Страница 14 из 103
Пани Кунгута удивилась, как это пан Олдржих заранее все так обдумал. И ответила ему просто, что согласна на отъезд Яна и его поступление в прахатицкую школу, но насчет брака хочет подумать; однако в этом для пана Олдржиха нет никакой обиды, так как она долгие годы глубоко его уважает и предложение его ей, конечно, приятно. Пан Олдржих опять вспомнил о своем рыцарском воспитании и, выслушав это, поцеловал пани Кунгуте руку.
Когда Ян снова сидел на коне и Матоуш Куба рядом с ним сдерживал свою кобылку, когда пани Кунгута была опять в повозке и пан Олдржих обменивался с ней прощальным рукопожатием, Ян еще раз кивнул Бланке, которая на этот раз не сидела на дереве, и сказал:
— Теперь ты приезжай к нам… Я буду думать о тебе. А ты?
И Бланка только открыла свои сладкие очи и сказала ими: «Да».
Сын кузнеца Мартин опять весело затрубил, и дорога показалась всем короткой, так как дул свежий западный ветерок, приносивший с гор аромат живицы. Только Ян никогда еще не ездил с таким тяжелым сердцем, как на этот раз. Ему не хотелось возвращаться домой. Но это можно только взрослым мужчинам, которые — будь они бродяги, воины или разбойники — находят и создают себе дом всюду, где им понравится.
В ближайшие недели обе семьи обменялись еще двумя посещениями. Бланка с Яном дали друг другу обещание не забывать один другого, даже если вовсе не придется увидеться, потому что невыразимо радостно даже просто думать друг о друге, не имея в голове иного помысла. Ян еще не говорил Бланке, что придет время — он сделает ее хозяйкой Стража, но Бланка чувствовала, что он хочет это сказать, и потому он был ей особенно мил, когда, стоя возле нее на окружающей Страж стене, показывал своей красивой рукой на раменье и горы вдали, как бы желая всю эту красоту подарить ей.
Когда пани Кунгута и пан Олдржих, находясь в Страже, в присутствии капеллана Йошта объявили обоим мальчикам, что те поедут учиться в Прахатице, обрадовался не только Боржек, но и Ян. Мужчинами владеет дух приключений, их с юности влечет в широкий мир. Только немного погодя у него защемило сердце, когда он вспомнил, что придется оставить Бланку. Но он надеялся, что тоска только усилит их любовь. Что сам он будет тосковать, это он знал. А относительно Бланчи был уверен…
И вот в начале сентября из Стража пустились в путь три всадника. На деревьях уже показались первые желтые листья, над лугами плавала осенняя паутина, а накануне знахарка принесла с гор голубую горечавку. Все трое всадников — Ян, Боржек и слуга их Матоуш Куба — были вооружены. При прощанье Матоуш Куба широко улыбался, пани Кунгута утирала невысыхающие слезы, капеллан Йошт благословлял отъезжающих, складывая персты и римским и чашницким способом, челядь провожала их за гумна, а на шапке у Яна сидел нахохлившийся старый воробей, которому Ян каким-то своим способом приказал, чтобы тот проводил его до перекрестка.
Ян еще раз оглянулся на родной замок, потом устремил свой взгляд к югу, где из-за холма в поле выглядывали домажлицкие башни. Дав коню шпоры, он поскакал к лесу. За ним — Боржек. И последним — Матоуш Куба. В полдень остановились у пана Менгарта в Герштыне, а ночевали на хорошем постоялом дворе в местечке Яновице на реке Углаве, сбегающей сюда большими прыжками с гор.
Оставив в стороне крепости и башни Клатовых, путешественники поехали мирным краем зеленых рощ — к Велгартицам, где когда-то бывал король Карл у своего друга Бушека, в усадьбе, которую впоследствии, за пятнадцать лет до описываемых событий, сожгли.
Порядочную гостиницу нашли они в городе Сушице, не пострадавшем, как это ни странно, от войн. Жители были на стороне Яна Жижки и таборитов. Неподалеку отсюда Жижка в сраженье за местечко Раби потерял одни глаз[44]. И эту белую сверкающую твердыню, подобную зубцу, торчащему из бесплодной скалы, видели всадники на горизонте.
Тут Матоуш Куба подоспел с сообщением, что по всему здешнему краю до самой границы горные хребты под верхней корой полны серебра и золота, всюду вокруг — рудники, и каждому городу и местечку предоставлено особое право вести разработку. Но теперь все это заброшено, рудники затоплены, и бог ведает, когда рудокопы спустятся опять под землю за новыми кладами.
Они ехали по стране уже третий день, и на каждом шагу видны были следы войны. Там рухнувшая церковь, тут сгоревшая крыша покинутого монастыря, здесь пробитые и разломанные стены, там спаленная деревня и полуразрушенная крепость. И люди тоже были отмечены войной. У всех голодные и недоверчивые лица, лихорадочно горящие глаза и лохмотья вместо одежды.
Миновав город Кашперские горы, носивший также название Золотых гор из-за великого множества золота, находящегося тут под землей, подивившись на Кашперогорскую площадь, как бы двухэтажную и круто спускающуюся к долине, они при выезде из городских ворот были предупреждены о том, что в лесах по Выдре бродят разбойники и подстерегают путников.
В самом деле, не проехали они и двух часов, напевая и радуясь солнечному дню, как из чащи вышли двое, каждый с дубиной в руке, с остатками бывшей воинской одежды на плечах, косматые и лицом бурые, как глина. Подошли тихо, но тем громче стали орать и сквернословить, когда три всадника их увидели. Рев бродяг разбудил бы мертвого. Так что и Боржек и Матоуш Куба, который должен был бы защищать юнцов, оробели. Только Ян не испугался, так как умел читать у людей в глазах, и заметил, что оба разбойника боятся ихних сабелек и от этого так зычно кричат.
— Подавай мошны, или живыми с места не сойти! — рычали разбойники, размахивая дубинками.
Матоуш спохватился и обнажил саблю. То же сделал и Боржек. Но Ян не дотронулся до оружия, а только махнул рукой. В этом жесте, с помощью которого он приручал зверей и птиц, была великая сила. Оба разбойника уставились на паренька, раскрывши рты под рыжими усами.
— Напрасно хлопочете, братцы! — промолвил Ян. — Думаете, у нас золото? Как же ему у нас быть, если тот, кто послал нас учиться, отдал его купцу в Клатовых, чтоб он купил товар у того прахатицкого купца, который будет нас одевать и кормить? Хотите по пяти грошей на брата — дадим.
Но разбойники продолжали реветь:
— Деньги или жизнь!
— Не кричите так громко, — продолжал Ян. — За нами идет целая толпа вооруженных из города Вимперка, которые вчера утром поехали в лес охотиться. Таких медведей, как вы, тут много бродит. Поэтому слушайте, что я говорю.
— Нечего языком трепать! Деньги подавай, мы жрать хотим! Тебе, безбородый, хорошо балясы точить, когда брюхо полно!
— Нынче же вечером вы тоже сможете стать безбородыми, коль послушаетесь меня, — ответил Ян. — Пойдемте с нами в Вимперк, мы устроим вас в городскую стражу. Ведь вы из военных отрядов и бродите в лесах оттого, что потеряли военачальника, который вас кормил. В сраженьях бились?
— Как же не биться, щенок любопытный? Тебя еще на свете не было, мы цепами башки крыжакам разбивали. Били у Тахова возле Усти[45] и у Домажлиц, в Венгрию ходили…[46] Вот это житье было… А нынче — что?
— Военачальник ваш убит, вот в чем горе. Но нельзя же вам бродить по лесам! Даю вам рыцарское слово, что вас простят, коли вы мирно с нами пойдете. Но прежде мы вас накормим.
Ян приказал Матоушу достать из седельной сумки хлеб, сало и наделил этим обоих разбойников. Пока они ели, Ян с Боржеком спешились, и Ян промолвил:
— Но так как разбойникам можно верить, только когда они в наручниках, приказываю, чтоб вы дали себя связать.
Разбойники, теперь уже сытые, засмеялись и протянули руки, думая, что он шутит. Но Ян обмотал обоим запястья конской уздой. То же самое сделал и Боржек. Опомнившись и увидев, что это не игра, а настоящий плен, те начали рваться и метаться. Но Ян, уже севший на коня, вытянул их плетью по спине и скомандовал:
44
Имеется в виду осада Жижкой г. Раби в июле 1421 г., во время которой гуситский полководец лишился второго глаза.
45
У г. Тахов дважды, в октябре 1422 и в августе 1427 г., крестоносцы были разбиты наголову объединенными силами таборитов и чашников; столь же крупное поражение потерпели они под г. Усти в июне 1426 г.
46
Имеются в виду неоднократные походы таборитских войск в Словакию, считавшуюся тогда землей венгерской короны, в конце 20 — начале 30-х гг. XV столетия.