взглянул на Геленку, которая сидела, наморщив брови, и упорно смотрела на пламя свечей.
— И потом, мы ничего не знаем, — медленно проговорил он. — Женщина, которую там, во дворе, застрелили мои ребята, это Кася из Пустых Лонк. Каким чудом оказалась она здесь, зачем пришла сюда, откуда взялась — об этом я уже никогда не узнаю. Раз только и видел ее во время войны. И она все унесла с собой…
101
Żbik (польск.) — дикая кошка.