Страница 15 из 42
Любезный братец, мол, хворать не дело
Такому молодцу - и дланью белой
Погладила плечо и жаркий лоб:
Не разыгрался ль пуще в нем озноб?
И молвила прекрасная царица:
"Поддержки нашей просит, милый брат,
Крессида, беззащитная вдовица,
С которой дурно обойтись хотят.
Не правда ль, ты помочь ей будешь рад?
Пандар, твой друг и родич ей по крови,
Изложит дело; он уж наготове".
Пандар откашлялся и повторил
Все без запинки с самого начала.
И выслушав его, вскричал Троил:
"О, только б мне скорее полегчало!
Клянусь, Пандар, во что бы то ни стало
Взять под защиту сродницу твою:
Уж я за честь бедняжки постою!"
"Нельзя ли ей, - спросил Пандар смиренно, -
Коль прочие не видят в том вреда,
Зайти к тебе проститься?" - "Непременно!
Ступай и пригласи ее сюда,
Притом со всей учтивостью... Ах да,
Мне с Деифобом и с тобой, сестрица,
Потребно кой о чем договориться".
И, поискав, Троил извлек на свет
Письмо их брата, Гектора, в котором
Царевича просил он дать совет:
Как поступить со смертным приговором
Над пойманным предателем иль вором;
В чем затрудненье было там - Бог весть,
Троил же дал посланье им прочесть.
При этом их просил он с важным видом
Подумать об ответе. Над письмом
Склонившись, тут Елена с Приамидом
Неторопливо в сад сошли вдвоем
И битый час в беседке над ручьем
Читали, спорили и рассуждали.
Оставим их: спешить нам нужно дале.
Воротимся к Пандару: тот как раз
Остановился посреди гостиной.
"Дитя мое, Крессида, в добрый час! -
Воскликнул он с торжественною миной, -
Нас призывают оба господина:
Троил и Деифоб, Елена то ж, -
Идем же к ним скорей! Чего ты ждешь?
Вставай, возьми с собою Антигону
Иль Тарбу, - впрочем, лучше не бери:
Чем меньше нас, тем меньше в том урону
Для страждущего принца. Да смотри,
Как должно, всех троих благодари
И зря не мешкай там: Троил недужен,
Ему теперь покой и отдых нужен".
Обмана не почуяла вдова:
Поднявшись, руку протянула дяде
И с ним пошла доверчиво, сперва
Расправив складки на своем наряде.
Все остальным сказал он: "Бога ради,
Играйте иль болтайте, что на ум
Взбредет, - не подымайте только шум!
Там, в спальне, государственное дело
Решается! - и, выйдя из дверей,
Крессиде прошептал: - Ступай же смело,
Племянница, и будь к нему добрей:
Несчастный гибнет по вине твоей!
Во имя неба и всего святого -
Помилосердствуй! Не гляди сурово.
Припомни, кто таков он, черт возьми!
Подумай, сколь его мученья люты!
Потом, как говорится меж людьми,
Не подберешь потерянной минуты:
Ступай, покуда болтуны и плуты
Разнюхать не успели, что да как,
И не следят еще твой каждый шаг!
Ветра незримы, только прах летучий
Заметен глазу: так же и любовь
Заминки выдают! Удобный случай
Упустишь - и не раз придется вновь
О нем жалеть; гляди, взыграет кровь -
Ан поздно: тут сболтнут, там пустят слухи...
Ступай, покуда слепы все и глухи!"
Друзья мои! Кто был хоть раз влюблен,
Понять сумеет бедного Троила:
Вот их шаги за дверью слышит он,
Не ведая, спасенье иль могила
Судьбою суждены; впервые с милой
Заговорит он о любви своей...
Великий Боже! Что он скажет ей?
Книга третья.
Пролог.
Пресветлая богиня, в третьей сфере
Царящая! Владычица сердец!
К тебе, Юпитера любезной дщери,
Смиренный обращается певец:
Благословен вовеки твой венец,
Что источает свет животворящий,
В любви отраду смертному дарящий!
На небесах, в пучине ли морской -
Ты властвуешь повсюду во вселенной:
Зверь, птица, рыба, древо, род людской
Твоей покорны воле неизменной,
И сам Всевышний нам любви нетленной
Пример являет ныне, как и встарь,
И чтит закон любовный всяка тварь.
Не ты ль порой в Юпитера вселяла
К земным красавицам слепую страсть?
Владыку-громовержца заставляла
Не ты ль, богиня, чья безмерна власть,
То ликовать, то злой свой жребий клясть,
Безумствовать и, позабыв приличья,
Неслыханные принимать обличья?
Гневливый Марс был усмирен тобой;
Ты отвращаешь души от порока,
И добр и храбр становится любой,
В чьем сердце пламень твой горит высоко;
По прихоти твоей в мгновенье ока
Бог, смертный, царь иль раб – кто б ни был он -
Утешен будет и преображен.
Очаг и трон храня от разрушенья,
Питая всякий дружеский союз,
Ты ведаешь сокрытые движенья
Всех душ, все странности любовных уз:
Зачем у нас порой столь разный вкус,
И этот любит ту, а та - другого,
Кому везет, а кто-то без улова?
Закон твой нерушим, о госпожа,
И горе, кто ему не покорится!
Но я, влюбленным ревностно служа,
А стало быть, о светлая царица,
Служа тебе, - я должен изощриться
И описать хоть небольшую часть
Твоих щедрот, чья несравненна сласть.
Даруй на то уменья мне, богиня,
И грудь наполни радостью живой!
Тебя я также призываю ныне,
О муза Каллиопа! Голос твой
Возвысь со мною купно и воспой
Блаженство, коим юного Троила
Венера за усердье наградила.
Ну, что наш принц? Он вовсе изнемог!
Один в покоях, бледный, исхудалый,
Лежит и про себя твердит урок:
Что скажет он Крессиде? Бедный малый!
"Начну вот так... - он шепчет, - нет, пожалуй,
Начну иначе ... этак, может быть?
Нет, лучше так. О, только б не забыть!"
И вот шаги уж близко: путь недолог,
И громко у царевича в груди
Забилось сердце... Тут, отдернув полог,
Пандар воскликнул: "Друг мой, погляди,
Кого привел я! - Ближе подойди,
Племянница, - и со слезой во взоре
Примолвил: вот она, причина хвори!"
Тут испустил царевич горький вздох
И голосом чуть слышным вопросил их:
"Кто там стоит? Я болен, видит Бог!
В очах темно от этих мук постылых..."
- "Принц, это мы с Пандаром". - "О! не в силах
Я пред тобой, любовь моя, хотя б
Колени преклонить: я слишком слаб".
И встать потщился - но она ладони
Вмиг опустила на плечи ему
И молвила: "Подобных церемоний,
Мой господин, от вас я не приму:
Я благодарна вам как своему
Заступнику (за дерзость не взыщите)
И о дальнейшей вас молю защите".
Смиренную Крессиды слыша речь,
Внезапной радостью объятый снова,
Принц дал бы голову себе отсечь
Скорей, чем вымолвил в ответ хоть слово:
Бедняга краской залился багровой
И все, что вытвердил пред этим он,
Из памяти вдруг вылетело вон!
Крессида тотчас поняла, в чем дело,
Любви к нему чрез то не умалив:
По ней, пусть лучше держится несмело,
Лишь не был бы он дерзок и болтлив.
Вот снова принц, почуяв сил прилив,
Заговорил; мне разговор сей ведом -
Не зря за автором влекусь я следом.
Итак, дрожащим голосом, и сам
Дрожа как лист, краснея и бледнея,
Не веря в страхе собственным устам,
Воззвал он к милой, глаз поднять не смея.
И что ж сказал он ей? Или, вернее,
Что простонал, от робости дрожа?
Три слова лишь: "О сжалься, госпожа!"
Затем, передохнув еще немного,
Он молвил, трепет силясь побороть:
"Я твой навеки! Призываю Бога
В свидетели: душа моя и плоть -
Твои, пока не взял меня Господь.
Нет, я не жалуюсь! Но мудрено ли,
Что стражду я от непрестанной боли?
Когда же, о нежнейшая из жен,
Тебе мое признанье не по нраву, -