Страница 31 из 43
Она была молодая – возможно, только что из школы медсестер. Глаза под красивой прической смотрели напряженно. При взгляде на женщину у Харуюки невольно вырвалось:
– Как… она?
– Доктор и ассистенты делают все возможное, – голос медсестры звучал немного хрипло и сдавленно. – Но… слишком много повреждений внутренних органов. Мы ввели ремонтные микромашины, и ухудшение ее состояния замедлилось. И… вот, насчет ее семьи… мы хотели бы с ними связаться, но в ее нейролинкере не указан адрес для экстренной связи.
– Э…
Сев напротив Харуюки, не знающего, что сказать, медсестра подалась к нему и продолжила:
– Я подумала, что ты можешь знать ее домашний номер. Ты… ее… ?..
В конце ее фразы была вопросительная нотка, но Харуюки ничего не ответил.
Что я для нее? Пешка. Подручный. Эти слова я не хочу больше использовать. Но говорить о нас как о друзьях или как о семпае и кохае я тоже не хочу.
Так и не решившись что-либо ответить, Харуюки услышал следующие слова медсестры, произнесенные после секундного колебания, и машинально поднял глаза.
– …Ее парень, да?
– Ээ… п-почему вы так решили?
Сколько ни гляди на Черноснежку, чья красота чудесным образом не пострадала, и на внешность Харуюки – ну просто неоткуда сделать такой вывод.
Харуюки машинально съежился, и тут медсестра протянула ему маленькую книжечку.
Синяя искусственная кожа переплета, на ней металлическая эмблема – это была ученическая книжка средней школы Умесато.
– Я нашла ее, когда искала номер телефона и другую личную информацию. Прости.
Лишь чуть-чуть улыбнувшись напряженными губами, медсестра открыла ученическую книжку на последней странице.
Слева был прозрачный кармашек, в нем школьное удостоверение с фотографией Черноснежки.
А справа было знакомое круглое лицо.
Взяв книжку трясущимися руками, Харуюки уставился на собственную фотографию, на собственное идиотское выражение лица. Ну да, точно – это скриншот поля зрения, который Черноснежка сделала в рекреации, когда впервые «призналась» ему.
Капля влаги упала на фотографию.
Харуюки и не заметил, что уже некоторое время по его щекам текут слезы.
– Семпай… Черноснежка-семпай.
Его голос задрожал. И тут же Харуюки разревелся, как ребенок.
– Уу… аа… уааааааа!!!
Прижав книжечку к груди и перегнувшись вперед, он плакал навзрыд.
Слезы лились сплошным потоком, они стекали по щекам и падали на пол. Ощущая резкую боль в груди, словно кто-то выдалбливал его внутренности, Харуюки впервые понял свои истинные чувства.
Операция шла без малого пять часов.
Когда индикатор в углу поля зрения сменился с «вечера» на «ночь», Харуюки просто послал текстовый мэйл «Мой друг попал в аварию, вернусь очень поздно или вообще не вернусь сегодня» и вновь устроился на своей скамье.
С родственниками Черноснежки, похоже, связались через школу, но, как ни странно, вместо них пришел лишь семейный адвокат – один.
Человек средних лет со здоровенным нейролинкером, сам смахивающий на машину, он с деловым видом выполнил все формальные процедуры и минут через пятнадцать ушел, не удостоив Харуюки даже взглядом.
Спустя долгое, долгое время красная надпись наконец погасла. На часах было около десяти вечера.
Молодой доктор, вышедший из операционной с усталым видом, вроде как удивился немного, увидев, что Харуюки тут один, но все же вежливым тоном объяснил состояние пациентки.
Кровотечение удалось остановить, но внутренние органы сильно повреждены; неудивительно, если она впадет в коматозное состояние.
Многочисленные синтетические белковые микромашины трудятся над регенерацией и восстановлением тканей, но в конечном итоге все будет зависеть от сил самой пациентки.
– …Если коротко – должен сказать, что ее состояние очень тяжелое. Все решат следующие двенадцать часов… пожалуйста, приготовься.
Закончив эту фразу с серьезным выражением лица, врач вместе с ассистентами удалился по коридору.
Осталась лишь медсестра – та же, что раньше.
Кинув короткий взгляд на ученическую книжечку, которую Харуюки по-прежнему крепко сжимал в руках, медсестра ласково сказала:
– Тебе тоже надо… вернуться домой и отдохнуть. Похоже, завтра придет кто-то из ее семьи.
– Завтра… будет уже поздно, – упрямо ответил Харуюки, ясно давая понять, что не сдвинется отсюда ни на шаг. – Доктор сказал, что следующие двенадцать часов будут самыми тяжелыми. Семпай старается изо всех сил, но, если сейчас рядом с ней совсем никого не будет, это будет слишком… жестоко.
– …Ясно… это верно. Ты уже связался со своей семьей?
– Да… Мама все равно вернется домой не раньше часа ночи.
– Понятно. Тогда я принесу одеяло, погоди немного.
Она быстро удалилась по коридору в служебное помещение медсестер и тут же вернулась. Протянув Харуюки тонкое одеяло, она уверенно кивнула.
– Не беспокойся. С этой девушкой все будет хорошо. Она такая красивая… и у нее такой замечательный парень. Все самое веселое еще впереди.
Да уж – «еще впереди» куда больше всего, чем она думает. Одолеть Сиан Пайла, победить легионы других королей и отправиться туда, куда стремится Черноснежка. И, конечно, я отправлюсь туда вместе с ней.
Эта мысль вспыхнула у Харуюки в голове, и он сказал:
– Спа… спасибо огромное. Эмм… когда я смогу пройти к семпаю?
– Сейчас это невозможно, поскольку комната управления микромашинами герметична. Но ты можешь увидеть ее через больничную сеть. Вообще-то это запрещено, но для тебя – особая привилегия.
Медсестра улыбнулась и поводила пальцем в воздухе. Кликнула – и перед Харуюки появилось сообщение об открытии доступа.
В первое мгновение он немного удивился, что медсестра смогла подключиться к его нейролинкеру, хотя они оба были отрезаны от Глобальной сети; но тут же понял, что они оба в локальной сети больницы.
Он кликнул на иконку, и открылось окно с видео. Картинка была тусклой и замыленной, но, вглядевшись изо всех сил, Харуюки увидел кровать какой-то странной формы.
Это было нечто вроде капсулы с прозрачной верхней половиной. Капсулу заполняла полупрозрачная жидкость, в которой плавало белое тело – Харуюки видел его от плеч и выше.
На трубки, идущие к рукам и рту, было больно смотреть; глаза оставались закрытыми, ресницы даже не вздрагивали.
– Семпай…
Прямо сейчас внутри хрупкого тела Черноснежки множество микромашин в союзе с ее собственной волей к жизни сражались с колоссальными повреждениями. Харуюки ничего не мог сделать, чтобы помочь ей в этой битве. Абсолютно ничего – разве что молиться.
– Не волнуйся. Она непременно выкарабкается, – снова повторила медсестра и, мягко похлопав Харуюки по спине, встала. – Мы постоянно следим за ее состоянием и, если что-нибудь случится, сразу же придем. Ты тоже должен немного отдохнуть.
– Да. А… эмм, большое вам спасибо.
Харуюки поблагодарил медсестру, уже двинувшуюся прочь, и опустил глаза –
Кинув взгляд на окно с видео в правой половине поля зрения, он вдруг почувствовал, что что-то там не в порядке. Его интуиция, отполированная колоссальным опытом виртуальных игр, шептала ему, что что-то он должен здесь видеть, о чем-то должен думать.
Что – что я сейчас увидел?
Тело Черноснежки на уровне плеч и выше было обнажено. Однако кое-что на ней все же было.
Она плавала в полупрозрачной жидкости, поэтому четко разглядеть Харуюки не мог, но – вон та черная штуковина сзади шеи, несомненно, была нейролинкером. И к нему был подсоединен тонкий кабель. Он шел вдоль кровати рядом с кислородной трубкой и другим концом был подключен к большому аппарату, стоящему рядом.
– П-пожалуйста, подождите.
Медсестра тут же остановилась и, склонив голову набок, вопросительно посмотрела на него.
– Что такое?
– Нет, эмм… нейролинкер Черно-… эээ, то есть семпая, он еще подключен, да?
– Да. Ведь мы следим за ее мозговой активностью.