Наш человек в Мьянме

Наличие формы в Мьянме – показатель того, что ты «при делах». Именно поэтому так распространен порядок, когда мелкие служащие и сотрудники фирмы разгуливают по улицам не только в офисной или служебной униформе, но и с биркой на груди или бейджиком на шее. Весь Янгон должен видеть, что это – достойный человек, раз у него есть работа в офисе. Хотя многие компании развозят своих сотрудников на нанимаемых специально для этого грузовичках с сиденьями в кузове, которые, как ни странно, именуются «ферри», хотя и ездят посуху, многие добираются домой при всем параде на автобусах – в униформе, с биркой на груди и с неизменным блестящим ланч-боксом в руке.

Интересно, что свою форму имеют все мьянманские министерства, причем форма введена с учетом функционала. Например, в Министерстве торговли форма – темно-синие брюки и голубые рубашки. Этому министерству сам Бог велел быть на передовой линии общения с иностранцами, поэтому сотрудников обрядили в штаны. А в большинстве других министерств, кроме силовых и военизированных, служащие щеголяют в юбках и традиционных мьянманских рубашках и курточках с глухим воротом. Представить себе человека, одетого не по форме, среди сотрудников министерства довольно сложно. У многих на всякий случай на работе находится чистый комплект. Больше того, начальники повыше могут себе позволить даже стирать форменную одежду на работе. Я неоднократно видел, как в кабинетах генеральных директоров, то есть третьих-четвертых лиц в министерствах, на веревках или на вешалках сохнут их рубашки и юбки.

Так что если в Мьянме ты чего-то стоишь, ты должен быть облачен в форму. Мьянманцы довольно четко чувствуют, кто ты, – солидный госчиновник в юбке и традиционной рубашке или официант караоке-клуба, одетый пародийно по-европейски – в черные синтетические брюки, белую рубашку и галстук-бабочку. Правда, солидные чиновники домой ездят на машинах, поэтому их наряд простые люди могут видеть только по телевизору или через окна персональных лимузинов.

Известно, что буддистским монахам в их бордовом одеянии всегда полагаются особые почести. Например, когда они заходят в транспорт, они проходят вперед по салону, и им уступают там места, хотя в последнее время пассажиры на лавках сначала несколько секунд выжидают и смотрят, не уступит ли им место кто-нибудь другой, сидящий рядом. При этом уступают место не конкретному человеку, ушедшему в монахи, – уступают место именно монаху, то есть, не человеку, а функции.

Один мой знакомый рассказывал о своем однокласснике, который, мягко говоря, не пользовался авторитетом, поэтому мало кто проходил мимо, не толкнув его или не сказав что-то обидное. А во время Тинджана мой друг ехал в автобусе, и в салон зашел этот одноклассник – наголо побритый, в монашеском одеянии. И мой друг послушно уступил ему место. Нужно ли говорить, что после того, как срок пребывания в монахах у одноклассника закончился, и он вернулся в школу, все точно так же продолжали его толкать и обзывать, как и раньше.

Этот пример довольно хорошо показывает разницу европейского и азиатского мировосприятия. Европеец видит в человеке прежде всего личность и индивидуальность. Мьяманец же воспринимает его прежде всего как часть окружающего мира, как унифицированную функцию в этом мире. Поэтому одежда человека должна четко соответствовать этой функции, чтобы дать правильный ответ на вопрос «кто?».

Еще один пример такого же рода. К одному моему знакомому во двор периодически заходил полицейский, иногда – в форме, а иногда, в свободное от службы время, – в гражданской одежде. Так вот, каждый раз его воспринимали по-разному. Когда он приходил в форме, все старались держаться от него подальше, а хозяин дворовой чайной лебезил перед ним, заваривая свежий чай. А когда он приходил в гражданской одежде, такого внимания уже не было, и все вокруг него продолжали себя свободно вести. А хозяин чайной относился к нему хоть и с уважением, но уже без фанатизма.

Самое интересное, что и у него самого, похоже, было абсолютно разное мироощущение в форме и без нее. Когда он заходил в форме, он проходил по двору, высматривая цепким взглядом все, что может заинтересовать полицейского. У многих рождалось ощущение, что вот сейчас он найдет лично их касающийся непорядок, и им будет плохо. Когда же он заходил в этот двор без формы, чтобы проведать живших там родственников, тут же выскакивали дворовые ребята и несли ему гитару: он великолепно играл, а главное – мог доходчиво показать несколько аккордов и научить их брать.

Если бы гитаристам в Мьянме тоже полагалась форма, вполне возможно, что, не переодевшись в эту форму, он вряд ли смог бы сыграть на гитаре даже самую простую мелодию.

Танакха

Иностранцы очень любят удивляться мьянманской моде: мужчины тут ходят в юбках, а женщины мажут лицо слоем какого-то порошка. И если по поводу юбки они быстро разбираются, что к чему, то измазанные женские физиономии долго не дают им покоя. «Почему мьянманские женщины такие ржавые?» – вот для них основной вопрос философии.

То, чем мьянманская женщина покрывает лицо, называется «танакха». Добывается она из коры одноименного дерева (латинское название – Limonia Acidissim). Растет это дерево в центральной Мьянме. Особенно знаменит своей танакхой район Швебо, расположенный в 115 километрах к северу от Мандалая. Дерево растет медленно, и нужно несколько лет, чтобы толщина ствола составила один дюйм. После этого дерево рубится, ствол пилится на отрезки, и танакха готова к продаже.

Танакха неотделима от мьянманской истории. Сохранились свидетельства, что одна из королев, жившая на территории Мьянмы две тысячи лет назад, была «любительницей танакхи». Когда в 1930 году в результате землетрясения была разрушена пагода Швемадо, в развалинах нашли характерный круглый камень, принадлежащий принцессе Разадатукалья, на котором она растирала танакху. Этот камень впоследствии занял свое место среди реликвий пагоды.

Танакха считается лечебным средством. Ее листья помогают приводить в чувство больных эпилепсией, а сама паста танакхи лечит прыщи и угри. Танакха – отличное средство для защиты кожи от солнца. Кроме того, она используется как ароматизатор, применяемый в качестве отдушки для белья или добавляемый в лак для покрытия внутренней поверхности шкатулок. Исследовавшие танакху косметологи говорят о ее уникальных природных свойствах и исключительной пользе для кожи.

Обрубки стволов дерева танакхи длиной 10–20 сантиметров продаются как у уличных торговцев, так и в косметических магазинах: тут стволы танакхи предложат в небольшой связке, перевязанной красивой ленточкой, или в уже растертом и упакованном виде. Диаметр таких стволов обычно составляет от 1 до 2 дюймов. Покупатели выбирают танакху на глазок – смотрят на срез, чтобы кора была толстая, и на аромат – плюнув на палец, трут кору, а потом нюхают.

Готовится танакха очень просто. У мьянманок есть специальные темные шершавые камни закругленной формы, которые испокон веков использовались для изготовления пасты. Эти камни кладут на пару минут в теплую воду, и в такую же воду кладут обрубки стволов танакхи. Потом ствол плашмя корой трут о камень. Из растертой коры получается желтовато-белая паста, которую и наносят на лицо мьянманские модницы. Эта паста приятно холодит кожу, а потом, когда подсыхает, не стягивает ее. Но главное в танакхе – это, конечно, ее неповторимый терпкий аромат, который кажется прохладным даже в самую жаркую погоду.

В магазинах продается крем для лица с танакхой, туалетная вода с запахом танакхи. В аптеках можно найти сделанные из танакхи лечебные мази для чистки и дезинфекции кожи. Есть даже мыло, в которое добавлена танакха, так что аромат танакхи сопровождает мьянманку практически при всех косметических процедурах.

Одно время казалось, что по крайней мере в городах танакха постепенно вытесняется фабричными косметическими средствами. А потом вдруг мода на приготовленную вручную танакху вернулась. В Мьянме довольно активно обсуждали причину этого возвращения. Аргумент, что она значительно дешевле промышленных кремов, конечно, имеет право на существование, но, на мой взгляд, дело не совсем в этом. Танакха – это не просто бездушный крем в баночке, а гораздо больше. Рискну сказать, что танакха для мьянманки – одушевленный предмет, настолько он неразрывно связан со всей ее жизнью, с золотыми детскими годами, первой любовью, радостью материнства.