Страница 6 из 10
После паузы от противоположной линии домов послышалось такое же, усиленное рупором:
— Вася, а ты покажись, раз наш. Не верим мы как-то фрицам.
— О! Другой разговор!
Вася споро влез на балкон и радостно помахал руками сверху всему городу Сталинграду. Пуля снайпера, носящего по иронии судьбы то же имя, расплескала его мозги по стене, а красный пиджак, зацепившись за арматурину, порвался надвое по шву, и тело Василия из Бирюлева сползло на груды щебня.
…
После долгой подготовки, вызванной в том числе и перерывами в снабжении и финансировании — все-таки траур был в Германии, а потом неудачные годы в войне — приступили к очередному эксперименту.
На этот раз разговор был с генералом четким и простым: плевать, удастся ли перекинуть кого-то к Сталину. Пусть хоть тысячу кидает через платформу — ресурсы будут на один день. Целый день вся Германия будет работать на профессора и его установку. Но пусть среди попаданцев будет хоть один вменяемый человек, который сможет разъяснить этим сумасшедшим русским всю пагубность их политики.
— Тысячу — это вряд ли, — прикинул что-то на логарифмической линейке профессор. — А вот человек десять…
— Гони десять. Но дай результат!
Результат был дан. Из десяти пришельцев из будущего ближе всех по времени оказался назвавшийся либералом и антикоммунистом русский с бородой и в очках.
— Как его?
— Сергей, говорит.
— Еще что говорит?
— Вот запись.
Конспект был написан второпях, но чувствовалась опытная рука. Все было разложено четко и ясно. В пяти листках рукописи красноармейцам сообщали, что их война никому не нужна, что после войны Германия будет жить лучше, чем Россия, что коммунисты продадут страну, разворуют ее недра и разбегутся, растащив все по норкам, что любой, поддерживающий антинародный режим Сталина, является либо полным идиотом, либо предателем, потому что Сталин убил больше, чем все враги России вместе взятые. Красноармейцам предлагалось подумать: чего они боятся? Кто сильнее их самих? Один комиссар на роту? На сто или даже триста мужиков с винтовками? И никакой чекист-особист с пулеметом не сможет заставить дивизию наступать. Пуля — она везде летает…
— Это хорошо, — подчеркнул генерал.
Еще говорилось, что…
Но тут погас свет. Во всем городе. И раздался мерный гул с неба. Огромная воздушная армада англичан и американцев шла почему-то не на Берлин, не на промышленные центры, а на жилые районы Дрездена. Заныли, засвистели бомбы. Взрыв на взрыве, воронка на воронке. Целый район старого города целенаправленно превращался в груду щебня, почти не отличающуюся от Сталинградской. И еще волна, и еще волна. Не выдержали перекрытия, рухнуло бомбоубежище, скрывая в себе профессора и генерала. Начавшиеся пожары уничтожили все записи и всю технику. Погибли охранники и погибли ученые. Погибли в полном составе все те, кто готовился к переходу и все те, кто уже прибыл из будущего…
"Откуда они узнали?" — была последняя мысль Цайтваген.
Откуда, откуда… Теория была совершенно верна. Только не подумал профессор о неразрывной связи пространства и времени. Он понял, как будет действовать переход во времени — бесконечной цепочкой, из будущего, на то же время, на которое его человек перелетит в прошлое. Полное замещение. Но если из будущего в Дрезден прибывают русские. Если они из Москвы или Курска, куда попадали его боевики в прошлое?
Вот и узнали союзники рано или поздно об экспериментах на промышленной окраине старого германского города.
Супероружие
— …Все у нас сегодня наперекосяк из-за этого грузина!
— Да-а, сейчас-то на Сталина чего только не понавешали. Всех собак — на Сталина. Сказал бы ты это в раньшие-то времена!
— Причем здесь Сталин? О Берии! О Лаврентий Палыче, так его и переразэтак!
Пиво с мужиками за столиком во дворе под раскинувшим толстые ветви старым тополем. В жаркую погоду. После работы, которая отняла, казалось, последние силы в конце недели. Ну, и разговоры, как положено. Пить пиво и молчать — это можно и просто из-под крана хлебать водицу. А если не молчать, то о чем говорят мужики жарким летним вечером, сидя вокруг запотевшей трехлитровой банки с пивом? Вот женщины выдумывают себе разное, что, мол, меряются мужики там всем подряд или девок своих обсуждают, и потому всегда они стремятся подслушать хоть краем уха мужские разговоры. А мужики, может, вовсе о литературе рассуждают. Или еще о политике. Ну, и об истории, конечно. Потому что как же без истории, если вся наша политика и вся наша жизнь — оттуда?
А если об истории начинают, так обязательно и обстоятельно пройдутся по всем фактам с древних времен, поговорят о варягах и о крещении, поругают слегка Калиту за Тверь и насчет татаро-монголов поспорят… А потом непременно упрутся в ту историю, что была совсем недавно — ста лет не прошло. И конечно, каждый принесет по трехлитровой банке янтарного напитка, играющего на солнце солнечным же цветом, из соседнего ларька с громкой надписью "Живое пиво из кегов".
— Не, ну, по Берии сейчас разное говорят… Это в детстве, помню, песенки разные и страшилки. В самом раннем детстве. И в кино всегда он такой страшный был. Змея в пенсне.
— Какие разговоры? О чем ты? Я лично занимался вопросом, я — лично! Только без лишнего базара, мужики. А то мало ли что… Ну, вы же понимаете?
Пиво на улице пьют из пластиковых больших стаканов, не из кружек фирменных. Если бы кружки поллитровые — то после четвертой начинается замедление процесса потребления и вставания постоянные. А стаканы эти полными не налить — гнутся и мнутся, как в том анекдоте. Вот и подливают раз за разом без счету. Первая банка давно уже обсыхает, отставленная на песочек под дерево. Разговор только разгорается.
Кузьмич в этом дворе, наверное, из самых старых. Никто сейчас и не вспомнит, когда он сюда приехал. Но приехал — это точно. Он и сам говорит всегда, что владимирский. И родня у него там где-то была раньше. Пиво он не сегодня покупал, но зато вынес самодельных черных чесночных сухариков с солью и кулек семечек на заедки.
— Ты в КГБ, что ли, работал, Кузьмич? Это по нашим временам не в плюс тебе, далеко не в плюс…
— Дураки вы все малограмотные. И кроме КГБ были у нас органы. И до КГБ, кстати, тоже. И мы там делом занимались, а не туфтой разной.
— Ты дураками-то полегче кидайся. А то не посмотрим на возраст…
— Тю, Лёша, не трогай дедушку! Пусть расскажет лучше, что он тут нам про Лаврентий Палыча втыкал. Интересно же!
— Давай, давай, дед, про Лаврентия. Рассказывай, что начал.
— Разрешите, товарищ полковник? Прибыл я.
— Ну-ну. Прибыл он…
Поле армии он долго привыкал к отсутствию погон и запрету тянуться и прищелкивать каблуками. Начальство, учили, надо знать в лицо. А не по звездам на погонах. А отсюда: кого ты не знаешь лично, тот тебе не начальник. Свой же начальник требует не чинопочитания, а работы.
Алексей закончил войну майором. Служба была разная. Начинал он в батальонной разведке, быстро вырос до дивизионной. А там уже его начальник штаба армии перетащил к себе, усмотрев главный козырь молодого орденоносца не в кулаках и не в бесшумной походке, а в голове.
— Аналитик ты от бога, Лёша. Нам как раз такие нужны. И не спорь, потому что это приказ.
Вот на этом и остановился его карьерный рост. Операторы сидят в штабе. А штаб сидит в тылу. Под конец войны случаев таких, чтобы с автоматами отбиваться от гитлеровцев, практически не стало. Хотя, оружие по-прежнему чистили, смазывали, снова чистили, и иногда постреливали в роще в установленные ростовые фигуры — чтобы навык не потерять.
А когда война закончилась долгожданной победой, а потом вслед за своими союзниками и японцы запросили пардону, началось сокращение. Ну, это же понятно было с самого начала. Ладно, пусть не всем понятно, но Алексей давно все рассчитал в голове и уже ждал приказа об увольнении в запас в связи с окончанием боевых действий. Однако пришел совсем другой приказ, и его служба продолжилась практически по военной специальности — разведчик, аналитик. Только теперь в Москве, в столице нашей Родины. И комнату в коммуналке выделили практически сразу. Тогда в Москве много было жилья свободного. Многие въехали в него как раз в те годы.