Страница 63 из 68
— Похоже, здесь мы ничего не найдём, — вздохнул я, оглядываясь.
— А… то, что здесь такой странный свет, это нормально? — уточнил Генрих.
— Не просто «нормально», а очень хороший знак. Значит, боги в хорошем настроении и, более того, любят это место. То есть, они, видимо, не в курсе происходящих тут неприятностей.
— А сказать им об этом никак не получится? — хмыкнул доманец.
— Ну, попробовать‑то, конечно, можно, — с сомнением протянул я. — Но давай сначала попробуем разобраться самостоятельно. Хотя я, честно говоря, даже не представляю, с чего теперь начинать.
Мы некоторое время постояли, слушая царящую вокруг мирную тишину. Неподвижное безмолвие идолов нарушали только несколько нахохлившихся ворон, традиционно жмущихся к Чернуху. Трое пернатых сидели даже на самом идоле.
— Знаешь, Илан, кажется, я идиот, — вздохнул вдруг мой спутник. — Я знаю, с чего нам нужно начать.
— Это ведь хорошо. Почему тогда идиот? — я хмыкнул.
— Потому что сразу надо было об этом подумать, а я вот только что вспомнил. Тут недалеко от деревни курган есть старый, местные его стороной обходят.
— Курган? — заинтересовался я. — И что в нём?
— Слушай, я, конечно, некромант, и в вопросах трупов не щепетилен. Но, чтобы тревожить древние могилы, нужно быть полным отморозком. Туда обычно всякие недалёкие личности за наживой лезут, а умные люди за милю обходят. Во — первых, ничего интересного некроманту там уже нет — одни лишь истлевшие кости, не представляющие практической ценности. А, во — вторых, эти самые кости обычно такими проклятиями защищены, что потом своих не соберёшь. Ну и, в — третьих, иногда предыдущий хозяин этих костей не может их покинуть, а встреча с очень злым и голодным неупокоенным духом — тоже, прямо скажем, развлечение на любителя.
— И ты к нему даже не подходил? — опешил я.
— Ну, почему же. Я всё‑таки учёный, я любопытный. Облазил вдоль и поперёк, внутрь только не полез. Снаружи всё тихо и пристойно, но — сам знаешь, даже очень гнилой плод может выглядеть привлекательно. Но захоронение явно очень старое, навскидку — свыше двух тысяч лет.
Я удивлённо присвистнул.
— Вот это да. Интересно, интересно… Ну, веди, что мы стоим? — я вздохнул, предчувствуя серьёзные неприятности. Ничего хорошего от древнего кургана в свете происходящего ожидать не приходилось.
— Пойдём, тут недалеко. Хотя, конечно, опять в болото, — он поморщился.
— Ничего, переживём. А что местные про курган говорят?
— Да ничего они не говорят, — Генрих пожал плечами. — Оно и понятно; никаких конкретных легенд, связанных с этой могилой, за давностью лет не осталось. Только привычка, что место нехорошее, и надо его стороной обходить. Мне вот что ещё непонятно с этой деревней; столько лет они живут настолько замкнуто, народу всего ничего, и до сих пор никаких признаков вырождения — нормальные здоровые люди, несмотря на то, что все друг другу близкая родня.
— У меня только одно объяснение.
— Помощь богов? — догадался Фельдштейн. — В общем‑то, да, я других вариантов тоже не вижу.
Курган действительно оказался неподалёку. Небольшой пологий холм, эдакий прыщ на теле болотистой топи, заросший густым корявым березняком. На первый взгляд в окрестностях всё было спокойно; никаких тревожных или неприятных ощущений это место у меня не вызывало. Обычное земляное возвышение, не слишком примечательное.
— Вот так он и выглядит, — широко развёл руками мой спутник. — С тех пор, как я тут обитаю, ничего не изменилось. Да и, подозреваю, задолго до того тоже мало что менялось. В общем‑то, не будь я некромантом, и не предположил бы даже, что это могила.
— А ты не можешь определить, кто именно там похоронен? Или, хотя бы, сколько их?
— Точно не массовое захоронение, — тряхнул головой он и зашагал к подошве холма. — Может быть, один. Может, двое или трое человек, но вряд ли больше.
— В общем, похоже на обычный курган. Может, правда не в нём дело? — я вздохнул. Мы принялись подниматься.
— Но посмотреть стоит, — завершил мою мысль Генрих. — Ну, вот, собственно, макушка. Я тут от нечего делать замерял, так аккурат возле того булыжника центр холма. Он небольшой.
— Вот этого булыжника? — я опустился на корточки возле здоровенного валуна, крепко вросшего в мох. Снега на кургане, как и на всём болоте, было немного.
— Ну да, он тут один. И не лень его только на курган было затаскивать… У вас не было принято такие вот могильные камни класть?
— Я, вообще, не историк, — я пожал плечами, стряхивая рукавицей снег и из любопытства отдирая внушительный клок спрятанного под ним мха. Форма камня показалась чересчур правильной — боги знают, может, там какие‑нибудь следы обработки найдутся. — Ни о чём таком не слышал, но это ничего не значит. Слушай, а тут, похоже, надпись какая‑то! — я присвистнул. — Ну‑ка, помогай!
В четыре руки мы освободили истёртую временем, но явно когда‑то выровненную грань камня. Надпись явно была, но сейчас от неё мало что осталось. Опять же, написано было на древнеросском, а я на нём при нормальном‑то состоянии записи понимаю через слово.
— М — да, толку мало, — вздохнул я, разглядывая полустёртые символы.
— Ты не можешь прочитать? — грустно уточнил Генрих.
— Отдельные буквы только понимаю, — я виновато пожал плечами. — Во! Вот это слово знаю. «Здесь».
— Ну, по крайней мере, это явно эпитафия, — хмыкнул лич. — Непонятно только, кто тут лежит‑то?
Я пожал плечами, вглядываясь в искрошившиеся выдолбленные в камне чёрточки. Взгляд то тут, то там выхватывал отдельные буквы, но собрать их в слова не представлялось возможным. А потом я понял ещё одно слово в середине текста, и решил, что у меня галлюцинации.
— Знаешь, Генрих, — медленно проговорил я, стягивая рукавицу и проводя пальцами по шершавым канавкам. Больше чтобы удостовериться в их реальности, нежели понять смысл. — Кажется, у меня есть предположение, кто здесь похоронен. И мне страшно, — я снизу вверх посмотрел на стоящего рядом доманца. Он растерянно нахмурился.
— То есть? Если обермастер — огневик говорит, что ему страшно, я склонен побыстрее дать дёру. Но ты не выглядишь напуганным.
— Я просто поверить не могу, — я пожал плечами, отряхнул руки и поднялся. — Среди сказаний о богах можно найти упоминания о Каюше. Это бог, младший брат Роса, старшего бога. Давным — давно, когда на земле жили боги, а люди только — только появились, Каюш, дерзкий и самолюбивый, пошёл против брата, сам желая быть главным над богами. Не хватило ума и силы, Каюш был повержен.
— Здесь лежит… бог? — вытаращился на меня Фельдштейн.
— Я очень надеюсь, что нет. Но тут упоминается его имя. Учитывая, что проклятого бога не поминают даже в самых злых ругательствах, затрудняюсь предположить, кем был этот покойник, если на его кургане оставили эти надписи. Если это и не бог, как я сгоряча предположил, его явно очень не любили те, кто насыпал курган.
— Ну, я бы тоже не был доволен, если бы меня заставили такую махину насыпать, — рассмеялся Генрих. — Тем более, в болоте! Хотя, может, и не было тут тогда никакого болота?
— Ты немного не понял масштабов нелюбви к похороненному здесь, — я вздохнул. — Каюш это… Всё равно что ваш Абада для вас, крестопоклонников. Даже хуже. Потому что, насколько я помню, ваше зло искушает, но не имеет власти над сильными добрыми душами, способными противостоять искушениям. То есть, Абада — это такое своеобразное пугало для грешников. Мол, будете вести себя плохо, попадёте к нему и будете страдать. Каюш же — зло в чистом виде. Праведник ты, оголтелый убийца — нет разницы. Он — не испытание воли и веры, а злой рок, спасти от которого может только случай. Заметит Рос, вмешается — повезло. Не вмешается — увы.
— Вот так история, — присвистнул доманец. — Может, потому надо мной это место и власти не имело, что я другой веры?
— Скорее всего. Ладно, пойдём пока отсюда, нечего нам тут делать. И так‑то не было желания в эту могилу лезть, а теперь хочется оказаться от неё как можно дальше.