Бетагемот

Кларк дернулась в хватке Лабина. Но даже искале­ченная, его рука держала твердо: сомкнулась на плече гранитными клещами, маслянистыми от коагулянта. Она могла лишь вертеться в его хватке, но не вырваться.

— Правда, есть и другие варианты, — продолжал пра­вонарушитель. — Коттеджики, виллы на крайний слу­чай. Я мог бы выбрать один из них. — Он поднял руку к показателям телеметрии. — Для вас это значит много больше, чем для меня.

«Он же все спланировал много лет назад, — поняла Кларк. — Даже когда мы думали, что он нам помогает. А потом мы забились в темную нору, как крольчата, и по­степенно исчезала связь, пропадали контакты, и все это был он. Ахилл отрезал нас и дезинфицировал станцию от нежелательных жильцов, когда удача иссякла, и ему понадобилось укрытие».

— Какая же ты мразь, — прошептала она, собираясь с силами.

Дежарден на нее не смотрел.

— Так когда же прибудет кавалерия, Кен? Как ты их вызвал? Много ли они знают?

— Я скажу, — сказал Лабин, — и ты откажешься от атаки.

— Нет, Кен, это ты откажешься от атаки. Исполь­зуешь свой хитрый пароль, чтобы отключить автопилот субмарины или убедить Хельсинки, что они ошиблись, — словом, все, что понадобится.

— А ты все равно взорвешь «Атлантиду».

— Зачем? Я же говорю, есть другие варианты. Зачем тратить впустую идеальных заложников? Живыми они стоят гораздо больше.

— Пока.

— Кроме «пока» у нас ничего нет, дружок.

Взгляд Кларк метался от человека, который хотел ее убить, к человеку, который рисковал жизнью, чтобы ему помешать.

«За каждый час, проведенный тобой в этой цитадели, ты убивал столько народа, сколько не жило на „Атлан­тиде" даже в лучшие времена, — подумала она. — И я убью еще больше, если оставлю тебя здесь».

А Кен готовился заключить сделку.

Она видела это в его осанке, в изуродованном сле­пом лице, которое было с ней рядом вот уже столько лет. Он не был загадочным или непроницаемым. Не для нее. Даже теперь.

— Я тебя знаю, Кен, — говорил Дежарден. — Мы давно знакомы — ты и я. Мы — братья по духу. Мы устанавливаем собственные правила и, видит бог, мы их соблюдаем. Люди не важны. Целые популяции тоже. Важ­ны правила, верно, Кен? Важна миссия.

— Если ты не пойдешь на сделку, миссия провалится.

— Кен... — прошептала она.

— Но ты можешь их спасти, — продолжал правона­рушитель. — Ты потому и пришел, да? Отдай все паро­ли и задание выполнено. Ты уходишь, я отзываю атаку и, прежде чем исчезнуть, даже отдам тебе противоядие от того мерзкого штамма Бетагемота, с которым борются твои дружки. Как я понимаю, многим из них основа­тельно досталось.

Кларк вспомнила парящую машину, вещавшую его голосом: «Если убийство десяти спасет сотню, это нор­мально». Она вспомнила Патрицию Роуэн, женщину, искореженную внутри, но для мира всегда холодную и непоколебимую: «Я служила Общему Благу».

— Или, — продолжал Дежарден, — можешь попы­таться меня убрать — и убить всех, кого собирался спа­сти. — Он сцепился с Лабином взглядом. Казалось, у них на двоих одна карманная вселенная, в которой Кларк не существует. — Выбирай. Только быстрее — ваши модификанты, новые «лени», уже везде, и я не знаю, смогу ли удержать контроль над этими цепями.

Кларк подумала, как бы поступила Патриция Роуэн, столкнувшись с таким выбором. Подумала о миллионах погибших, которые остались бы в живых, если бы умер­ла она.

Вспомнила Кена Лабина миллион лет назад: «А разве есть что-то такое, чего ты не сделаешь ради возможности вернуть все назад?»

— Нет, — тихо сказала она.

Дежарден поднял бровь и — наконец — снизошел до нее:

— Я говорил не с тобой. Но, будь я Лени Кларк... — он улыбнулся, — я бы не стал делать вид, будто мне не плевать на весь мир. Бесстыдства не хватило бы.

Она извернулась в руке Лабина и лягнула его изо всех сил. Сапог глубоко вошел в рану на бедре рифтера. Кен отшатнулся и вскрикнул.

А Кларк, освободившись, рванулась вперед.

Она бросилась прямо на Дежардена.

«Он не рискнет, — твердила она себе. — У него только один козырь, он — покойник, если нажмет кнопку, он же понимает, что...»

Глаза Дежардена метнулись влево, пальцы дернулись. И тоненькая ниточка сомнения расцвела ужасом, когда числа на стене стали меняться...

«Ожидание» трансформировалось в совершенно другое слово: снова, снова и снова оно мерцало у нижнего края экрана. Кларк отчаянно старалась не читать от какой-то отчаянной инфантильной надежды — «может, если я не увижу, этого не случится, может, еще есть время», — но все увидела, против воли увидела надпись, данную в че­тырехкратном увеличении, полную остановку, а потом стена потемнела.

«Исполнено».

На следующем шаге она споткнулась.

Что-то загудело в голове. Кости пели от слабого раз­ряда. Ноги подогнулись, руки повисли под собственной тяжестью. Она больно ударилась черепом о пульт и еще раз — об пол. Легкие сплющились, выдохнув весь воз­дух — Лени пыталась задержать дыхание, но челюсть вдруг отвисла, по щеке побежала слюна. Опорожнился мочевой пузырь. Имплантаты в груди щелкали и потрескивали.

— По-моему, тебе должна понравиться такая симмет­рия, — заметил голос откуда-то с края вселенной. — Выс­шая жертва, а? Величайшая жертва — и самая могуще­ственная женщина в мире падает, сворачивается в тугой клубочек. А я... у меня еще осталась пара дел, где надо сказать последнее слово.

Она не чувствовала биения сердца. Из глубин чере­па взметнулась тьма, вихрем пронеслась перед глазами...

— Какой шикарный миф выходит, вот что я скажу, — продолжил далекий, еле слышный голос. — Мы непре­менно должны были сойтись...

Она не понимала, о чем он говорит. Ей было все рав­но. В ее мире не осталось ничего, кроме шума и хаоса, в голове ничего, кроме исполнено, исполнено, исполнено...

«Они даже не знают, что мертвы, — думала она. — Тор­педы еще не добрались до „Атлантиды". У них осталось всего несколько минут, но они проживут дольше меня».

Рука сомкнулась на лодыжке: кто-то потащил Лени по полу.

«Прощай, Джелейн. Прощай, Аврил. Прощай, Дейл, Абра и Ханнук...»

Тяжелое жадное дыхание где-то рядом. Ощущение от какой-то далекой, расширяющейся плоти.

«Прощай, Кевин. Прощай, Грейс. Прости, что мы так и не смогли сработаться...»

Пульс. У нее есть пульс.

«Прощай, Джерри. Прощай, Пат, — еще раз прощай...»

Голоса. Где-то загорается свет. Везде.

«Прощай, Аликс. О, господи, как мне жаль, Аликс».

— Прощай, мир.

Но этот голос уже не в голове, а в реальном мире.

Кларк открыла глаза.

— Ты знаешь, я не шучу, — говорил Дежарден.

Лабин умудрился остаться на ногах, склонившись в

левую сторону. Он стоял у самого края светового пятна, а Дежарден — внутри. Они сошлись по разные стороны пульта, доходившего им до пояса.

Кен, наверное, выдернул ее из нейроиндукционного поля. Снова спас ей жизнь. Недурно для слепого психопа­та. Теперь он обратил невидящие глаза к врагу, протянул руку — возможно, нащупывал край поля.

— Целеустремленная сучка. Отдаю ей должное, — ска­зал Дежарден. — Готова пожертвовать горсткой знакомых ради целой планеты незнакомцев. Я думал, она слишком гуманна для такого рационального подхода. — Он покачал головой. — Но все это теряет смысл, если мир все равно взорвется, так? То есть все эти беглецы на хребте сейчас умрут — прошу прощения, уже умерли — и за что? В их гибели смысл появится только в одном случае — если вы развернетесь и уберетесь восвояси.

«Их больше нет, — подумала Кларк, — я всех убила...»

— Кен, ты же знаешь, сколько здесь болтается боевых спутников. И знаешь, что в некоторые я сумел пробиться. А сколько еще хранилищ химического и биологического оружия, его клепали сотню лет. Все проводки от них тя­нутся прямо к моему левому желудочку, дружище. Лени лучше помолиться духу этой тупой энтропии, что она меня не убила, не то с небес бы уже пролились огонь и сера.