Страница 32 из 103
За пятнадцать лет ни разу не было такого случая, чтобы парень из Санта-Маргериты посватался к девушке из Сан-Феличе. Эта беда приключилась только у него, бедного пастуха Антонио. Фелические парни не женятся на маргеритских девушках, фелические девушки не выходят за маргеритских парней. Это уж само собой. И то же самое — наоборот. Только раз за все пятнадцать лет отважился один парень из Сан-Феличе заговорить с девушкой из Санта-Маргериты. Но маргеритские так избили его, что ему потом десять дней обвязывали голову мокрым платком. И еще дольше он не видел правым глазом. А теперь вот внук санта-маргеритского кузнеца Беппо увивается за дочерью честного человека из Сан-Феличе.
— Что с ними обоими делать, ума не приложу. Либо сами помрут от любви друг к другу, либо их убьют.
— Мне бы хотелось увидеть Беппо. Стоит ли он, чтобы твоя красавица дочь страдала из-за него?
— Беппо молодой, но добрый и умный, сударь. Будь у меня свое стадо, я бы смело доверил ему и спал бы спокойно.
— Ты знаешь, когда он приходит на тайное свиданье с твоей дочерью?
— Каждый вечер через час после захода солнца, когда гора Сан-Феличе перестает бросать тень на самое тучное пастбище, что тянется к северу. Сюда ко мне он боится, потому что коли заметят наши мужчины, так сейчас же убьют, дочь мою выгонят с позором, а у меня отнимут единственный кусок хлеба, которым я питаюсь на старости лет. Эх, сударь, жестокую участь приготовил нам добрый Беппо!
— А почему бы вам не переселиться на другой конец долины и не поставить там дом и хлева для своих стад, подальше от поля вечных боев между святым и святою?
— Пойди поставь дом и хлева для своих стад! — повторил старик с горькой улыбкой. — Вижу, сударь, что вы — ученый, а еще неразумный. Больно молоды и мало бедных людей в жизни встречали. Мы с Беппо — бедняки. А бедный сидит на том месте, где мать родила. Живет, перебиваясь со дня на день, и не умирает от голода только потому, что в родном гнезде, на самом дне — несколько крошек, которые он поклевать может. Но о своем стаде бедняк думать не может. Бедняки покоряются воле божьей. Покорятся ей и Паола с Беппо, как покорился я.
Палечек задумался, потом сказал:
— Мне хотелось бы видеть Беппо, но так, чтоб он меня не видел. Хочу послушать, какие он речи ведет с твоей дочерью. Узнать, как он к ней относится.
Старик плохо понял, чего желает чужеземец. Но указал рыцарю дальний конец ограды, докудова можно пасти скотину жителей Сан-Феличе.
— Вон там, где стоит та хилая черешня. Там они сходятся, бедненькие. Чтоб кто, упаси бог, не увидал. Всех приходится бояться. И вот любовь их полна страданьем, и сердца их чахнут, как эта черешня, которую треплет северный ветер.
Палечек пожал старику руку. Ему понравилась речь его, полная отцовской любви.
— Вижу, что у тебя добродетельная дочь. Иначе ты бы ее так не любил, — сказал он.
— Ты хорошо рассмотрел наши лица, сударь, оттого так быстро проник и в наши души.
Когда стемнело, Ян Палечек и слуга его Матей Брадырж поехали в лес. Лес подходил к самому месту встреч Паолы с Беппо под хилой черешней. Подъехав к первым елям, они спешились и вошли в лес. А кони стали щипать траву.
В этот августовский вечер светила небесные совершали круговой путь свой так низко над головами, что кажется — до них рукой подать. На лугах лежали стада. Временами лишь сонно промычит корова или плаксиво проблеет коза. Потом показались силуэты Паолы и Беппо. Беппо спускался вниз со стороны Санта-Маргериты. Паола приближалась, идя по пастбищу. Тут и там дремлющее животное, подняв тяжелую голову, оглядывалось на нарушительницу спокойствия. Заверещав, пробежала за Паолой несколько шагов коза; потом смешно подпрыгнула всеми четырьмя копытами, на какое-то мгновенье очутившись вся в воздухе; при этом она повернулась и, упав на ноги, побежала на прежнее место.
Паола остановилась по одну сторону каменной ограды, Беппо — по другую. Они поцеловались через камни, подобно тому как Тристан целовал Изольду через острый меч. Но и поцелуй и улыбка их были полны печали… Они беседовали. Бог весть о каких важных вещах. Беппо обхватил голову Паолы и, глядя ей в лицо, долго и тихо целовал ей глаза… Потом взошла луна, озарив их обоих своим холодным, целомудренным светом. Но они не отпрянули друг от друга, а продолжали целоваться в самозабвении.
Перед внутренним взором Яна возник образ Бланки, и сердце его сжалось.
— Едем! — приказал он Матею.
Они вскочили в седла. Ян указал направление. К фигурам, облитым лунным сияньем! Ехали шибко, и трава не смягчала цокота копыт. Но Паола и Беппо не слышали. Так заворожены были их молодые чувства.
Только когда кони остановились, зафыркали, Паола и Беппо отскочили каждый в свою сторону от ограды.
Палечек сунул руку под седло и достал полный кошель.
— Лови, Беппо! — крикнул он.
И бросил ему кошель. Тот описал в воздухе кривую, и Беппо поймал его обеими руками, как мяч.
— А теперь — скорей! — скомандовал Ян Матею и, повернув коня, поскакал в ночном сумраке вдоль ограды, делая большой крюк, к хате Антонио.
Тот уже спал.
— Вставай, старина! — стал будить его Ян. — Твои гости хотят с тобой проститься. Нам надо сию же минуту ехать. Дорогу я знаю, и ночь лунная. Я должен тебе за угощение. Матей, дан мне три гроша. У меня больше нет денег!
Матей с мрачным видом подал своему хозяину три серебряные монеты.
— Вот возьми, Антонио, за свой сыр и за ночлег. Когда придут Паола и Беппо, — ручаюсь, что нынче они в первый раз придут вместе, — не пугайся! Беппо — самый богатый человек в Северной Италии — начиная от Тренто. Ты купишь дом, конюшню, хлева и скотину. Все, что нужно для Паолы и Беппо. Поможешь им своими советами, старина! И найдешь хорошее место, где до них не доберется ничья месть. Далеко от этой долины. Пусть про них забудут. Про них и про тебя. Тебе будет трудно внизу, среди людей. Но хочешь иметь внука, перебирайся отсюда! И назови его Яном… В честь одного рыцаря, который теперь не знает, смеяться ему или плакать. И в память двух других Янов[75], бόльших, чем мы, — там, за горами.
Матей Брадырж хмурился, но не посмел ничего сказать. Во всяком случае, при постороннем. Но Ян уже снова сидел на коне. Кивнув Антонио, который ничего из сказанного не понял, и дав коню шпоры, исчез в полусумраке светлой ночи. Матей медленно двинулся на ним… Палечек подождал Матея в самом низу долины.
— Ты недоволен, Брадырж? А мне так весело!
— Зря, сударь, спустили все до последней монетки!
— Ты прав, Матей. У меня нету ни гроша. Голой мышкой прошмыгну в итальянскую землю.
— И не грех вам, сударь?
— Я отдаю божье богу, Матей!
— Не понимаю, сударь!
— Бог — любовь! — торжественно сказал Ян и тут же состроил рассерженному Матею веселую гримасу. В лунном свете блеснули его ослепительно белые зубы.
XVIII
Трентской епископской областью владел князь-епископ Марцелл. А Марцеллом владела его дочь Маргерита.
Путешествуя по Италии, рыцарь Ян Палечек перестал изумляться. Столько непонятных вещей приходилось ему видеть и слышать! Поэтому он нисколько не удивился, когда по дорого в Тренто на каждом шагу слышал, что это город древний, красивый и богатый, что он соблазнительно раскинулся среди гор, словно красавица в подушках, что происхождения он древнеримского и многие башни хранят там память об этрусских правителях и цезарях. Что река Адидже в этих местах — быстрая, как молния, и голубая, как небо в яркий солнечный день, но городом этим владеет распутница, которая к тому же епископская дочь.
Помимо этого, за епископом Марцеллом ничего плохого не числилось. Всякий раз, как Ян упоминал о рекомендательном письме, которое он должен вручить князю, епископу трентскому, собеседник вздыхал. Епископ Марцелл славился своей набожностью, щедростью и замечательной кухней. Но к этому каждый тотчас добавлял, что у доброго епископа есть дочь и что эта дочь, которую зовут Маргеритой, несмотря на свое имя, отнюдь не жемчужина добродетели. Старик, который видит в ней воплощение своего позднего блаженства, безраздельно в ее власти и, угождая каждому ее желанию, превратил свой святой дом в гнездо разврата.
75
Имеются в виду Ян Гус и Ян Жижка.