После войны

Десяток лет назад, когда я только начинал свою службу после окончания ГУБМ, к некромантам я относился вполне спокойно; у нас была целая кафедра, занимавшаяся этим разделом магии. Вроде, нормальные ребята. А сейчас, после войны, которую мы, хвала богам, выиграли, пусть и с огромными потерями, едва ли найдётся во всей стране человек, относящийся к ним с симпатией. Так что моим коллегам с Мёртвой кафедры не позавидуешь. Если уж даже я инстинктивно испытываю отвращение при упоминании одного только названия этого направления!

Наверное, просто не надо пускать некросов к власти. Власть развращает; и если большинство других магов и обычных людей, дорвавшись до нее, могут удариться во всяческие излишества и удовлетворение собственных маленьких жадных желаний, то некроманты жаждут лишь одного — ещё большей власти. Видимо, иллюзия владычества над смертью окончательно сносит им мозги. А уж когда некросы захватили власть в целом государстве…

Уже тогда находились умные люди, которые предсказывали большие проблемы в связи с подобной сменой власти в Домании. Даже начали предприниматься меры по борьбе: велась разведка, теоретики глаз не смыкали. Только, видимо, недостаточно старались.

С некромантами, способными поднять всех мёртвых солдат в виде нежити, очень трудно бороться. Хорошо действует магия огня, неплохо — магия воды, чуть хуже земля, а от воздуха, как правило, толку мало. А убить опытного некроманта и вовсе дело трудное. С тем же Черепом, одним из доманских генералов, еле справились. Его раз восемь убивали, а уж сколько провалившихся покушений было — не сосчитать! Только нежить она и есть нежить, а если настолько высокого уровня — вовсе страшно.

Но самое страшное не бои. Самое страшное — видеть следы войны, следы деятельности этих тварей, которых людьми‑то назвать язык не поворачивается. Истощённую землю, мёртвые деревни; некросы почти не брали живых пленных. Зачем, если убитого потенциального врага можно поднять в виде своего же солдата? А ещё — самопроизвольное поднятие нежити поблизости от мест крупных боёв, затаившиеся потерявшие хозяев не — мёртвые… Даже не хочется думать, сколько лет мы будем выколупывать из лесов и болот всех этих тварей!

По этой причине и вышел приказ за номером 217 «О возвращении боевых офицеров». По которому не демобилизовавшимся офицерам полагается год отпуска — при условии, что добираться домой они будут на попутках и своим ходом, по примерно заданному маршруту. Чтобы хоть немного проредить поголовье оставшихся от войны тварей; всё потом легче будет. А то когда ещё связь опять наладится со всеми деревеньками и сёлами, чтобы можно было оперативно реагировать!

С этими мрачными мыслями я дошёл до места преступления. И обомлел.

Мать честная!

— И что, все остальные тела были найдены подобным образом? — я, медленно зверея, мрачно воззрился на сопровождающего меня призрака. Тот почуял неладное, но верно определить источник опасности не смог, поэтому начал говорить по существу, сверля меня настороженным взглядом.

— Ну да, товарищ офицер. Истинный крест — так! Ну, кроме первых трёх, зверушек да бабки Нюхи… А что случилось?

— Что случилось?! — рявкнул я. — Да тебя за такой доклад обстановки расстрелять надо! С последующим принудительным развоплощением! Ты вообще, часом, не вредитель, мил человек? — от злости я не кричал, а издавал хриплое шипение. Бедный призрак шарахнулся, испуганно сжался и мелко — мелко тряс головой. Мысленно досчитав до пяти, я решил отпустить перепуганного мужика, пока он меня до греха не довёл. — Пшёл вон! — сквозь зубы процедил я, и призрак с радостью ретировался, от волнения срезав путь сквозь забор.

Ох уж эти мне гражданские! Я всё понимаю, да, человек невоенный, без образования. Да, он не должен замечать обрывки ауры и следы заклинаний, не должен знать специфическую терминологию и уметь отличать упыря от вампира. Но, мать вашу, как можно, имея в наличии глаза, вот это назвать «нет следов»?!

Кровь была везде. На траве, на стенах дома, на заборе… Мелкие брызги и капли, местами сложившиеся уже в потёки, среди которых угадывались вполне чёткие очертания букв сакрического алфавита. Выбеленный и совершенно чистый скелет лежал посередине, ничком, раскинув руки и ноги в символе косого креста.

Я ещё раз непечатно выругался и приступил к осмотру.

— Как интересно, — через пару минут раздалось из тени под забором. — Признайся, ты ведь сперва подумал, что это какие‑то лесные твари шалят, а?

— С таким объяснением? Удивительно, что я не предположил массового самоубийства, — мрачно пробормотал я. — Наверное, от этого меня предостерегла смерть козлёнка.

— Да ладно, не горячись, — он хихикнул. — Он же мёртвый, да ещё и гражданский. Какие‑нибудь идеи есть?

— Есть, — я вздохнул, присаживаясь на корточки рядом со скелетом и внимательно его разглядывая. И уже сердясь на себя за то, что нарычал на призрака. Тень прав, какой с него спрос! — Но они мне не нравятся.

— Ещё бы нравилось! Семь трупов с перерывом на зиму, да ещё шесть из них ритуальные!

— Ага. Только сожрал он их отнюдь не ритуально, — задумчиво откликнулся я и выпрямился. — Но надо же было ляпнуть — «нет следов»! — успокоиться толком всё никак не получалось. — А что, по его мнению, означает присутствие следов? И после этого меня называют солдафоном. Вот как с ними по — другому?

— Он по — своему логичен. Отпечатков обуви или лап действительно нет, — хмыкнул Тень, улучив момент и перебравшись уже ко мне под сапог. — Оставь его в покое, лучше скажи, что ты придумал?

Мне часто кажется, что единственный мотив, удерживающий это существо в моей компании, любопытство. Любопытен он порой до крайности, и ведётся на простейшие шутки, как ребёнок. А если долго не рассказывать ему чего‑то, что он пытается узнать, становится нетерпелив, капризен и очень суетлив. Хотя причинить мне в отместку вред не пытался ещё ни разу, если он вообще такое умеет. Но что‑то подсказывает мне, при желании это существо может очень многое, хотя за время нашего знакомства максимум, что он делал, помимо болтовни и брожения из тени в Тень, так это разведка. И то, если ему самому любопытно. Но в подобных случаях он просто незаменим: засечь в тени Тень не способна никакая магия.

— Если бы я был азартным человеком, я был бы готов поставить своё жалованье на то, что это псарня. Я понимаю, название незнакомое, но ты же знаешь, я не буду сейчас тратить время на получасовую лекцию. Если это действительно оно, вдоволь налюбуешься, надоест ещё.

— Утешь меня и скажи, что ты справишься.

— Если это действительно псарня, я бы лучше вызвал подмогу. Но откуда её возьмёшь в это время в этой глуши? — я вздохнул. — Тем более, медлить не стоит. Сейчас допросим горе — осведомителя, и окончательно определимся с диагнозом.

Я вышел из двора на улицу, несколько секунд постоял в задумчивости. Потом махнул рукой и достал папиросу. Помял в пальцах, прикурил.

Даже учитывая, что медлить не стоило, спешить мне тоже не хотелось. И так устал как… собака. А тут ещё — никак в порядке компенсации за испорченный сон! — впервые за столько времени показывают голубое небо.

Наша планета — она живая. Сколько об этом говорят, сколько об этом поют, но почему‑то до многих упорно не доходит. И земля наша — живая. Самые лучшие в мире края… Наверное, потому, что Родина.

Миф, что некроманты и вся нежить поголовно боятся солнца. Примерно треть — просто не любит, а боятся и вовсе единицы. Но почти вся нежить не любит холода и влажности: почему‑то именно при такой погоде им труднее всего функционировать, нарушаются какие‑то связи в поддерживающих заклинаниях. И я вот так сходу не вспомню за всю войну ни одного солнечного тёплого дня на фронте. Наверное, сама земля испытывала отвращение к не — живым тварям, помогая по мере сил.

А ещё я очень хотел бы посмотреть на лица проклятых некросов, когда они увидели, что эта земля не так‑то просто отпускает покойников, и на их призывы откликаются хорошо если каждый третий! Да и люди, намеренно убитые, поднимались далеко не всегда. Мы и сами такие истории первое время принимали за байки и сказки, пока не были получены письменные свидетельства — переписка и доклады доманских офицеров.